Каким было наше поколение шестидесятников?

В каирском аэропорту. Ждём самолёт Аэрофлота.

Юрий Горбунов


Каким было наше поколение шестидесятников?
—————————————————————————————————————————



Воспоминания военного переводчика. Каким было мое поколение шестидесятников? О чем мы мечтали? О чем мы спорили в начале 60-х? Что нас волновало?


Воинская дружба 

В Дашуре нам, переводчикам, казалось, что служить нам в армии долго не придется, что вернувшись на родину нас отпустят на все четыре стороны, что каждый из нас вернется к своей гражданской специальности, что вся эта наша опереточная жизнь – Египет, каирская экзотика, высокий оклад в валюте, возможность приобрести автомобиль без очереди, газеты, журналы, книги на иностранных языках, красивый и добротный ширпотреб – закончится, и наступят советские будни.

Мы не очень верили в то, что наша работа в Египте продлится несколько лет,  что стоит вернуться в отпуск в Союз, как нас отпустят домой – на гражданку или отправят служить в далекий гарнизон. Поступать в военные академии никто из нас не собирался. Хотелось работы поинтереснее и посерьезнее, чем оставаться переводчиком всю жизнь. Это, как многие считали из нас, — техническая работа. Особенно когда усваиваешь навыки синхронного перевода. Подработать немного валюты на жизнь в Союзе хотелось всем.

Не знаю, что думали другие переводчики, я себя «военной косточкой» не считал. Из бесед с переводчиками, приехавшими за пару месяцев до нас, мы узнали, что забирали их в военные переводчики торопливо, не спрашивая их желания. Позднее почти все они уволятся из армии и вернуться к своей гражданской специальности.
Если в начале 1960-х карьера военного переводчика нас особенно не привлекала, а военную службу мы считали временным делом, то в конце 60-х карьера военного переводчика стала настолько престижной, что каждый уважаемый себя советский генерал мечтал отправить своего отпрыска на учебу в Военный институт иностранных языков и добиться его отправки за рубеж в страны, в которых не велись боевые действия. Мещанство непобедимо!

Все мы, старшие и младшие офицеры центра, ходили в штатском, и это обстоятельство уравнивало нас. Между нами складывались неформальные отношения. С младшими мы подружились, стали приятелями. С некоторыми из них судьба сводет нас позже в Союзе. В наших отношениях не было ни солдафонщины, ни чинопочитания. Старших офицеров мы уважали и называли их по имени и отчеству. Это было поколение участников Великой Отечественной войны. С ровесниками, солдатами и сержантами были на «ты», как и они с нами.

Преподаватели в бытовых вопросах в какой-то степени зависели от переводчиков. Кому-то из них надо было купить что-то себе или родственникам, и они обращались к нам за помощью: «сходи со мной в магазин – помоги подобрать цвет и размер». И мы шли, помогали, понимая, что все мы единый коллектив, что все связаны общей задачей и что наша обязанность помогать друг другу не в службу, а в дружбу.
Старшие офицеры понимали, что мы оставались гражданскими людьми несмотря на присвоенные нам офицерские звания, что в войсках мы не служили, воинских уставов не знали, и поэтому строили свои отношения с нами как старшие по возрасту люди с младшими. Нет сомнения, что старший нашей группы генерал-майор Рассулбеков просил их проявлять выдержку в отношениях с нами, приучать нас к воинскому порядку. Однако приучать нас не пришлось, мы чувствовали свое место в коллективе и не нарушили субординации.


Мы были убежденными интернационалистами


Интернационализм – это дружба трудящихся всех национальностей на межгосударственном и межнациональном уровне, это дружеские и уважительные отношения между представителямиз всех нации в быту. Космополитизм – это политика реакционных буржуазных кругов Запада по отношению к другим, "низшим" по культуре и развитию нациям. Так мы были научены в школе.

Интернационализм – это интерес к национальным культурам и языкам как Запада, так и Востока. В советской школе мы изучали произведения Гете, Диккенса, Уитмена и Байрона. В СССР переводились лучшие произведения зарубежных классиков. Переводческая школа была лучшей в мире. Вся страна зачитывалась романами Хемингуэя, Драйзера, повестями Марка Твена и Джека Лондона. Но спросите космополита американца или англичанина о Пушкине и Есенине. Они понятия об этих святых для русского человека именах не имеют.

Интернационализм – это борьба с буржуазным космополитизмом, национализмом, сионизмом, сепаратизмом, с разжиганием вражды между народами на всех континентах, во всех регионах мира. С возвеличиванием одной, «избранной» нации в ущерб другим. Это борьба со всеми силами зла, скрывающими отношения неравноправия и подчинения и маскирующими свои агрессивные устремления под демагогическими лозунгами о демократии и правах человека.

