Глава 20. Паутина

Глава 20. Паутина.

После слов доктора у Мориса от сердца отлегло. Матео поправится, не очень быстро, но поправится, хоть и досталось ему сильно.  Чтобы не вызывать лицемерного сочувствия и избавить и Матео, а главное, самого себя, от общества трусливого градоначальника, Альсандер спешно купил неподалёку от порта небольшой, но добротный дом, и сразу же велел перевезти в него майора Тотли, где над ним хлопотал нанятый за баснословные деньги доктор, которому была обещана ещё большая сумма в случае, если его пациент пойдёт на поправку быстро. Доктор был молодым, старательным и отнёсся к настоятельной просьбе полковника Альсандера очень внимательно. Такой же старательной оказалась и прислуга, которую тоже быстро и спешно наняли в дом. Впрочем, после случившегося в Альсе, полковник Альсандеру готовы были прислуживать чуть не все подряд жители Альса, особенно обитатели Песчаной слободы, жительниц и детей которой Альсандер так стремительно вызволил из западни. Они же перенесли его в дом Ванды, когда уставший и вымотанный ночной схваткой, Альсандер свалился без сил.  Там в доме он и открыл глаза утром, расслышав, как на улице отчаянно ругается Ванда, не пуская в дом его офицеров.
- Понабежали, вояки, - скрипела старуха, где-то совсем под окном, - сейчас-то конечно и ружья у вас, и пушки, и корабли. А где вы были, когда майор наших баб беременных на себя поменял, а энтот вообще с голыми руками в одиночку сунулся к иродам этим распроклятым. Не пущу, сказала, спит ваш полковник, спит без просыпу, почитай, уже скоро сутки. Явились.
Альсандер кряхтя поднялся с жесткой широкой кровати, на которой обычно спала сама хозяйка, это он помнил. На гвозде висел его мундир, вычищенный и аккуратно зашитый там, где изорвал он его о камни, рядом с тёмной покосившейся лавкой стояли сапоги. Он не помнил, как очутился в этом захудалом домишке, как на камне сидел- помнил, а как его сюда перетащили, да ещё и раздели, прежде чем в постель уложить, нет. Несильно болела голова, но уже не долбил в ней тяжёлый молот, саднило скулу и разбитые губы, конечно, болели рёбра, принявшие прошлой ночью на себя большую долю ударов и пинков. Но в целом всё было неплохо, кости целы, и Морис появился на пороге убогого домишки с таким же ворчанием:
- Ну, чего орать, вот он я, спать сильно захотел, вот и прилёг у хороших людей. Что вы без меня не разберётесь, кто, куда и как?
Все, кто стоял в крошечном дворе перевели на него свои взгляды и сначала замолчали в изумлении, первым начал хохотать Алан Лейтон, за ним заулыбался Флик Нортон, а уж потом и Равияр с Ростоком.
- Какая привычная картина, ты, Морис, опять с побитой мордой, где-то я уже это видел, - Лейтон всплеснул руками, - ненадолго же тебе хватило графского величия.
- Ненадолго, - согласился, пожимая офицерам руки, Альсандер, чувствуя облегчение от появления друзей, - так получилось.
Они снова засмеялись, всем хорошо была известна отговорка Мориса Альсандера, им тоже полегчало, когда они увидели полковника относительно целым. Уже потом стали серьёзными.
- Почему не дождался нас? - строго спросил капитан Лейтон, - сунулся опять в самое… Буйная голова, как выражается твой Отто.
- Я и собирался, - оправдывается Альсандер, - а как устроили мы с Медведем вылазку, так и стало понятно, что нельзя медлить. Там же дети голодные, считай, уже несколько суток сидели, зимой, в холоде. А уж, что с Тотли сделали, так вообще уму не постижимо. Он где?
Из этого быстрого разговора выяснилось, что Тотли поместили пока в доме у градоначальника, а раненых солдат в гарнизонном госпитале, вернее в том, что осталось от него после налёта. Медведь с утра уехал верхом в Холодный овраг, чтобы определиться до конца с бандитами, которых там перебили, а кого не перебили, тех заперли в городской тюрьме, охрану поставили из своих, солонских. Вообще, весь город взят под усиленное патрулирование, этим уже озаботился Генрих Росток, а корабли эскадры прибыли ещё вчера вечером.
- А ты всё спишь, - укоризненно произнёс Лейтон, - ты сюда спать что ль прибыл, полковник. Пойдём, дел много.
Это он сказал, конечно, шутя, потому что сам видел наспех, неумело замотанную разбитую голову Альсандера, синяки и ссадины на лице и вернувшуюся хромоту.

Пока они это обговаривали, немного в стороне стояла стройная темноволосая молодая женщина и несмело улыбалась этим самым господам офицерам, которые что-то обсуждали, спокойно и деловито. Офицер, которого вчера поутру совершенно обессилевшего принесли в их домик рыбаки, оказался самым главных, хоть и не самым высоким. А ещё она вдруг услышала, как моряк с золотыми эполетами окликнул его по имени, от услышанного она вдруг подалась вперёд, глаза её распахнулись от любопытства, а яркие полные губы приоткрылись в безмолвном вопросе, который вдруг выплыл в голове.  И уже уходили господа офицеры, так вовремя появившиеся, чтобы спасти несчастный Альс от банды злодеев, как решилась она наконец, и пробежав несколько шагов, чтобы остановить того самого, с завязанной головой, осторожно тронула его за рукав мундира:
- Господин офицер!
Он смотрел на неё с лёгкой полуулыбкой, слегка наклонив голову, и нисколько не сердился.
- Чего тебе?
Она, заливаясь румянцем, не находя применения собственным рукам, опустила от волнения голову и, запинаясь, проговорила, прекрасно понимая, что это скорее всего невозможно:
- Господин морской офицер сказал вам, «Морис», это ваше имя?
Он оглядывал её, ничего не изменилось с прошлого года, когда встретил он выросшую Софийку, разве что одежда на ней в этот раз не выглядела такой убогой. Была она бледной и взволнованной, но это от пережитых страхов и несчастья, как и все обитательницы Песчаной слободки, Софийка провела несколько суток на дне Холодного оврага.
- Да, - ответил ей офицер, - это моё имя, меня зовут Альсандер, Морис Альсандер.
- Альсандер? - она остановилась и чуть не расплакалась от огорчения, обманувшись в своих ожиданиях, скорее всего произошла ошибка, не может полковник Альсандер, о котором ходит так много всяких разговоров, оказаться тем самым человеком, который когда-то в далёком детстве рассказывал ей волшебные сказки. Не может этот жестокий человек носить в себе мир, который однажды распахнул ей в волшебных легендах, в который она частенько убегала мыслями, чтобы избавить себя от окружающей убогости и бедности. Определённо, это не он, только почему же он смотрит на неё такими же синими глазами и продолжает улыбаться, его офицеры, оглядываясь, уходят, а он стоит.
