Актриса

Киносценарий

Поезд «Воркута-Москва», содрогнувшись от начавшегося движения паровоза, на секунду замер, и начал плавно отходить от утрамбованного сотнями ног земляного перрона. Кто-то еще шел вровень с двигающимся составом, махая рукой и крича какие-то слова, кто-то остался стоять, как вкопанный, понимая, что прощание  состоялось.
Но в самих вагонах, пронизанных насквозь ярким светом полярного дня, царило спокойствие принявших данность людей: поехали. И лишь у одного окна неподвижно стояли двое – он и она. Мужчина с лицом аристократа с нескрываемой радостью смотрел на проплывающий мимо дощатый вокзал, и неимоверный восторг окутывал его изнутри , и женщина, даже не пытавшаяся вытирать слезы, катившиеся из ее голубых глаз. Несколько минут назад он сказал ей одну лишь фразу, которую мечтал произнести последние 11 лет: «Ты видишь этот город в последний раз».
***
…То лето 1941 года выдалось в Киеве жарким во всех смыслах: природа не жалела солнечных лучей и прогревала воды Днепра до самого дна, а реальная жизнь стала отчитываться от известных строчек песни «22 июня ровно в 4 часа Киев бомбили…».  Мужчин призвали в Красную армию.
Артур Рейзвих имел, так называемую, бронь. Ему ее выдали в военкомате как особо важному специалисту – Артур Конандович работал главным инженером на Киевской кондитерской фабрике имени Карла Маркса, был известным в Советском Союзе изобретателем и рационализатором. Именно он первым в стране изобрел  машину по автоматическому обертыванию шоколадных конфет. И хотя официальным разработчиком был объявлен специалист с более подходящей фамилией, инженерной смекалки  у этого человека не стало меньше, и она не раз спасала его в дальнейшей жизни.
Но однажды вечером в калитку дома, что стоял на склоне горы у Днепра, постучали: из военкомата принесли повестку.
- Как же так, Артур? Ведь у тебя бронь…, - воскликнула жена. Это была оперная певица Лидия Новоборская. Из-за ее спины выглядывали дочери-погодки Рита и Ада.  – Нужно немедленно сообщить в дирекцию завода.
Но сообщить не смогли. Дело близилось к ночи, транспорт был отдан на нужды военных, а телефона в доме не было. «Раз призвали, значит, пойду служить», -  решил инженер. Ранним утром следующего дня Артур Рейзвих, попрощавшись с домочадцами, ушел в военкомат. Как оказалось, это был его счастливый выбор – через двое суток, ночью, в дом пришли сотрудники НКВД. Они сильно удивились, узнав, что немца Рейзвиха призвали в Красную армию.
А утром прибежала Маруся, приятельница мамы и жена Вилли Фрейлиха, друга Артура Рейзвиха, -  в Киеве тогда было очень много немцев. Они были привезены еще Екатериной, за два столетия обрусели и почти не знали немецкого языка.   Заплаканная Маруся сообщила, что ночью приехали за ее  мужем, лежавшим с приступом язвы, раскачали за руки за ноги и закинули  в грузовик. Она успела спросить: куда?  «Куда-куда.  В тюрьму». Лидия Никаноровна рассказала  свою историю. «Может быть,  Артур погибнет на войне, а не в тюрьме», - подытожила она.
Но Артур Рейзвих не погиб. Однажды в дом  пришли незнакомые женщины из Белой Церкви и сказали, что он жив и находится в плену, что  бросил им записку с адресом и просил  сообщить жене, что сильно контужен. Больше никаких вестей не было.
…Однажды прохладным осенним днем тринадцатилетняя Рита и ее троюродная сестра Катя, которой уже исполнилось двадцать, пилили  дрова во дворе дома. Они уже знали, что такое жить впроголодь, когда дома нет ни копейки денег и  вся отцовская одежда отдана в село в обмен хоть на какие-то продукты.
- Смотри, - сказала Катя, - во двор вошел немец.
