Архипелаг Кергелен. Глава 17

     Глава 17. Бездна.

      У створа рабочие собирались вытягивать натянутый страховочный трос на противоположном свободном конце которого должен был висеть забойщик, не успевший после окончания спуска отстегнуть карабин. Ждали начальство из опасения того, что зафиксированный поясом может выскользнуть из него и вслед за бригадиром отправиться на новое дно, или в бездну, шахты, начальство должно было принять решение и обеспечить руководство спасательными работами, тем более, что на новом дне или бездне шахты скорее всего лежало тело первого в экспедиции «нулевого».

      Однако просто тянуть трос с болтавшимся на глубине в двести метров и не подававшим признаков жизни телом, товарищ Сэнлюи посчитал опрометчивым. По следу обвала, а на его пути вверх от конца троса до старого места дна шахты было приблизительно около двадцати метров, может оказаться висящий кусок породы – закол, зацепив который можно спровоцировать падение второго шахтёра.

      Требовалась страховка при транспортировке и надо было назначать страховщика. К этому времени вся свободная смена собралась в горизонте и с выбором страховщика проблемы вроде бы и не было, но Сэнлюи кроме старой закалки имел и старую смекалку, он понимал, что поручив кому – то эту операцию, он отдаст ему часть своего авторитета, совсем незначительную, а приняв задачу на себя – удвоит свой авторитет.

      Отдав распоряжение выбрать из шахты холостой страховочный трос, Сэнлюи с помощью рабочих забрался в пустую грузовую люльку ручной лебёдки и, почти балансируя в ней, дал команду начать спуск. Перед глазами медленно проплывали пикеты: 10 метров; 20 метров; 30 метров; 40 метров; куток на 50 – метровой отметке и скобы сплошного лестничного отделения ствола – «барбоски», как этот вертикальный участок шахтного ствола обычно назывался уральскими работягами.

      Отметки пикетов продолжались через каждые десять метров, на отметках в сто и сто пятьдесят метров узкие проёмы кутков, из которых взрывники (свистки) производили подрыв зарядов, не забывая перед каждым подрывом сделать установленный мерами безопасности предупредительный свисток, который в этой мышеловке – шахте с одним стволом, без запасного выхода и без естественной вентиляции, могли услышать разве что сансин.

      Каждые несколько суток товарищ Сэнлюи опускался этим путём в преисподнюю, чтобы, когда подходило время, указывать место для постановки очередного пикета. Последним обозначенным пикетом был 17-й, метров через семь – восемь после него относительно ровный ствол медленно расширялся книзу увеличивая диаметр колодца до шести, семи, а к тому месту, где на страховочном тросе висел потерявший сознание шахтёр и до восьми метров.

      Заколов по стенам камеры не было и, дав фонарём сигнал тянуть оба груза на гора, Сэнлюи выключил его и, крепко прижав к себе тело горняка, медленно поплыл вверх, отметив про себя особенный привкус воздуха и надежду, что  сознание к шахтёру не вернётся сейчас, когда он, в кромешной темноте, ощутил бы себя в объятиях духа горы…

      Такого поворота событий ожидали, вернее, сознательно шли на него, не предполагая точно, что такое возможно, но, вот случилось, только что было делать с отрицательным углом спуска и на какую глубину?  То, что камера началась на отметке 178 метров и видимая опускалась до отметки примерно в 200 метров Сэнлюи видел сам, но что было ниже, там, куда свет его фонаря не проникал, рассеиваясь в темноте и пропадая вовсе можно было определить только при разведывательном спуске.

     Срочно, на более вместительную, была заменена грузовая люлька, приспособленная для размещения двух не самых тяжелых пассажиров в задачу которых было опуститься в забой, освободить люльку, найти и загрузить в люльку погибшего товарища и, пока груз поднимается и опускается, осмотреться и очередным рейсом вернуться с подробной информацией об обстановке на новом подземном горизонте.

      Для оперативной информации спасателям была выдана радиостанция, выходить на связь по которой, при общем запрете на всякий радиообмен в экспедиции, они имели право только для подачи сигналами одной из двух команд: «поднять» или «опустить», при этом одна станция была в руке у Сэнлюи, а вторая у старшего в паре спасателей - одного из его сыновей.

      Вопрос о приблизительной глубине провала по вертикали решили просто, опустив в глубину трос с привязанным к нему наполненным водой ведром, которое опрокинувшись на неровной поверхности дна, могло хотя бы приблизительно указать уровень, на котором оно станет легче на 10 килограммов. Ведро стало лёгким, когда трос показал 360 метров.

      Спуск на такую глубину приблизительно вниз вдоль стены 140 этажного здания в полном неведении, что тебя ожидает  внизу, кроме тела погибшего товарища, в чём уже никто не сомневался, представлялся всем героическим, а товарищу Сэнлюи, единственному о чьих переживаниях нам всё доподлинно известно, ещё и мистическим проникновением в недра каменного монстра заселённого духами горы, иноземными сансинами, которые, будучи выпущены из заточения, ещё неизвестно как себя поведут. 

      Приведённый в чувство крепкой понюшкой нашатыря шахтёр уже рассказывал собравшимся, как, ещё не успев попрощаться с жизнью, очнулся в верхнем тоннеле и как хорошо, что не раньше, не по пути наверх,  потому что умер бы от страха в цепких объятиях, полагая, что сорвался вниз и попал под каменный обвал, и засыпан теперь в самой глубокой могиле на этих островах.

      Когда тело погибшего товарища было поднято на поверхность,  его положили на транспортёрную ленту и, после включения механизма подачи оно в сопровождении рабочих поплыло на этом импровизированном лафете к выходу из тоннеля. Превозмогая тяжесть переживаний Сэнлюи, однако находился не в группе сопровождения погибшего, а мысленно на самом дне шахты с сыном и его напарником, которые теперь находились в опасности большей изоляции, чем вся его изолированная от большого мира команда.

      Предстоящий спуск пустой люльки был роскошью, которой товарищ Сэнлюи позволить себе не мог, передав радиостанцию второму своему сыну и назначив его старшим на период своего отсутствия, захватив напарника из стоявших рядом рабочих, он отдал команду на спуск.

      Проплывавшие мимо и вверх стены, созданной руками горняков шахты с нанесёнными пикетами и встроенными кутками, ещё недавно вызывавшие у Сэнлюи трепет созидателя, теперь отражались в сознании, как нечто обыденное и, возможно бессмысленное,  по сравнению с той пустотелой камерой, которая обнаружилась наконец в жерле потухшего, возможно миллионы лет назад, вулкана и теперь представала перед ним в своём первозданном виде и девственной красоте ещё нетронутой человеком природы. 
      
       Настоящий калейдоскоп цветов буквально обрушился на Сэнлюи, когда он осознав свой статус пассивного пассажира, обратился, наконец, к изучению покрытия свода этого храма природы, который его подчинённые взломали против воли горы и теперь проникли внутрь, обшаривая стены светом, которого они не видели с того времени, когда огнедышащая магма отступила  вниз освободив эту полость.