- Это я, Софийка, - выдохнул он тихонько только ей, - это я. Тот самый Морис, которого ты однажды нашла на пустынном берегу. Видишь, я вернулся, только… много лет прошло. Я думал, что ты меня давно позабыла…
Её глаза заблестели от слёз, а губы вовсе задрожали, и теперь она снова стала похожа на грустную, огорчённую нескладную девочку, которой была когда-то. Она никак не ожидала, что этот старший офицер с полковничьими эполетами на мундире вдруг притянет её к себе и обнимет порывисто:
- Не плачь, - улыбается Альсандер, - не плачь, слёзы-бесполезное дело. Я рад, что ты не пострадала в этой переделке. Не плач, я ещё долго в городе пробуду, пока во всём разберусь. Я ещё приду сюда. Не реви, сказал.
Она вытирает глаза и счастливо улыбается ему, в этот момент кажется Софийке, что и она, наконец, попала в сказку, жалко только, что совсем она большая уже. А полковник быстро догоняет своих офицеров, заметно припадая на ногу.
- Ты смотри какой, - продолжает шутить Лейтон, заметив эту сцену, он сегодня явно в ударе, - ты со всеми бабами обниматься в Альсе теперь станешь или только с молодками? А как же Николь?
Компания взрывается хохотом, шутки Лейтона продолжает Росток, ещё одну остроту вворачивает Нортон, а Максимилиан Равияр опять надувает губы, он обижается за сестру.
- Дураки, - бормочет, краснея Альсандер, - эта девчонка давным-давно мне жизнь спасла. Это она нашла меня подыхающим от голода на берегу, когда я с каторги выдрался, а её ворчливая бабка отпоила меня козьим молоком и ещё какими-то отварами травяными. Я даже жрать не мог, только блевал, такой был шибздик-доходяга. А вам всё смех.
И все сразу замолчали, потому что никогда Альсандер никаких подробностей не открывал никому из них, разве что Ростоку. Говорил, смеясь, что сбежал с каторги, но похоже, что это совсем было не смешно.

Не смешно теперь в Альсе многим. Полковник Альсандер навёл здесь свои порядки. Реттуше воинственно пытался восстановить свои обязанности и права, но Альсандер на очередную тираду о самоуправстве, посмотрел на него, нет не на него, сквозь него, и скрипнув зубами, посоветовал поберечь нервы, потому что при знакомстве с Тайным ведомством они Адаму Реттуше пригодятся. Полковник не только не остался в его доме, но даже перевёз своего раненого офицера во вновь купленный, выставил вокруг него охрану, превратив в командный пункт, куда стекалась вся информация и откуда уходили приказы. Слабая попытка восстановить с решительным графом Альсандером добрые отношения закончилась для Реттуше тем, что Альсандер смерил его презрительным взглядом и процедил сквозь зубы:
- Прочь с дороги, слякоть.
 Графу Альсандеру - фавориту его королевского величества не было никакого дела до душевных терзаний господина Реттуше. Надо ли говорить, что в доме Реттуше поселилось стойкое предчувствие надвигающейся беды. Супруга и младшая дочь заперлись в своих покоях и плакали, Реттуше потерял аппетит и сон, он мог только из окна видеть кое-какие передвижения военных по небольшому городку.
Но Реттуше был хотя бы в своём доме, а вот майору Браксу повезло значительно меньше. Хотя, никаких видимых претензий к нему возникнуть не должно было.  Гедеон Бракс прекрасно знал своё дело и понимал, как вывернется из создавшейся ситуации, и все свои действия просчитал наперёд. Он никогда не был дураком, а теперь уже не был и нищим, впрочем, он давно не был нищим, заставив служить себе всю жесточайшую карательную машину Тайного ведомства. Это в столице думают, что он служит закону и охраняет каторжан, а на самом деле это его рабы, их рабский труд – основа его благоденствия.  Ну и что, что не течёт в его жилах голубая кровь, зато он очень богат, никто только об этом не догадывается. Потому что в его тюрьме всё очень пристойно: каторжан сносно кормят, строго наказывают за непослушание, к концу срока выпускают, у него есть лазарет на пять коек и даже священник, он же доктор. Он следит, чтобы заблудшие души много работали и молились, потому что, чем больше вкалывают его рабы, тем богаче он становится. Это знает только Гедеон Бракс, а больше никто.
Неожиданная встреча с давним сослуживцем случилась ещё по осени. Его бывший коллега попросил Бракса о некоей услуге, за которую обещал сказочное вознаграждение. Делать-то ничего особо не нужно было, просто спровоцировать в его образцовой тюрьме бунт, позволить побег некоторой части заключённых, твёрдой рукой подавить возникший мятеж и наблюдать, как беглецы перебьют часть солдат, а солдаты перебьют беглецов. Большего Гедеон Бракс делать и знать не должен был. Он всё исполнил чётко, как и всегда. Что за беда, если убьют пару десятков мерзких людишек, новых пришлют. Деньги ему уже перевели на его отдельный счёт в Королевский, ни много ни мало, банк. Преисполненный сознания честно выполненного долга, начальник каторжной тюрьмы прибыл в город уже тогда, когда стало известно, что с каторжным отребьем решительно покончили в Холодном овраге. Подробностей он не знал, и даже не желал знать, все те инструкции, которые ему выдал давнишний сослуживец он выполнил в точности. Но неприятным сюрпризом вдруг стало известие, что полковник Альсандер, безжалостность которого к врагам вошла уже в поговорку, прибывший из Солона со своими батальонами, умудрился не всех беглецов расстрелять, что было совершенно удивительно, принимая во внимание кровожадность этого вояки, а часть из них помещена в городскую тюрьму. Это был первый неприятный момент, но не единственный.  Самого полковника майор Бракс не любил, он не выносил холодного взгляда синих глаз графа, которому теперь так много позволено в Морее. Полковник Альсандер не скрывал своего презрения к майору тюремного ведомства, они встречались несколько раз, и несмотря на всё добродушие и старания Бракса, Альсандер продолжал его почти ненавидеть. И вот теперь этот неприятный полковник береговой гвардии по-хозяйски распоряжается в Альсе.
Гедеон Бракс по возвращении, конечно, указал Адаму Реттуше, что в этом городе именно Реттуше градоначальник, а Альсандер просто командир гарнизона Солона, и это тянет на самоуправство, следует отослать в нужное ведомство доклад. Но Реттуше затравлен сглотнул и поведал Браксу о том, что бежавшие из тюрьмы каторжане не просто бежали, а разрушили береговые батареи, растерзали город, захватили заложников и потребовали выдачи и обмена на заложников самого полковника.  И это никоим образом скрыть не удастся, потому что, во-первых, полковник уцелел, хоть и потрепали его слегка, во-вторых этот проклятый Альсандер захватил некоторых беглецов живьём, и не стоит сомневаться, он их заставит говорить, достаточно посмотреть в его жестокие глаза, судя по всему у проклятого Альсандера хватит аргументов. А ещё, он страшно зол из-за разрушенных каторжным отребьем береговых батарей и разваленных домов в Песчаной слободке. После всего сказанного Адамом Реттуше, которому судя по произошедшему, следовало готовиться как минимум к ссылке, а как максимум к тюремному заключению, Гедеон Бракс взволновался не на шутку. Нет, конечно, его дела с Бруно не могли никоим образом выплыть, но оставшиеся в живых каторжники могли бросить тень на его безупречную репутацию верного королю служаки. А что может скрываться в этой тени, одному дьяволу ведомо.