Высокий молодой офицер подошел к девушкам и начал что-то говорить по-немецки, но они его не понимали. Сообразительная Рита пошла в сторону дома и жестом показала офицеру, чтобы он шел за ней. Она привела его в дальнюю комнату, где уже более 20 лет жил ее дядя, Ананий, один  из первых авиаторов России, знавший семь языков.  Еще при царе Николае он окончил Академию Генерального штаба и в Первую мировую войну  служил наблюдателем на самолете-этажерке. Но однажды самолет был обстрелян, упал в поле. Пилот погиб, а Ананий, получив множество переломов, оказался навеки прикованным к инвалидной коляске. Тем не менее, он женился на двоюродной сестре Ритиной мамы Нине, и в доме им была выделена отдельная комната. Пенсию Ананий не получал, так как считался участником белогвардейского движения, и зарабатывал на жизнь тем, что давал уроки математики и иностранных языков.
Когда немцы оккупировали Киев, Ананий сказал своей семье, что надо знать хотя бы азы языка, чтобы не попасть в неприятность. Жизнь подтвердила это.
…Немца, зашедшего во двор, привели к дяде Ананию. Он и сказал, что Рейзвих находится в лагере и, если семья сможет его прокормить, то он вернется в Киев…
Как только Артур Рейзвих вернулся домой, тут же примчались коллеги с фабрики и стали просить его выйти на работу. Он отказался. «А как же вы будете зарабатывать на жизнь?». – «Найду какую-нибудь работу». Артур Рейзвих не хотел возвращаться на фабрику еще и потому, что  помнил ту историю с изобретением. Тогда он спросил у директора,  почему авторство отдали другому человеку, на что тот искренне ответил: «Если бы я сказал, что машину изобрел немец, то меня бы уже утром не было».  На Рейзвиха  это произвело жуткое впечатление. Впоследствии, уже в Харькове, когда семья  сильно голодала, его случайно встретил бывший сослуживец  и попросил сделать чертежи той машины за плату. Артур Конандович отказался.
В Киеве он  устроился в слесарную мастерскую, получал сущие гроши, семья голодала.
***
«Фольксдойче» - это особая статья в жизни обрусевших немцев. К этой когорте нацистская Германия причисляла  тех, кто имел хотя бы одного родителя – этнического немца. Если же фольксдойче из числа бывших советских граждан принимал немецкое подданство, то в СССР это квалифицировалось как измена родине. Эти люди арестовывались органами НКВД и привлекались к суду. Чаще всего их расстреливали.
В начале 1943 года немцы стали выселять людей, живших на горе у Днепра. Они готовились к обороне от начавших наступление советских войск. Семье Рейзвих идти было некуда, и вместе с другими фольксдойче они были вывезены в Восточную Пруссию, в пересылочный лагерь «Зольдо». В этом лагере происходил отбор специалистов для работы на подземном авиазаводе,  и, казалось, известному изобретателю и рационализатору именно там  было уготовано рабочее место, но судьба распорядилась иначе: начальник лагеря оставил его «при себе», как мастера на все руки.   Осталась жить в лагере и семья – женщины работали в огородах.
Но такой удел был не по душе Лидии Никаноровне, и однажды она узнала, что в соседнем городе есть музыкальный театр. Недолго думая, прихватив с собой ноты и  старшую дочь Риту, внявшую советам дяди Анания и выучившую немецкий язык, певица Новоборская пришла в театр на прослушивание. Она пела арии Баттерфляй из одноименной оперы и Маргариты из «Фауста». Ее лирико-драматическое сопрано понравилось главному дирижеру,  и он пригласил Лидию Новоборскую в театр. «Я бы взял вас солисткой, - сказал  маэстро, - но вы не знаете языка. А ваша девочка поет?». «Поет», - ответила мать. «Ее тоже берем в хор. А жить будете в моей квартире, мы  выделим вам комнату».
Из всей семьи главным кормильцем оказалась 16-летняя  Рита. Поднаторев в знании языка, она быстро нашла работу и  решала важные жизненные вопросы. Например, когда семья осталась без угла, она в короткий срок нашла свободную квартиру, хоть и однокомнатную, зато с ванной, туалетом, кухней. А что еще нужно было четырем обездоленным женщинам, старшей из которых было за 70, а младшей едва исполнилось 14?
Но найдя эту квартиру, Рита пошла против воли отца, который хотел вернуться в лагерь. Его возмущало своеволие старшей дочери, но поделать он ничего не мог: Маргарита стала взрослой. Ее белокурые волосы и голубые глаза выдавали в ней немецкую кровь и, где бы она не появлялась, ее неизменно называли Гретхен. Но недолго длилось это относительное благополучие. В Германии началась повальная мобилизация. Театр закрыли.