Интернационализм – это по большому счету сотрудничество и солидарность трудящихся всей планеты в борьбе за мир против войн, развязываемых империалистическими державами Запада. Это поддержка всех наций в борьбе с империализмом, колониализмом, расовой дискриминацией и сегрегацией, сионизмом и апартеидом.
Если бы кто-то попытался нам рассказывать сказки о самобытном пути русской нации, о ее особой православной духовности, способной спасти все человечество от империализма и колониализма, мы долго смеялись над шутником. Сегодня подобные сказки рассказывают русским людям хором и русскоязычные либералы, и русские националисты.


   Скучали по любимым


Наш «батя», как и мы все, прибыл в Египет без семьи. Он обеспечивал транспортировку учебного ракетного комплекса из Одессы в Александрию, и затем в Дашур. Он ездил с нами на все экскурсии. Обедал в одной столовой с нами. Пару раз в месяц он обходил офицерские и солдатские общежития. С каждым беседовал, интересовался, о чем пишут родственники из дома. Мы рассказывали, но об одном мы молчали все, не сговариваясь — о том, что скучали по женам, по детям, по родителям. Скучали сильно, до слёз, до болях в сердце. Видимо, не только я, начитавшись писем от жены, злился из-за своего бессилия изменить что-либо в своей судьбе здесь и сейчас.

Жена, судя по письмам, тоже скучала. Дочка росла. Вот она сказала слово «мама». Вот она сделала первые шаги. Мне не верилось, что то милое маленькое беспомощное существо, которое я с нежностью и осторожностью носил на руках перед отъездом в загранкомандировку, уже думало, говорило, ходило. Мне хотелось быть рядом с женой и дочкой и мне хотелось всё бросить – Египет, ракетный центр – и улететь на крыльях нашей любви к жене и дочери. Люда писала, что любит, скучает, ждёт. Почти каждый день мы писали друг другу письма.

Ревновал ли я жену? Конечно, ревновал. Особенно, когда она поехала на зимнюю сессию в Дальрыбвтуз во Владивосток.

Все офицеры, не только я, мучались от ревнивых мыслишек. Все с нетерпением ждали писем из дома. Они поступали через Генштаб и Советское посольство раз в неделю. Расстраивались, если почта задерживалась. Радовались, если получали по несколько писем за раз. Можно их читать и перечитывать сколько душеньке угодно и хранить как сокровище.

Когда письма приходили в центр, у офицеров наступал праздник. Мы расходились по комнатам. Читали и тут же брались за перо. Здесь же брались за перо и строчили ответы: объяснялись женам в любви. На час-другой центр погружался в тишину. Затем он постепенно оживал. Раздавались веселые голоса. Собирались в баре. За пивом обсуждали новости, получаемые из дома.

Я писал своей Людочке письма почти ежедневно. Не писал только о достопримечательностях, страны пребывания" , о том, где бывал, что видел. Напиши ей хоть одно слово "пирамиды" и она бы догадалась, что ее благоверный ходит по земле Египта. До сих пор не пойму, как это израильская разведка и ЦРУ могли не знать от нашем учебном ракетном центре. Ясно, что шла игра: Кремль скрывал информацию от советских людей; Запад молчал, делая вид, что не знал о нем.
А страдали от этой лжи мы и наши семьи, все советские люди. В этом не было ничего необычного. При Хрущеве прятали от людей сочинения Сталина; информацию о борьбе с троцкизмом перевели в отделы библиотек, называемые "для служебного пользования"; молчали о геноциде русской нации, о засилии русскоязычных евреев во властных структурах, в высшем руководстве партии, в академических учреждениях.
   
Бывало, некоторые офицеры получали грустную «дурную» новость от «доброжелателя» о том, что жена загуляла, встречается с мужчиной. Мало, кто выдерживал. Как принято, топил горе в вине. Генерал вызывал бедолагу к себе. О чем-то долго с ним беседовал и давал ему отгул. Через пару дней осунувшийся от горя офицер возвращался в строй.

Мы не могли давать повода женам усомниться в нашей верности им. Любовь и уважение к подругам жизни, строгий контроль за нашим поведением, дисциплинированность, высокий морально-психологический климат, позор досрочного откомандирования в Союз, продуманная организаций коллективного досуга, отсутствие контактов с арабскими женщинами помогали нам выдерживать проверку одиночеством. Ни один из офицеров или солдат учебного центра не был откомандирован досрочно в Союз.
Семейные неурядицы можно было бы избежать, если бы советская сторона согласилась на предложение арабской стороны сразу открыть ракетный учебный центр в Александрии. Однако в целях секретности в год начавшегося Кубинского кризиса, было решено открыть этот центр в пустыне – у Дашурских пирамид.