Проделками дьявола можно было объяснить то, что уже спустя три часа после возвращения в город из Белой ямы, майор Бракс оказался арестован и доставлен в городскую тюрьму под конвоем солдат береговой гвардии, прибывших из Солона. Там его немного успокоил начальник тюрьмы, пообещав быстрое освобождение из-под стражи, потому что майор проявил невероятное мужество, рискуя жизнью при усмирении безжалостного бунта, конечно, это известно всем, и доклад в тюремное ведомство уже отправлен. Майора Бракса должны повысить, а не арестовывать. 
- Не переживай, Гедеон, - тюремщик всегда тюремщика поймёт, - Альсандер позлобствует и уберётся к себе. Так было уже однажды, когда бунтовали людишки в самом начале строительства батарей, ты вспомни. Он бесится из-за своего майора, которого измолотили до полусмерти каторжники. Да батареи ему взрывами разворотили, все дни торчит у Стены в Песчаной слободе. Но выпустить я тебя не могу пока, он большой властью обладает в Южной Морее, сунул мне под нос королевский перстень. Что я мог? Сам же знаешь, обладателю такого перстня подчинение как самому королю.

В Песчаной слободке кипела работа. Солдаты береговой гвардии, переброшенные сюда, свободные от охраны городских улочек и остатки инженерного батальона по приказу полковника Альсандера разбирают развалы домишек и сараюшек, наводят относительный порядок на береговых батареях, переставляют большие орудия, выбраковывают повреждённые. Ими командуют капитан Гаккель и лейтенант Равияр, часто здесь бывает сам полковник. При его появлении все солдаты начинают метаться как угорелые, лишь ненадолго в середине дня устраивая себе короткую передышку.
- Боятся тебя, - злорадно замечает Ванда, и улыбается, сидя за столом в своей развалюхе-хибаре.
- Боятся, - вздыхает Альсандер, - проклинают, наверное, но слушают.
Он зашёл к Ванде и Софийке через несколько дней, как и обещал, а теперь с видимым удовольствием пил из большой глиняной кружки козье молоко, находя его необычайно вкусным. А когда оторвался от посудины, то Софийка даже засмеялась, таким забавным был грозный полковник со смешными молочными усами, и не страшным ничуть.
- Приходил в прошлом годе от тебя человек, вроде, денег принёс, - проскрипела Ванда, - да только сдаётся мне, что это ты сам и был, перелицевался только. Уж больно похожий был.
- А я не знал, помнишь ты меня или нет, вот и завернул, чтобы проверить.
- Такого забудешь, - ворчит Ванда, но видно, что приятно ей, - думали мы, что ты сгинул, а ты вона какой сделался. Солдатики- то мечутся при твоём появлении.
Морис кивает и в очередной раз обводит взглядом убогую лачугу, покосившиеся оконца, трещины в стенах, провалы в полу. Износилась хибара, даже печурка покосилась, один бок выпирает, того и гляди развалится.
- Что ж ты старая не перебралась в дом получше? - удивляется он, - в прошлом году у тебя и деньги были.
- А девке я приданое как собирать буду? - взвивается Ванда, - Софийка у мени девка видная, работящая. Как посватают, так я на них ей приданое справлю, а сама уж тут век свой доживу, мне хватит, скоро подыхать, всё одно.
- Бабушка, - Софийка вспыхивает и прячет от Мориса взгляд, - ну, ты бы хоть постеснялась.
- А чего его стесняться-то, это сейчас он вон при каком мундире, эполетник, как ни крути, даже граф, болтали бабы в торговых рядах. А я его вовсе голого видала, голого и черного от голода да мучений. Это он сейчас весь из себя, поди и не вспомнит, как тут блевал да под себя ходил, потому что сил встать не было, нашла, кого стесняться.
Альсандер хохочет на эти её веские доводы и неожиданно предлагает:
- Пойдём, Софийка, со мною, для тебя такой ловкой как раз дело есть. Моего друга сильно изувечили беглые, он тоже чёрный от мучений. Там доктор в доме есть, а тебя определим к нему в помощницы. Воды подать или с повязками помочь, пальчики у тебя ловкие, да и кормить надо моего майора, потому как руки ему поломали. Без женского ухода никак, а в доме тебе и комнатка найдётся. Всё ж лучше, чем здесь.
Софи снова вспыхивает и нерешительно смотрит на старуху, но та делается очень довольной и быстро ей кивает:
- Иди, дело говорит полковник, иди, девка, иди, поди ещё и заплатит тебе. Только ты, полковник, её забижать не вели, прислуживать станет, а, чтобы руки или что другое никто не распускал. А то я вас, кобелей, знаю.
- А как же ты, бабушка, - шепчет Софи, и объясняет Морису, - я уйду, а она совсем одна останется?
- Я из Песчаной слободы никуда не пойду, - решительно возражает Ванда и на следующий день, оторопев, смотрит, как плотники и каменщики приступают к «поправке» хибары. Визжат пилы и мелкие золотистые опилки засыпают серый полусгнивший пол, пахнет мокрой глиной, и печник постукивает молотком.
- Это ж что такое делается? - шепчет она и крестится, не веря собственным глазам.
Так в доме полковника появилась Софи, оказавшаяся просто незаменимой помощницей для молодого и очень делового, но одновременно стеснительного доктора Ларетти. Она и сама немного робела вначале, особенно при виде офицеров, которые вечерами собирались в небольшой гостиной, но заметно было, что Софи здесь нравится, ей спокойно и хорошо. А уж когда она увидела приведённый за неделю в очень приличный вид их старенький домик, где и печь-то переложили, сменили покосившиеся трухлявые рамы и крылечко с половицами подправили, а, самое главное, донельзя довольную бабку, то стала совсем весёлой и от этого ослепительно красивой. При её виде робели даже господа офицеры, а молодой рыжий плечистый лейтенант совсем терялся и краснел.
- Равияр, - толкнув однажды в бок шурина, предупредил Морис, - ты глупости-то из головы выброси, маленький ещё. Собирайся, поедем в Белую яму, надо разобраться, как это смогли сбежать у Бракса полторы сотни каторжан.
Именно, что разобраться. Так много непонятного во всей этой истории для Мориса. Бракса посадили под замок, чтобы он не успел вмешаться и концы спрятать, градоначальник Реттуше похож на древнюю плакальщицу, но при этом глаза у него настороженные, что-то знает. По прошлогодним событиям ясно Альсандеру, что Реттуше больше знает, чем делает вид, поэтому пусть пребывает в неопределённости, так быстрее заговорит. Оставшихся каторжан, каждого по-отдельности, тоже поместили в городскую тюрьму, тоже, чтобы исключить их сговор между собой, но и они пока просо томятся в неизвестности. Пусть, неизвестность страшнее даже жестокой определённости, это Морису хорошо известно. Поэтому целую неделю он тратит на организацию восстановительных работ, с удовольствием отмечает усердие капитана Гаккеля, воодушевление Максимилиана Равияра и строгость майора Ростока. Слава богу, Матео Тотли поправляется, уже негромко разговаривает и даже просит поесть. Такая у Матео Тотли сиделка стараниями полковника, что все остальные тоже готовы отдать себя на растерзание, лишь бы поднесла красотка Софи к их губам плошку с водой. 

