С новым годом

Валентин Валентинович Харитонов вечером тридцать первого декабря стоял на тёмной пустынной остановке и никак не мог уехать домой - маршрутки уже не ходили, а таксисты отказывались ехать в область. По обеим сторонам дороги был густой лес и коллега, который его тут высадил сказал, что автобусы ходят каждые семь минут. Днём Валентин с отцом выпил по бокалу шампанского, так что пришлось пользоваться общественным транспортом. Он замёрз и злился, что его вызвали сегодня на завод, как будто после праздников нельзя будет провести экспертизу производственного оборудования. Директор, видимо, чувствует, что его срок подходит к концу, вот и вызвал сегодня всех предполагаемых кандидатов чтобы напоследок подпортить им жизнь и хоть как-то выместить свою злобу. Ладно, ничего страшного, не долго осталось терпеть этого самодура. Валентин чувствовал, что он первый в списке на этот пост, его даже заочно поздравил с будущим назначением главный инженер, но Валентин не придал этому особого значения, так как понимал, что сейчас многие начнут подлизываться и втираться в доверие.

А дома, наверное,  вовсю идёт подготовка - мать с Леной суетятся на кухне, отец играет с детьми на ковре в гостиной, а у окна стоит величественно и переливается яркими гирляндами пушистая ёлка под потолок. Харитонов купил самую большую на ёлочном базаре, чтобы порадовать своих малышей и потом они с отцом Валентина с трудом протащили её через дверь, пришлось немного спилить ствол снизу и стягивать широченные ветки верёвкой, чтоб не поломать - такая огромная ёлка была в этом году. И он, топая от холода, сейчас мечтал поскорее оказаться дома, обменяться подарками и под бой курантов поднять бокалы. А ещё они с Леной приготовили сюрприз для родиелей - когда все друг друга поздравят и немного успокоятся перед телевизором, они объявят, что ждут ребёнка. Валентин представил, как мама заплачет и полезет их обнимать, а отец сначала выйдет в кухню, покурит, подумает, а после подойдёт и поцелует сначала руку Лене, а потом сына в голову, как он всегда делает в важные моменты жизни.

Заряда телефона оставалось десять процентов. Валентин вышел на середину дороги и смотрел вдаль, но света фар не было видно. Он уже во всех приложениях такси назначил максимальную цену и готов был хорошо заплатить, только бы убраться отсюда. "Все машины сейчас заняты. Мы ищем подходящий вариант. Не блокируйте экран" - единственное, что отвечали электронные операторы. До города чуть больше десяти километров и Влентин, поняв что может так прождать очень долго, решил идти пешком. Он посчитал, что часа за полтора - два дойдёт по сугробам до трассы, а там уж точно кто-нибудь остановится и, в принципе, по самым скверным прогнозам, к половине одиннадцатого вечера он доберётся до своей квартиры. Устанет, конечно сильно, но зато новый год встретит с семьёй.

Он решил не падать духом, ведь, как всегда говорил его отец - испытания даны нам для чего-то и делают нас только сильней. Валентин уверенной походкой двинулся по заснеженной обочине в сторону города, в короткие ботинки сразу попал снег, но он твёрдо настроился не расстраиваться, а только ещё громче стал напевать первую пришедшую на ум праздничную песенку про то, что Новый год к нам мчится и что скоро всё случится; продолжения он не помнил и, как мантру, бодро повторял по кругу эти две строчки.
Минут сорок он прошёл в таком темпе, вспотел, но не собирался сдаваться, к тому же за всё это время мимо не проехала ни одна машина.

Валентин захотел в туалет по маленькому и по привычке стал искать укромный уголок, потому что не мог позволить себе сходить тут же у дороги, хоть по близости не было ни души. Он сделал два шага в сторону леса, к ближайшему большому дереву, широкому и с бугристой плотной корой, покрытой инеем. Пришлось встать в сугроб. Он стал мочиться на ствол, поднял лицо к небу - деревянный гигант уходил высоко вверх и там раскидывал свои кривые руки - ветки. Дерево казалось мёртвым и сухим, скорее всего к лету уже не покроится листьями, а будет осыпаться и постепенно гнить.

Только Харитонов подумал про печальную судьбу этого дерева, как ему на голову сверху посыпался потревоженный снег, а следом раздался громкий хруст и толстая ветка, лопнув пополам, полетела вдоль ствола прямо на Валентина.