С человеческой точки зрения едва ли можно было одобрить решение советской стороны отправить офицеров выполнять свой «воинский и интернациональный долг» без семей на год. Этот «долг» можно было выполнять еще лучше, приехав в Египет с семьей. Египетская сторона настаивала на открытие ракетного учебного центра в Александрии, и она открыла его, как и планировала, год спустя, и тогда все советские преподаватели прибыли с женами.

Несколько лет спустя, встречаясь с переводчиками, с которыми служил в Дашуре, я узнал, что, вернувшись из дашурской командировки, шестеро наших офицеров развелись со своими женами. Сколько было тайных измен и семейных скандалов – не мог сказать никто. Один из офицеров застрелился на почве ревности. Такова была плата офицеров за секретность учебного центра.

Нашим холостякам было проще. Они познакомились с советскими переводчицами на посольской вилле. Через год две пары сыграли свадьбы.


В ночном клубе «Оберж дэ Пирамид»


Молодые офицеры, не могли не интересоваться ночной жизнью в Каире, потому что в ту пору в каирских кинотеатрах шла серия американских фильмов о ночной жизни в городах Америки и Европы. На экранах отплясывали и танец живота, и танцы потасканных танцовщиц с шестами. На улицах Каира к нам приставали сутенеры, предлагавшие "мадам", продавались порножурналы, из-под полы можно было купить и "Плейбой".

Зная наш нездоровый интерес к подобным фильмам и чтобы сбить этот интерес, «батя» попросил арабскую сторону пригласить всю нашу группу в самый популярный в то время ночной клуб «Оберж де Пирамид» в Гизе в предновогоднюю ночь. Посольские рассказывали, что возили в него на экскурсию и Юрия Гагарина.

Поехали всей группой, включая солдат и сержантов. Сперва обильный ужин и вино, затем представление. Первая отделение концерта – европейские девицы, второе – арабские танцовщицы. Впервые мы смотрели танец живота наяву, не в кино. Впечатляющее зрелище – возбуждающее и чарующее!

Мы обратили внимание: на каждом столе стоит маленькая пирамидка с номером, Мы подозвали гарсона.
– Зачем эта пирамидка с номером?
– Чтобы сказать актрисе, за каким столиком ее ждет в этот вечер кавалер. Если ей кавалер понравиться, она к нему подсядет после окончания представления.

Но пригласить танцовщиц не дал нам наш «батя». Как только представление завершилось, он подал команду: «По коням»! И нас повезли в Дашур. Шутники жаловались, сидя в автобусе: «Лишил нас «батя» возможности поскакать на настоящих лошадках».

Дорогой в ту ночь под новый 1963 г. мы своих песен не пели. Было уже четыре часа утра, когда мы вернулись в учебный центр...

Нам здорово повезло с «батей». Да и позже мне приходилось работать с генералами и офицерами, с которых я брал пример. У них я учился порядочности и доброте, смелости и отваге, решительности и трудолюбию. Жаль, что судьба разводила нас после возвращения на родину. Многие из них могли стать теми друзьями, на которых можно было положиться в трудный час жизни и с которыми можно было смело идти в разведку даже ночью...

Почему от советской общественности скрывали участие советских офицеров и генералом в военных конфликтах в Азии и Африке?

Почему советская пресса не прославляла героев, погибших в империалистических и иудейских войнах на дальних рубежах нашей родины?

Почему молчали о подвигах советских солдат и офицеров, воевавших в Корее, Вьетнаме, Египте, Сирии, Афганистане на стороне сил мира и прогресса, социализма и свободы? Их имена малоизвестны русским людям и в наши дни.

Предполагаю, что одной из причин тайн участия советских воинов в международных конфликтах является отказ советского руководства от классовой борьбы на международной арене с реакционными силами Запада, которые до сих пор не могут простить Ленину и Сталину, воспрещавших финансовой олигархии колонизацию СССР и других стран социализма на протяжении 70 лет – вплоть до конца 1980-х годов. Скрывали от нас даже так называемый "План Даллеса" (1948 г.), рассекреченный в США в 1970-х и опубликованный в России только в начале 90-х журналом "Молодая гвардия". А ведь это был план расчленения России и превращения ее в колонию международной финансовой олигархии.


Лекция о международном положении на русской вилле


Как-то раз нам объявили, что в ближайшую пятницу на посольской вилле будет прочитана лекция о международном положении. Приглашались все желающие. Я поехал и взял с собой блокнот с ручкой, чтобы записать основные идеи лекции.