Только Медведь не сильно доволен, он всюду теперь мотается с Альсандером, и если Морис привык к этой бесконечной суете, то прибывший из привилегированного полка капитан Том Остос не очень. Порой Морису кажется, что Медведь уже жалеет об этом переводе и частенько ворчит, именно этим он и занимается по дороге в Белую яму.
- Чертов Альсандер, я думал ты тут в провинции своей спокойно живёшь, а у тебя то стрельба, то драка, то стройка, то каторга, то тюрьма, то опять стройка. Вот ты скажи, какого лешего ты сюда попёрся, что тебе мешало быть полковником у ночных охотников. Граф Лендэ оказался тебе умнее, а ты … Ты же отличный вояка, на что тебе эта чёртова стройка, да ещё с такими неурядицами.
Морис слушает это ворчание отрешённо, его мысли заняты совсем другими вопросами. Они с Медведем, когда осмотрели тела убитых в Холодном овраге, то не у всех обнаружились каторжные робы, и на теле не все носили клеймо с цифрой и отметиной Белой ямы.
- Что за чёрт, - пробормотал Медведь, -  они не все каторжники, Морис, так бывает, чтоб на каторге без номера?
- Не бывает, на каторге людей нет, там только номера, - Альсандер в задумчивости отталкивает ногою мёртвые тела, - выходит, не только каторжане участвовали в налёте на Альс. Тогда откуда пришли, другие? Получается…
Получалось, что каторжники были нужны только для прикрытия, чтобы списать на это человеческое отребье жестокость и кровь нападения. И если две, совершенно никак не связанные группы нападавших, в какой-то момент объединились, то этот момент был просчитан и выверен. Очень слабо вериться в случайное совпадение. Взбунтовавшиеся каторжане прорываются через охрану, которую преодолеть никому ни за что не получалось, и при выходе сразу же встречают банду с воли, чтобы… Банда с воли – это чёрные псы, Альсандер понял это ещё будучи пленником своры нелюдей. Глупо было надеяться, что всех их переловят и перебьют, глупо надеться, что они не захотят отмщения за своего предводителя или за свои разрушенные надежды. Они на первое время затихли? Затихли, укрылись, а теперь посчитали время подходящим. Почему именно сейчас, что послужило для них спусковым механизмом? Почему именно сейчас? Какие события произошли в его жизни или в жизни этих самых псов? Да, он известен им и больше не скрывается, стал командовать гарнизоном крепости, был представлен свету. Но это когда было? Давно. Почему именно сейчас? Есть только два момента в его жизни – беседа с отцом в Торгенземе и события в Междуречье. Неужели опять эрцгерцог? Снова? Теперь, когда он всё о нём знает, он может попытаться его уничтожить, чтобы скрыть от всех свою подлую тайну. Может? Может, он совершил в своей жизни не одну подлость, отчего бы не совершить очередную.  Он мог бы нанять убийц, как это случилось…Чёрт, все думали, что в Ликсе стреляли в Филиппа Таллена, а приходили, видимо, за Морисом Альсандером, тем более, что было известно, где тот проводит весёлый вечер. Неужели их целью был он? И когда покушение закончилось для него, Мориса Альсандера, простой шишкой на голове, то была предпринята вот такая попытка… Теперь-то его загнали в ловушку очень умело, разгромленные береговые батареи, заложники, перевёрнутый сверху до низу Альс, избитый Тотли. Его избили в ярости и злобе, поняв, что вначале явился не тот, кто нужен был. Матео сам так сказал… Прежде чем избить майора до полусмерти старший, рассмотрев пленника сказал: «Не тот».  А Морис слышал, когда прикладывали ему на дне Холодного оврага ногами по рёбрам, что речь шла о каком-то старике. Он этому старику нужен был живым. Зачем? Кто такой этот старик? Неужели всё-таки эрцгерцог?

За этими размышлениями и под унылое ворчание Медведя, они пересекли безжизненное плато и снова оказались у ворот каторжной тюрьмы. Проклятая Белая яма, никак не отпускает его, крепко держит своего бывшего заключённого. Ну да ничего, вот вернётся Морис в городишко и потолкует и с чёрными псами, и с Браксом, теперь он несколько в другой позиции. Поглядим, кто кого.
Временный, на период заключения достославного Бракса в тюрьме, комендант, тоже майор, но внешне более молодой и злой, чем толстячок Бракс, заносчивостью просто переполнен.
- Я не обязан подчиняться вашим приказам, господин полковник, - резко отвечает он и уже ненавидит Альсандера, - вы хоть и полковник, но служите в военном ведомстве, а мы подчиняемся приказам тюремного. У меня есть приказы моего непосредственного начальника.
На эту его тираду Медведь сжимает эфес палаша, взвод солдат береговой гвардии удивлённо переглядывается и не одобряет глупого майора, а полковник Альсандер спокойно снимает с рук перчатки и, сжав пальцы в кулак подносит к глазам коменданта тюрьмы аккуратный небольшой серо-серебряный перстень-печатку, на верхней части которой поблёскивала золотом небольшая корона.
- А я не полковник береговой гвардии, - холодно говорит он, - у меня есть королевские полномочия, любезный. И всё, что я вам сейчас скажу, вы станет делать быстро и не пререкаясь...
Майор действительно присел, он никак не ожидал увидеть перед своим носом перстень королевского наместника. Все знали, что им в Южной Морее является герцог Равияр, но он сам просил его величество передать графу Альсандеру часть полномочий, потому что мотаться по всему побережью был не в состоянии в силу возраста. Фредерик счёл эту просьбу разумной и ещё в Торгенземе переговорил со своим другом, он объяснил, что полномочия разделит между герцогом и графом и там же протянул этот знак высшей, после короля, власти.
- По - родственному, - смеялся Фредерик, - старик Равияр будет своей фигурой всем внушать уважение и трепет, а ты будешь носиться по всему берегу, как ошалелый. А ему за тобой уже не поспеть. Тебе же самому удобнее будет.
 Фредерик оказался прав, как всегда, всё-таки он умный человек.
- Сколько человек сбежало? - больше Альсандер не тратит время на уговоры побледневшего майора и идёт в тюремную контору, следом широкими шагами Медведь, злорадно улыбаясь.
Майор кладёт перед ним длинный список, в нем чуть более полусотни номеров.
- Это все бунтовщики, которых не удалось удержать внутри тюрьмы, ваше превосходительство.
Альсандер морщится, он терпеть не может этого показного лакейства, но продолжает расспросы:
- Как так получилось? Никакой возможности обычно не было?