Семья  раз в две недели ездила в лагерь отмечаться и возвращалась назад. Маргарита нашла себе другую работу. Непростая жизнь, пережитые беды  научили ее быстро принимать решения. Встал вопрос о принятии немецкого подданства, которое позволяло уехать в Берлин. Все зависело от решения отца. «Риточка, у нас никогда не будет немецкого подданства. Я в СССР был чужой, и здесь я чужой». «Значит, я лишусь работы, папа». «Значит, лишишься». И Маргариту-Гретхен перевели в другое место. Так продолжалось до 1945 года.
***
Все чаще слышалась стрельба, взрывы, рокот канонады.  Это приближались штрафные батальоны маршала Рокоссовского. Однажды по громкоговорителю  было объявлено,  что все  жильцы дома, в котором проживали Рейзвихи, должны спуститься в подвал. Семья Маргариты спустились тоже. Там уже сидели все соседи, которых Рита не знала,  так как все дни находилась на службе, работая с раннего утра до позднего вечера.
Хлопнула входная дверь. Кто-то разбил окно в подвал, и все  увидели два пистолета, направленных на них. Потом дверь распахнулась,  вошли двое военных без погон. Это были штрафники.  Оглядев всех, один ткнул в Маргариту: «Пойдешь со мной». Мать встала между ними: «Только через мой труп». Увели немецких женщин. Потом появился военный с золотыми погонами и спросил: «Кто говорит по-русски?». Артур Рейзвих ответил: я. «А, изменники родины! Возвращайтесь к себе, а в 6 утра придете в комендатуру, ваша семья будет расстреляна». Отец, мать, бабушка и две сестры поднялась в квартиру.  Помылись, переоделись. Всю ночь не спали и в 6 утра вышли на улицу. Навстречу им встретился тот же офицер с золотыми погонами. «Идете? Идите.  Я сейчас буду». 
Придя по указанному адресу, негромко постучались. Дверь открыл молодой автоматчик. Посмотрев пристально на отца, спросил: «Артур?». «Да, я – Артур. А откуда вы меня знаете?».  «Так вы же останавливались на охоту  у моего дедушки на Припяти. Какие у вас были чудесные собаки! Я любил с ними играть! А что вы здесь делаете?». Артур рассказал. «Уходите! Идут войска, танки, затеряйтесь между ними. Я не могу допустить, чтобы вас расстреляли на моих  глазах».  «Но ведь  офицер нас видел…». «Я скажу, что  вы не приходили». Это было чудо.
Семья спустилась к дороге, по которой нескончаемой вереницей шли танки. Отец повел жену, тещу и дочерей  в самую середину колонны. «Куда вы?! – кричали солдаты. – Вас раздавят!». «А немку, немку-то зачем с собой взяли?»,  - возмущались штрафники, показывая на Маргариту.  «Это наша дочь», - кричал им в ответ отец.
Через какое-то время все пятеро оказались в спецприемнике. Это была квартира, в которой все было разбросано, только двуспальная кровать с перинами стояла аккуратно прибранной.  Дежурный офицер разрешил им остаться отдохнуть. А потом снова был длинный путь…
Шли очень долго, пока не оказались в какой-то деревне.  Всех завели в большой двор, посредине которого  лежала окоченевшая корова.  На нее посадили всю семью. Мать увели на допрос, но вскоре она  вернулась. Следующей вызвали Маргариту. Это была странная картина: проваливаясь  по колено в снег,  -  был конец января – падая, шла  девушка, а следом, запинаясь об нее, чертыхался  автоматчик. Она все время норовила пропустить его вперед, полагая, ведь так ему будет  удобней.
Это был перекрестный допрос СМЕРШ, на котором Маргариту  заставили подписать чистый лист бумаги. Уже потом она увидит эту темного цвета бумагу заполненной на столе начальника Харьковского фильтрационного лагеря, а чуть позднее – в Воркуте. В бумаге будет написано, что у всех членов семьи Рейзвих было немецкое подданство…
После допроса всех  загнали на чердак, где уже сидели французы, чехи, итальянцы – женщины и мужчины, а вскоре дали команду спускаться и повели в сторону Польши. По этапу. «Не отставать. Иначе будем  стрелять!».  Бабушка идти не могла. Она упала и не могла встать. Этап остановился. Часовой , молоденький парень-украинец, заметался: да шо тако, идите. В это время подъехала бричка с офицером: «Если не может идти, стреляй». - «Не могу я в мати стреляти». «Ну, давайте ее в бричку. Куда мы ее повезем, туда все и придут».