Он услышал глухой удар дерева о свой затылок и стало темно, как в его подъезде, когда лампочка с датчиком движения срабатывала некорректно, выключаясь быстрее, чем нужно и оставляя Валентина в полной темноте возиться с входным замком. Когда он наконец открыл с трудом дверь в свою квартиру, его стали обнимать дети, тут же подошла Лена и его родители, они тоже стали радостно обнимать Валентина, все были счастливы, что он пришёл наконец домой. В квартире была необычная перестановка - видимо родители привезли вещи из их первой квартиры, где Валентин родился и рос первые восемь лет. Тут стояла его кровать с разноцветным пледом, письменный стол отца, за которым Валентин обожал делать уроки, и пианино, на котором приходилось заниматься по часу в день, чтобы не расстраивать маму. В центре комнаты стояла огромная ель, гораздо больше той, которую они тащили с отцом через дверь; причём теперешняя ёлка раскачивалась из стороны в сторону, как от сильного ветра и двигала пышными лапами, как настоящими руками. Дети усадили его на ковёр играть с ними в машинки, он сел и подумал - почему Лена и родители так смотрят на него, словно чего-то ждут. Они стояли в дверях из кухни и сосредоточенно следили за каждым движением Валентина. Он отметил, что у жены уже очень большой живот, месяц, примерно, восьмой, не меньше. И как это он раньше не заметил? Наверняка родители уже обо всём сами догадались. Он сидел у ёлки, и она вдруг начала своими ветками гладить Харитонова по волосам, по спине. Он сначала не обращал на это внимания, ну гладит и ладно, пусть занимается, кто ей запретит. Но тут вдруг эта ёлка опускает свою ветку ниже и как схватит со всей силы Харитонова за обе ноги. Он вскрикнул, попробовал высвободиться, но крепкие ветки туго переплели ноги между собой. Ёлка начала таскать его по всей квартире за собой, как ребёнок, который возит на верёвочке машинку. Харитонов стал громко орать от возмущения и от боли, но все его родные, теперь уже вместе с детьми, стояли и просто смотрели на его мучения, даже не пытаясь хоть как-нибудь помочь.

Он с трудом разлепил глаза, залитые кровью, чудовищная боль в ногах всем грузом навалилась на Харитонова в один миг, он хрипло закричал. Над ним ползли склонившиеся под снегом деревья с растопыренными ветками, сквозь которые чернело сито звёздного неба с равнодушной луной. Его тащили за ноги сквозь лес. Тащили медленно, грубыми рывками, стиснув намертво переломанные ноги. Видимо свалившаяся ветка его сильно покалечила, но он остался жив и пришёл в сознание. Вот только теперь надо срочно вызвать скорую и ждать помощи, но кто-то с тупым упорством бесчувственно волок его по ледяным сугробам, через кусты и острые коряги в неизвестном направлении.

Отчаянные вопли Харитонова ударялись в пустоту и эхом возвращались в его пробитую голову. Он умолял отпустить его, он спрашивал кто те люди, которые его мучают, он предлагал заплатить за своё спасение, он давил на жалость, он угрожал, он перепробовал всё, но то, что его тащило, замирало на короткое время, а потом снова делало чудовищный рывок вглубь, в чащу, продолжая держать Харитонова за ноги, которые он уже перестал чувствовать. Несколько раз он терял сознание, чаще ударялся со всей силы о стволы, мимо которых его тащили. Одежда разрывалась и слетала с него, зацепившись за сучья. Его сжимали толстые ветки, лопая промёрзшую кожу.  Скрюченные острые пальцы  с грубыми наростами трогали его, обхватывали его под руки, впиваясь в подмышки. Красный след тянулся за Харитоновым, но он так и не увидел, кто тащит его. Он тихо обессиленно заплакал и вновь провалился в мрак забытья, стукнувшись виском об пень, когда лапа великана швырнула его через поваленные деревья.

Кто-то говорил, было множество голосов, разных и непохожих один на другой. Но это были не люди, не человеческая речь звучала. Звук этих разговоров напоминал медленный болезненный треск сухих веток, когда ты их ломаешь для костра на даче. Но только сейчас этот треск записали на аудионоситель и теперь включили только в десятки раз замедлив. Вокруг него повсюду стоял этот звук, от него он и очнулся в очередной раз. Приподнял раскалывающуюся голову, через боль приоткрыл глаза и огляделся.
Харитонов находился на небольшой заснеженной поляне. Он, обледенелый и еле живой был воткнут в сугроб ровно посередине этой поляны, а его ноги были вывернуты коленями в обратную сторону, то есть вперёд. Сугроб постепенно превращался в кашу из снега и крови Харитонова. Он попробовал закричать, но не смог, потому что рот его был плотно набит ёлочными шишками. Вся одежда его ободралась по дороге и теперь он был полностью голый. Руками он тоже не мог пошевелить, потому что они были стянуты между собой узлом прутьев. Жизнь покидала его медленно, глаза закрывались сами собой, а когда он снова их открывал, то деревья вокруг него стояли уже по другому. Ближе к нему толпились низенькие молоденькие ёлочки со снежными юбками. Их поддерживали могучие дубы, обнимающие крепкими ветвями стройные сосны. Хоровод деревьев вокруг Валентина продолжался несколько часов. Когда, наконец, его голова окончательно упала ему на грудь и волосы сосульками осыпались по плечам, деревья замерли, а на чёрном горизонте засверкали разноцветные салюты. Наступил Новый Год.