Майор заметно волнуется, от прежней заносчивости у него не осталось и следа, и чётко докладывает:
- Они получили сигнал к началу бунта, ваше превосходительство, это несомненно, и по этому сигналу пришла в действие самая большая группа в бараках. Мы даже не ожидали. Знаете, за последние три года после смуты, к нам много поступило самых, что ни на есть отъявленных сторонников Эрнесто Родерика. Сроки у них были большими, было даже несколько «вечников». Мы пытались их разъединить, разобщить, но это плохо получилось. Они-то как раз и были теми самыми бунтовщиками, которым удалось сбежать. За эту неделю мы всё перепроверили по приказу майора Бракса. Я уверяю вас, ваше превосходительство, это полный список, в нём пятьдесят три человека.
Майор увидел, что Альсандер разглядывает лист бумаги и, торопясь, добавил, не очень понимая, почему полковник побледнел и кривится от недовольства.
- Все тела убитых по приказу майора Бракса мы вывезли из Холодного оврага и захоронили. Но не хватает порядка семи человек, господин полковник. Их номера отмечены в этом списке красными чернилами.
Альсандер думает о чём- то своем и просит майора:
- Допишите мне в этот список те преступления, по которым все эти люди приговорены к каторжным работам.
- Слушаюсь, ваше превосходительство, изволите подождать?
- Да, - Альсандер морщится, - но только не здесь, а за воротами. Всё же общество моих бойцов несколько приятнее, чем своры каторжан.
- Не бойтесь, ваше превосходительство, на вас никто не нападет, вся охрана совершенно чётко проинструктирована.
Полковник Альсандер смерил майора насмешливым взглядом, отметил его лакейскую позу, в очередной раз подумал о нелепом красном аксельбанте на убогой буро-зелёной форме:
- Я произвожу впечатление труса, милейший? Вы говорите, но не заговаривайтесь.
Майор, осознав, что произнёс, растерялся вконец и что-то забормотал в своё оправдание и извинение, но Морис его уже не слушал. Он так же скользнул равнодушным взглядом по веренице каторжан, волокущим со дна карьера белые красивые кирпичи и только скрипнул зубами. Где-то там в белом пыльном облаке задыхались низовые, и  черное чрево «чистилища» поглотило тела бандитов, которые ещё неделю назад праздновали разгром Альса, береговых батарей и пленение полковника Альсандера.
- Похоже, - говорит Альсандер Медведю, когда они возвращаются обратно, без особой спешки, - на меня открылась охота, Медведь. Свору гончих, что пустили по следу я вижу, а вот кто главный загонщик– не знаю. Но разузнаю.

Предводитель бунтовщиков ведёт себя вызывающе, когда два дознавателя принимаются задавать ему вопросы. Его дерзость объясняется просто, в дальнем углу на стуле, привалившись плечом к холодной неровной стене сидит полковник Альсандер и слушает вопросы и ответы. Он молчит и, кажется, просто дремлет от невыносимой скуки. На самом деле всё это противно Альсандеру до невозможности. В подобной роли Морис никогда не был, а теперь вот пришлось. Ничего определённого, все врут, особенно те, кто пришёл с воли, а семеро уцелевших каторжан просто молчат, опустив голову. Они знают, что их ждёт по возвращении в Белую яму, знает это и Альсандер.
- Жалеешь? - спрашивает Альсандер рослого каторжника, напротив его номера был приговор за воровство и пребывание в Яме началось задолго до смуты, но Альсандер озвучивает этому бугаю совсем другие мысли:
Тот криво усмехается, но молчит.
- Жалеешь, - сам отвечает Морис, - потому что пуля она милосерднее, чем развлечения для ката майора Бракса. Жалеешь, что не прикончили меня сразу на дне оврага, а дали возможность вывернуться. Жалеешь, что сглупил и попался во время облавы на чёрных псов, жалеешь, что вообще связался с ними когда-то. А теперь вот у тебя двадцать пять лет упражнений на свежем воздухе в каторжной тюрьме Белая яма.
- Я не пёс, - хрипло отозвался каторжник, - я - вор, я никого сроду не убил.
- А четвертинку тебе за красивые глаза выписали? - хмыкнул Альсандер. Четвертинками сами осуждённые в тюрьмах называли двадцатипятилетнее заключение, - ври ещё. Кто подбил на побег?
- Я на каторгу ещё до смуты загремел, - вдруг принимается спорить здоровяк, - обнёс я особняк одного богатея, да не успел всё сбыть. А богатей во власти был большой, вот меня и… Я не пёс.
- А как же ты с ним-то оказался? Ведь сбились в стаю псы.
- А ты попробуй потаскать эти кирпичи и год и два, и пять… эполетник чёртов, - взревел от ярости каторжник, - так волком взвоешь и хоть куда пойдёшь, лишь бы на волю. Жалею только, что не ушёл я от них сразу, надо было уходить, а мне пожрать захотелось сладко да напиться допьяна на воле. Вот и напился, дурак.
- Правда дурак, а кто тебе в тюрьме-то мыслишку подкинул, чтоб бежать с псами.
Каторжник с тоской обвёл убогую комнатушку взглядом, шевельнул связанными за спиною руками и выдохнул, словно споря сам с собою:
- Да и что теперь-то, всё одно, их поубивали, а нам снова туда…
Он ещё подумал, от чего на его узком грязном лбу пролегли неровные складки, нос сморщился, а губы жалобно скривились. По всему был видно, что ему очень себя жалко, и он принялся выторговывать себе хоть самую малость, голос его сделался просящим и сам он напустил на себя смирение, хотя Альсандер знал, только развяжи этому руки и неизвестно, как обернётся их беседа:
- Ежели расскажу, то что будет мне?
- Смотря, что скажешь, - Альсандер быстро глянул на уставших дознавателей, а те кивнув, вышли из допросной комнаты, - говори только мне, больше никто не узнает.
Всегда оказывался такой вот среди бандитов или людей лихих, готовый на торг для себя любимого, ради своей свободы или доли в добыче, особенно, когда уже пойманными такие типы бывали. А Морис слушал его и брезгливо кривился.
- По сентябрю еще пробежал слушок меж нашими в муравейнике, что уйти можно будет, вроде как знак с воли дали. Я сперва верил не сильно, но однажды разговор услыхал меж ними. Псы они стаей и в тюрьме держались, на то и псы. Ну я их слега припугнул, что разговоры слышно некоторым, а в обмен на молчание попросился в дело. Думал, они воспротивятся, ан нет, быстро согласились. Да я и не один такой был из воров, почитай нас таких ещё с дюжину было, но всех положили солдаты твои в овраге, один я остался. Дивно мне было только то, что пока готовился побег, начальство тюремное не знало, но так не бывает. Всегда у них есть слухачи-доносчики, которые за жратву да послабление какое всё расскажут в конторе тюремной. А и не в тюремной… Как майор Бракс решит позабавиться с кем, так быстро всё выкладывают и что знали, и что не знали. Майор он такой, кровосос проклятый.  А тут, чуть не месяц это всё говорилось, почти открыто. А эполетники и ухом не ведут, так не бывает. Я, почитай, за пять лет такого тут насмотрелся, что в изумлении пребывал некоторое время. А потом дали сигнал мы и … Так ведь даже ворота в ночь не заперли как след. Мы их опрокинули и всем гуртом в ночь хлынули. Опосля я разглядел огни, вот на них мы и двинули. Там нас много людишек ждало, вольных. Ну, мы в Альс сперва пошли, и ведь что самое странное, господин офицер, никто не гнался за нами, ни пешие, ни верховые с собаками, хотя в тюрьме порядок такой, как бежит кто, его верховые загоняют и собаками рвут, а потом уже…
- Ты меня от таких подробностей избавь, дело говори, - велел Морис, этих воспоминаний снова ему не хотелось, - дальше.