Была в этапе полька Ванда. Еще в начале войны ее угнали в Германию на работу. И кто-то сказал ее престарелой  матери, что дочь идет мимо их села. Она прибежала. «Вандуся! Дай хоть поглажу тебя!». Лай собак. Стрельба. Мать убили.
Загнали всех в  концлагерь. Там  впервые Маргарита увидела платяную вошь. Она ползла по кожуху  женщины. «Не удивляйся, - сказала та. – У тебя тоже скоро будут».
Потом был вокзал, стояние на коленях в грязи и две с половиной недели в пути до Харькова.  Из 950  до места доехали 420. Три вагона трупов. Ехали сидя на корточках. Когда вышли на перрон, идти  никто не мог. Шли, поднимая колени до подбородка.
***
Это был самый настоящий концентрационный лагерь, оборудованный немцами на территории Харьковского тракторного завода (ХТЗ). Бараки, бараки, бараки. В ХТЗ  семья Рейзвих потеряла бабушку. Она умерла в лагерном лазарете. Местный  врач Шота Шалвович утешал рыдающую Лидию Никаноровну, говоря, что ее мать похоронили в отдельной могиле, а не в общем рве, как было принято, что  обрядили ее в чистую одежду, и даже положили на грудь Евангелие…  Им очень хотелось верить, что  так оно и было.  Врач передал семье бабушкины золотые сережки с маленькими цветочками из граната, которые вскоре спасли жизнь младшей дочери Рейзвихов – Ариадне. Их обменяли на стакан сахара, пять яиц, две ложки сливочного масла.
В этом лагере Рейзвихи были месяцев пять. Однажды ночью весь ХТЗ проснулся от громких криков  и  автоматных очередей. Все испугались, решив, сейчас будут расстреливать. А  конвоиры  с криками врывались в бараки  и обнимали всех подряд: «Победа! Победа!». Они ушли, и уже на утро все вернулась на круги своя.
Прошло какое-то время. Мать и двух дочерей освободили из лагеря и даже разрешили вернуться на родину, в Киев. Но отец, Артур Рейзвих, оставался в лагере. Без него решили не ехать, остались в Харькове. Да и ехать было некуда – в родном доме , что по-прежнему стоял на горе Днепра, давно жили чужие люди.
И вот Харьков – без документов, без продуктовых карточек, без своего угла. Артура Рейзвиха лагерное начальство решило не выпускать из города– все-таки талантливые инженеры не каждый день встречались даже им. Тем более, что в это время из Германии стали поступать трофейные механизмы и нужно было определять, куда и на какое производство их поставлять.
Семья поселилась в двух комнатах динамовских дач. Каждый день рано утром начальник лагеря заезжал за Рейзвихом, увозил на заводы, а поздним вечером привозил обратно.  При этом он заезжает к себе домой, обедал, а инженер тем временем  ждал его в коридоре. Ни стакана воды, ни куска хлеба.
Семья в который раз выживала благодаря его золотым рукам.  Кому-то Артур  чинил  швейную машинку, кому-то  пишущую. Кто-то давал две картофелины, кто-то  две морковки. Голод был страшный.
Тем не менее, не взирая на голод, семья продолжали жить. Маргарита  ходила в секцию большого тенниса, а Ада – на  гимнастику. Обеих прикрепили к столовой молодежной спортивной школы. Обеды там были нехитрые, но сестры брали с собой баночку, куда наливали суп для родителей. Один кусочек хлеба съедали, а  второй уносили домой.
Когда Маргарита была во Львове на соревнованиях, ей принесли телеграмму: «Риточка, возвращайся. Мы получили поселение в Коми АССР».  В Харькове им выдали  паспорта и карточки. Полученный хлеб съели сразу. По дороге в Сыктывкар  у Маргариты из-под головы утащили единственные полуботинки и остались у них с Адой на двоих одни галоши и ичиги, которые дала с собой киевская тетя.
В Сыктывкаре начальник спецпоселения майор Логинов определил Артура Рейзвиха на судоверфь. Дочери поступили  учиться в музыкальное и балетное училище. Лидия Новоборская устроилась в местную филармонию, там же им выделили большой зал, где стояли печка и три кровати. Семья, не раз пережившая голод, покупала на рынке стакан овсянки, разогревала ее на сковороде и варила суп. Оказалась, что  эта жидкость была целебной – волосы сестер быстро превратились  в шикарную шевелюру.