Я не любил ездить и проводить время на вилле при советском посольстве. Там всегда много детей, русских женщин в красивых коротеньких платьях, веселых мужчин. И среди них я чувствовал себя каким-то ущербным человеком. Люди приехали в Каир с женами, детьми, живут нормальной семейной жизнью, а мы, как изгои, как одинокие волки. Вероятно, не только я себя так чувствовал среди советских людей.

В кинозал на открытом воздухе за главным корпусом виллы собралось много людей. Стоял шум. Собравшиеся разговаривали, шутили. Они были знакомы и у них вероятно были какие-то общие интересы.  Мы не были знакомы ни с кем из них, и я чувствовал себя не в своей тарелки в этом обществе.

Начальник политотдела при группе генерал-лейтенанта Пожарского полковник Пилюгин представил нам лектора ЦК. Лектор в черных брюках и белой рубахе – профессор, доктор наук. Но на профессора он был не похож. У него было красноватое лицо русского простодушного, крупного деревенского мужика, случайно забредшего на сборище интеллигентной публики. Неужели это настоящий профессор?

Лектор начал рассказывать о международных отношениях в мире, и вскоре мы забыли о его внешнем виде. Говорил без единой бумажки. Его красивая литературная речь лилась плавно. Рассказывал смешные и трагические истории из международной жизни. Шутил. Он поведал нам о росте милитаризма в США и Израиле, о расовой сегрегации и пробуждение негров, борющихся за равные права в "доску демократической" Америке, о происках ЦРУ, Мосад, Ми-6 против СССР и стран социалистического содружества и об антиколониальной борьбе арабских и африканских народов. Больше всего времени он уделил вопросам строительства арабского социализма в Египте и милитаризации Израиля, интернациональной бескорыстной помощи СССР прогрессивным арабским режимам.

Переводчики нерегулярно читали "Эджипшиан Газет": ее не продавали в нашем центре. Привозили наши друзья арабские офицеры. Дарили нам информацию. Однако мы имели представление о тех событиях, которые происходили в Египте. В изложении лектора эти события были разложены по полочкам. Было ясно, что он хорошо понимал их смысл, расстановку политических сил в руководстве Египта. Лекция помогла нам глубже разобраться в клубке противоречий, которые создавались Мировой закулисой на Ближнем Востоке. Мы обсуждали ее несколько дней.
 

Пуски ракет
 

Почти полгода на Западе пресса молчала о существовании нашего учебного центра. В феврале 1963 г. «Голос Америки» передал сообщение, что в Египте советские специалисты ведут подготовку арабских ракетчиков и создают современную систему ПВО, что ракета «земля-воздух» уже поступила на вооружение армии ОАР.

Приезжая в Каир в выходные дни, как я уже рассказывал, автобусы останавливались у белокаменного здания Оперного театра, построенного к моменту открытия Суэцкого канала специально для постановки оперы Верди «Аида». (Мы, офицеры, сержанты и солдаты вместе с "Батей", смотрели эту оперу в том самом Оперном театре зимой 1963 г.)

Вездесущие журналисты не могли не обратить внимания на то, что по пятницам на площадь Оперы в центре Каира приходит три-четыре автобуса, из которых выходят более сотни молодых иностранцев-мужчин в белых рубахах и темных брюках. По их военной выправке нетрудно догадаться, что это – люди служивые. Вечером они убывают в закрытый для посещения район в пустыне.


***

Летом 1963 г. состоялись пуски ракет С-75 на полигоне. Смотреть стрельбы по реальным воздушным целям прибыл генералитет во главе с президентом Г. А. Насером. Все ракеты, запущенные арабскими ракетчиками, поразили воздушные цели.

Задачу, поставленную нам партией и правительством, мы выполнили. Ракетные стрельбы широко освещались в арабской прессе. Газеты публиковали хвалебные статьи о высокой точности советских ракет и высоком боевом мастерстве египетских ракетчиков. Советские ракеты «земля-воздух» могли устанавливаться на боевое дежурство в Египте.

Весной в Англии разразился правительственный кризис в связи с делом Порфьюмо. Английские газеты писали, что подвыпивший военный министр выбалтывал секретные сведение молоденькой танцовщице из ночного клуба. Ее якобы завербовал советский разведчик Евгений Иванов, капитан второго ранга, помощник военно-морского атташе. Мы с интересом читали первые откровения танцовщицы. Ей советский офицер очень понравился как мужчина. Мы смеялись. Разумеется, через несколько недель британские «демократы» запретили публиковать ее откровения