Каторжник снова как-то слезливо вздохнул, покачал головой.
- А только на подходе к Альсу взялся откуда-то важный господин, я так понимаю, что он из города приехал к нам нарочно, он-то и рассказал, что надобно сделать, говорил, что береговые батареи надо порушить и даже деньги обещал, вот туда мы и пошли, да в слободку окраинную за жратвой заглянули, а другие в город пошли, чтобы лавки почистить. Жрать и пить охота всё ж. Ну и вот… А потом нас всех в овраг сунули, а за одним и баб с ребятишками, не пойму, зачем. Только ждали мы долго кого-то, а важный господин уже туда к нам нагрянул. О чем-то он с заводилой вольным разговаривал и его корешками. Мы в сторонке ошивались. А потом появился один эполетник, но не тот оказался, его долго били от злобы, а уж потом и тебя повязали. Не понял я, как стрельба началась, спал за камнями, вот и схоронился, а уж утром…
Бандит снова вздохнул жалостливо и даже попытался выжать из своих мутных глаз слезу.
- Я сейчас разрыдаюсь, - усмехнулся Морис, - про важного господина рассказывай, какой он?
- А не так чтобы молодой, - с готовностью продолжил каторжанин, - в возрасте господин, в одежде господской, верхами приезжал. Седой совсем, усы седые, даже в темени кромешной словно серебром под носом мазнули, невысок, но власть большая у него, наш старший прям в рот ему глядел с таким подобострастие, что матерь божья… Болтали псы меж собою, что этот старик им денег больших обещал, если полковника к нему пригонят, он ему зачем-то нужен. Ты, то есть. А ты сам не промах оказался. Болтали псы, что-то про ночных охотников каких-то, но в энтом я не понимаю ничего.
 
Итак, это был спланированный налёт, и руководил им не бандитский предводитель, а другой, кто-то из господ. А в овраг всех согнали, чтобы побыстрее отделаться от самих исполнителей. Не солдаты, так охрана тюрьмы их бы и перестреляла. Выходит, и его действия тоже просчитали, знали, что он появится в Альсе, знали, что сунется в овраг и ему предоставили возможность перестрелять отребье. Только не рассчитали, что вывернется он. Или рассчитали? Почему Матео избит до полусмерти, а с ним обошлись прямо-таки вежливо, несколькими тычками отделался. Как умеют бить бандиты, Морис прекрасно знает.
Морис весь вечер сидит задумчивый и как-то невпопад отвечает на вопросы своих друзей, которые просто по-хозяйски расположились и в гостиной, и в комнатах, которые приспособили им под спальни. Том Остос вообще спит в кресле и даже похрапывает, Росток и Равияр с готовностью развлекают немного повеселевшего Тотли, тот уже даже улыбается. Софийка старательно заботится о нём и помогает прислуге в доме, иногда бросает на задумчивого Альсандера робкий взгляд и немного краснеет, если кто-то из офицеров её о чём-то просит. Её не обижают, потому что Альсандер жёстко предупредил, о неминуемой каре за распущенность по отношению к красавице -рыбачке. Так и сказал, коротко и просто: «Убью, если узнаю». Это была точно не шутка, поэтому никто не рискует. Корабли эскадры ушли обратно в Солон, в городишке остались только солдаты береговой гвардии и обломки инженерного батальона, но Альсандер отправил генералу Мотлику доклад и просьбу о переброске сюда пары батальонов из Эбергайля. Каменщики и плотники подправляют развороченные домишки Песчаной слободы, там почти праздник, Ванда, увидев свой отремонтированный домишко растеклась в довольной улыбке и возвестила: «Не было бы счастья, да несчастье помогло.» Кажется, всё успокоилось, только мысли Морису покоя не дают, мысли и надоевшие просьбы градоначальника о немедленном освобождении героического майора Бракса.
Реттуше опять потеет от страха, потому что поутру в его дом снова нагрянул проклятый Альсандер, явился бесцеремонно и опять пачкает его дорогой ковёр своими грязными сапогами, мало того, что в прошлый раз дырку своей саблей сделал. Реттуше в очередной раз попытался обозначить своё исключительное место в иерархии крошечного Альса, но ничего не получилось. Полковник обжёг его холодным взглядом и таким же ледяным тоном поинтересовался:
- А всё ли вы мне рассказали, достопочтенный Реттуше? В прошлый раз вы стали немного откровеннее, увидав мой клинок. Что способно в этот раз вас разговорить, может быть визит в канцелярию Тайного ведомства.
- Я всё вам рассказал, - вызывающе отозвался Адам Реттуше, и горделиво выпрямился от осознания собственной правоты, - всё что произошло в городе, вы знаете не только от меня, в Альсе много свидетелей произошедшему. Я по-прежнему указываю вам, полковник, на ваше самоуправство и снова напишу доклад о вашем недостойном поведении. Не надо пугать меня Тайным ведомством, я имею связи даже в этой чрезвычайно закрытой … организации. Что мне могут предъявить? Только то, что я не схватил бесчинствующих молодчиков, но это не моя обязанность, полицейских в городе перебили, ваши солдаты были беспомощны как дети и позволили дикарям завладеть оружием. Да-да, любезный, это были ваши солдаты. Я так же могу предположить, что вы, как бывший каторжанин, сами могли способствовать побегу этого отребья. Что вы скажете на это?
Реттуше так проникся своим праведным гневом, он бросал сейчас свои речи в пространство большой приёмной. Он приподнялся на цыпочках, а завитки модной причёски воинственно подрагивали. Альсандер находил, что градоначальник был очень похож на рассерженного попугая, тот так же распускает свой хохолок и переступает когтистыми лапками. Но когтей у Реттуше не было, на ногах были очень модные лаковые туфли с тяжёлыми пряжками, ими он и переступал от возбуждения.  Все эти слова, которые Адам Реттуше много раз проговаривал, собираясь с духом и, наконец, выпалил проклятому полковнику, который не даёт ему покоя уже второй год, Морис оставил без внимания, хотя немного удивился осведомлённости трусливого городского головы о его каторжном прошлом.
- Гость, - вдруг негромко проговорил Альсандер, прерывая эту пламенную речь, - я желаю знать, кто из важных персон был в городе накануне мятежа в тюрьме.
Реттуше осёкся, но потом снова раздухарился, потому что тот гость, что был с ним столь любезен и обходителен, полковнику был явно не по зубам. Стоило показать этому солдафону, что и у него имеются важные и могущественные покровители.
- Здесь был проездом господин Фуриёр, - Реттуше был просто преисполнен собственной значимости, - этот господин занимает очень важный пост в Тайном ведомстве и вхож даже в секретную канцелярию. Мы давно и хорошо с ним ладим, и должен сказать, что и майор Гедеон Бракс пребывает с ним в дружеских отношениях. Вот уж кто точно не причастен к мятежу в тюрьме, так это действительный советник Тайного ведомства.
Альсандер больше не произнёс ни слова, он спокойно поднялся и вышел из приёмной градоначальника, оставив того пребывать в возбуждении и негодовании.
- Хромой дьявол, - в сердцах проговорил Реттуше и даже ногой притопнул, - думает нет на него управы, ничего, господин Фуриёр найдёт.

Итак, Фуриёр - действительный советник тайного ведомства. Какая важная фигура, которая вдруг очутилась в затрапезном Альсе каким-то странным проездом. А ведь всё сходится, Альсандер даже вздрогнул от неожиданной догадки: Фуриёр про него много знает, много, но не всё,  он рассказал этому болтливому попугаю про каторжное прошлое  Мориса; он был знаком с Родериком и выполнял в Катаржи распоряжения этого изувера; это он имеет доступ ко всевозможной секретной информации и был откомандирован в Междуречье; это он мог быть знаком с майором Браксом, когда ещё про Паука ходили сплетни среди каторжников, что он служил в Катаржи, может быть оттуда тянется их знакомство с Фуриёром. И наконец, он точно попал под описание каторжника - старый, седой, с густыми седыми же усами. Помнится, при встрече с Фуриёром в Солоне, Морис был удивлён яркой сединой тайного советника. Всё думал он ещё, что может связать Фуриёра с Лурцами. С Лурцами, наверное, нет, а вот с Родериком…Может Фуриёр таким образом мстит Альсандеру за разгон чёрных псов и Эрнесто Родерика. Только делает это неочевидно. Остаётся вопрос, зачем же рушить береговые батареи, создавать столько проблем с заложниками? Какую цель преследует Фуриёр, если это он? Поговорить бы и Генрихом Тулансом, но он в Платтиле, пока письмо дойдёт, пока Генрих доедет сюда, время будет упущено.  Морис Альсандер даже остановился на коротком спуске, маленькой улочке, выводящей к Торговой площади. Там много догадок вдруг замелькало в его голове. Фуриёр и Родерик, Фуриёр и Междуречье, беспорядки в котором только усилились, когда там появился этот седоусый советник, Фуриёр и Тайное ведомство, а ведь те, кто пытался устраивать беспорядки в прошлый раз в Альсе, тоже сослались на Тайное ведомство, может быть это снова рука Фуриёра? Хитёр, ничего не скажешь, и, наконец, Фуриёр и Бракс, они друзья?! Что ж, кажется, настал черёд откровенничать мерзкого Бракса.
Допрос майора Бракса – это то мероприятие, которое менее всего приятно Альсандеру, но он заранее обговаривает вопросы с дознавателями и сам, по- обыкновению, устраивается в дальнем тёмном углу. Оттуда он смотрит на человека, который был так утончённо изобретателен в своих «забавах-истязаниях», да можно ли считать этого выродка человеком. Но держится Бракс уверенно и в первые минуты Альсандера даже не замечает. Он дерзит дознавателям и решительно отвергает все их предположения и обвинения.
- Я был на своём посту, - гордо заявляет он, - да, из моей тюрьмы сбежали преступники, но такое случается и в других заведениях тюремного ведомства. Я предотвратил более крупный побег, который готовили. Из моей тюрьмы до этого случая побегов не было, ни одного, пока я здесь служу.
Кажется, дознаватели даже растерялись от такого напора.
- А как так получилось, господин майор, - наконец подал голос Альсандер, - что все или почти все бежавшие были приговорены за одинаковое преступление, а именно, участие в смуте?
Бракс не ожидал услышать этот хриплый баритон, раздавшийся из дальнего угла, он вздрогнул и резко развернулся на табурете. Морис успел заметить секундное замешательство.
- Господин Фуриёр приезжал в Альс с инспекцией, - чтобы продолжить это замешательство спрашивает Морис и добавляет, - по старой дружбе, наверное? Он теперь такая важная фигура в Тайном ведомстве, входит в секретную канцелярию. Вы давно дружите?
Вопрос совсем безобидный, наивный и глупый, наверное, но Бракс становится белее мела, потому что этим вопросом, как будто острым стилетом, Альсандер проникает глубоко в тайны майора и от этого тому становится страшно. Дознаватели тоже в панике переглядываются, Фуриёр для них грозная фигура, стоящая на самом верху сыскной иерархии, а тут, оказывается, замешана дружба.
- Мне говорил господин Фуриёр однажды в разговоре, - Альсандер поднялся и подошёл ближе, - что в Альсе служит приятель его молодости, это он вас имел в виду?
Гедеон Бракс не знал, как отвечать. Если сказать, что с Бруно Фуриёром он не знаком, то это даст повод дознавателям задерживать его и дальше, а если сказать, что знаком, то проклятый Альсандер потянет ниточку дальше. Он уже ухватил её, похоже. Как же он прознал об их знакомстве, этот хромой чёрт?
- Расскажите всё как есть, господин Бракс, - усмехается Альсандер, - что же вы так задумались, вы знаете, вас переведут в Катаржи по моей просьбе, там Бруно Фуриёра не будет. Он уехал в Междуречье, он теперь там служит. Но, у вас будет прекрасная возможность вспомнить молодость. Только окажетесь вы на другой позиции немного. Я вот был в Катаржи не так давно, там так неприятно, сыро, холодно и темно. Но знаете, допросы с пристрастием отменили, и со мною были очень учтивы. С вами такого не случится, ваш проступок, когда я опишу его в своём докладе, попадает под чрезвычайные обстоятельства, они предполагают допросы с пристрастием. Вам известно, что это такое?
Морис нарочно говорит это всё спокойным и даже сочувствующим тоном, лицемерно вздыхает и в нужных местах вставляет паузы. Он идёт на крайний риск, он выдаёт свои предположения за достоверные сведения, он рисовано блефует, в определённых кругах среди Гнилых пирсов Эбергайля это называлось «брать на испуг», испуг — это очень хорошо, главное, чтобы Бракс себя чем-нибудь выдал. Но он хитёр и осторожен, пытается выворачиваться.
- Я знаком с господином Фуриёром только по делам службы, - Бракс приходит в себя и старается говорить спокойно, - он бывал в тюрьме несколько раз. Сначала, когда занимался делами заговорщиков, а после, когда расследовал события смуты. Это нельзя считать дружбой, мы знакомы, только и всего. Я не досмотрел, это верно, мои люди проявили халатность, но ничего такого, чтобы помещать меня в Катаржи я не сделал.

Альсандер усмехнулся и подошёл поближе, дал знак дознавателям, те вышли с поклоном. Бракс смотрел немного удивлённо, с чего бы дознавателям тайного ведомства так пресмыкаться перед обычным береговым, он ведь даже не генерал.
- Знаете, майор, - Альсандер сел напротив майора и вперил в него свой холодный взгляд, - я должен вас огорчить, вы уже никогда не выйдите из тюрьмы. Ни-ког-да. Но только теперь не вы будете играть судьбами и чувствами людей, а забавляться станут с вами. Я позабочусь об этом, и никакие связи вам больше не помогут.
Бракс почему-то пришёл в неописуемое волнение, когда-то такими глазами на него смотрел один из его заключённых, тот самый, упрямый и злой мальчишка, который не захотел подчиниться его власти. За это он приговорил его к мучительной смерти…Тот так же смотрел, когда узнал, на что его обрекает майор, смотрел, но не сломался, похоже и этот не сломается и обещание выполнит. Иногда эти злые упрямые глаза даже сняться Браксу, и он просыпается от страха.
- А кто ты такой, - намерено начал грубить Бракс, - чтобы это мне обещать?
- Кто я такой? - пожал плечами Морис, ему стоило больших усилий, чтобы сдержать свою ярость, - я - полковник береговой гвардии, я – ночной охотник, я- граф Альсандер. Вам этого достаточно? Ах да, я забыл, ещё я – беглый каторжник, как я мог забыть такое важное событие в собственной жизни.  А ведь я убежал из вашей тюрьмы, любезный, хоть вы тут и говорили пару минут назад, что никто и никогда не совершал побег из Белой ямы. Но это вы зря, я вот убежал, а ещё и до меня кое-кто был.
Бракс принялся внимательно всматриваться в лицо полковника, но тот разглядывал его с усмешкой и не торопился продолжить разговор.
- Зная все тонкости пребывания в вашем, как бы это сказать покультурнее, заведении, я точно могу вам сейчас рассказать, что у вас превосходно налажена как система изуверских наказаний, так и система доносов. Среди заключённых есть подсаженные вами люди, которые за назначенные вами же послабления регулярно снабжают вас информацией о происходящем и в муравейниках, и на дне, и даже на колесе. Именно благодаря им вы превосходно знаете о настроениях в среде каторжан, боретесь с непокорными и жестоко наказываете дерзнувших сопротивляться вашим порядкам. Так?
Бракс смог только кивнуть, становилось очевидно, что полковник был хорошо осведомлён о происходившем в Белой яме.
- И мне не понятно, как побег более чем полусотни каторжан, готовившийся чуть не месяц, остался без вашего внимания? Вы можете мне это объяснить? И вот ведь какое совпадение, любезный, побег состоялся ровно в тот момент, когда в город с инспекцией приехал по делам службы господин Фуриёр. Странное совпадение, вы не находите?
Альсандер снова вздохнул и расстроенно махнул рукою:
- Так я вам больше скажу, господин Бракс, уцелевшие в бойне в Холодном овраге беглецы все, как один, указывают на господина Фуриёра как на руководителя побега. Сдаётся мне, что его служебные дела именно в этом и заключались – разгроме береговых батарей, воцарении в Альсе страха и хаоса и уж за одним в захвате полковника Альсандера в качестве дополнительного приза. Не знаю право, зачем я ему нужен, хотя, это же я убил Эрнесто Родерика. А проклятый командор королевской стражи был патроном Фуриёра, когда-то очень давно. Видите, как много я знаю.
Бракс изменился в лице, он больше не был добродушным лицемерным толстячком, который сокрушался своей неприятной обязанности.  Взгляд его стал злым и наполнился непередаваемой яростью, губы скривились от бешенства и задрожали. Отросшая за время пребывания в тюрьме щетина местами рыжеватая, местами седая превратила лицо в неприятную грязную маску, но Альсандер находил, что эта маска, больше напоминающая пятна гиены, подходила Браксу как нельзя больше.
- Проклятый, -  и Бракс почти выплюнул в лицо Альсандеру грязное ругательство, - проклятый. Чтоб ты сдох, мерзкая тварь.
-О, - рассмеялся Морис, - ну вот, наконец-то, я вижу твоё истинное лицо, Паук, так тебя называют меж собой каторжники. Ты знаешь, тебе очень подходит эта кличка.
Бракс вскочил и попытался замахнуться на Альсандера скованными рукам, но тот остановил его коротким ударом под дых, не очень сильным, как могло показаться со стороны. Но Бракс задышал, как рыба, вытащенная на берег, захрипел и согнулся.
На шум в допросную вбежали дознаватели и караульные:
- Не волнуйтесь, - ответил им спокойно Альсандер, - майор решил немного размяться, я позову, когда всё закончу.
Он дождался, когда Бракс снова смог дышать, и злорадно поинтересовался:
- Неужели так больно? Вот уж не думал. Это же просто кулак, господин Бракс, не плеть, не кнут, не петля и не дыба. Зачем же вы делаете такие резкие движения, в вашем возрасте это опасно, поберегите себя, вам придётся трудно теперь.
- Что ты хочешь от меня? - сиплым голосом выдавил Бракс
- Хочу узнать, как вы с Фуриёром организовали побег каторжан и для чего вам это было надо. Рассказывайте лучше сейчас, - спокойно посоветовал Альсандер, - в Катаржи с вами носиться не станут, а вы туда отправитесь, я же вам это уже сказал.
Бракс не собирался отправляться на дыбу или, тем более, виселицу, ради интересов Бруно Фуриёра.  Кому теперь нужны будут деньги, которые этот чёртов Бруно ему заплатил. Похоже, этот хромой чёрт Альсандер знает очень много, даже слишком много. И Гедеон Бракс заговорил. Он поведал о встрече с Фуриёром в сентябре и о просьбе устроить, как бы невзначай, побег каторжан, но о целях своего знакомого Гедеон Бракс не знал.
- Я сделал только то, о чём он меня попросил и за что мне заплатил, - к концу разговора Бракс выглядел совсем подавленным и опустошённым, он осознал, что всему его благополучию пришёл крах. Никому не нужны будут те несметные богатства, которые ему заработали презренные людишки, «рабы», как он их про себя называл. За своим рассказом он даже не заметил, как в допросную вошли дознаватели и писари, что теперь уже дознаватели задают вопросы, а писари старательно протоколируют ответы. Гедеон Бракс прекрасно знал, что лучше говорить здесь, чем в подземельях Катаржи. Когда его, раздавленного и шатающегося, провели мимо Альсандера обратно в камеру, он остановился напротив и снова задал тот вопрос с которого началось его крушение:
- Кто ты?
- Кто? - переспросил Альсандер и уже ничего скрывать от этого ничтожества не стал, - я был в Белой яме заключённым, который носил на груди номер 2788, это тебе что-нибудь говорит, Паук? Ты связал мне руки и столкнул живьём в «чистилище», ты хотел мне страшной смерти за мою непокорность. А я вот вернулся с того света, чтобы разделаться с тобою.
Бракса шатнуло, он тонко вскрикнул и поднял руки, словно хотел закрыться от наваждения, от того, кого он увидел сейчас перед собой.