***
В 1946 году исполнилось 25 лет со дня образования автономной республики Коми в составе РСФСР. По такому случаю в Сыктывкар с концертом приехала группа артистов Воркутинского театра. Лидия Новоборская, узнав, что главным дирижером там служит ее давний знакомый Евгений Михайлович Выгорский, решила пойти на прослушивание и, в случае удачи, перебраться в Заполярье. Но Выгорского, находившегося на спецпоселении, не выпустили из Воркуты. Артистку и ее старшую дочь Маргариту прослушали директор театра Николай Фомин и пианист Александр Стояно. Позднее он повесится в Воркуте.
Мать спела оперные арии, дочь – песни из репертуара Клавдии Шульженко «Руки» и «Старые письма». Директор дал  1500 рублей и пригласил обеих в Воркуту. «Зачем же такие деньги?», -  удивилась Новоборская . «Мне важно, Лидия Никаноровна, чтобы вы поели, ведь вы же светитесь насквозь».
Надо было уезжать в Воркуту. Но как? Ведь отец был закреплен на судоверфи.  «Мы поедем, а  потом тебя выпишем, ведь Воркута страшнее, чем Сыктывкар,  - объяснила ему  жена. – Мы должны уехать, потому что так жить невозможно». Отец  согласился. Но прежде, чем уехать, нужно было сообщить об этом начальнику спецпоселения, майору Логинову.
За это дело взялась Рита. Узнав домашний адрес майора, ранним утром она позвонила в дверь его квартиры.  «Знаете, мы решили ехать в Воркуту и надо, чтобы вы открепили папу и, чтобы к нам  не было претензий». «Что??? Да я вас всех засажу!!!».  Не помня себя, девушка выбежала из подъезда. Надо было спасаться.
Наняв грузовую машину и спрятавшись в кузове под брезентом,  женщины доехали до железнодорожной станции Княжпогост. Встали в конец огромной очереди, что вела в кассу. В это время к  Маргарите подошел человек в форме НКВД и спросил:  куда едете? Узнав, что в Воркуту, поинтересовался: а пропуск у вас есть? Пропуска не было.
- Я возглавляю вагонзак, везу заключенных. Возьму с вас столько, сколько стоят билеты. Через три дня будете на месте.
Мать сразу отдала  деньги. Энкэвэдист привел  женщин в вагон, выделил отдельное купе, велел кормить их три раза в день. Ехали  мирно. Лишь однажды, когда вагон хотели отцепить, энкэвэдист выскочил на улицу  и, размахивая пистолетом, закричал: «Пристрелю всех на месте, если отцепите! Мне терять нечего. Я везу заключенных!». 
В Воркуту приехали ночью, вышли из вагона. Мела сильная пурга. Вся станция была погружена в сугробы, лишь вдалеке виднелся тусклый свет одинокого фонаря. Навстречу шли  двое мужчин. «Вы – Новоборская?».  «Да». Так началась другая жизнь.

***
В Заполярье отбывали срок осужденные по печально знаменитой 58-ой статье. Интеллигенции, в том числе художественной, среди них было не счесть. Начальник «Воркутлага»  генерал-инженер Мальцев оказался заядлым театралом. Он создал театр из зэков и даже на спор с каким-то полковником выстроил настоящее театральное здание. А еще он собирал по всем лагерям артистов, режиссеров, дирижеров, художников. Как бы сейчас   сказали, генерал оказался хорошим топ-менеджером.
Так, художественное руководство театром он поручил профессору Школы-студии МХАТ, ученику Станиславского и Немировича-Данченко – тоже зэку – Борису Мордвинову. Тот собрал коллектив, состоящий на 80 процентов из таких же, как он, заключенных. Остальные были ссыльные и спецпересенцы.
Для двух сотен изгоев театр за колючей проволокой стал спасением и отрадой. Под крышей Воркутинского театра уживались опера, оперетта и драма. Его репертуару мог позавидовать любой столичный театр. Именно он стал отличной профессиональной школой для сестер Рейзвих. Вот как вспоминала о них актриса и переводчица, бывшая заключенная Татьяна Лещенко-Сухомлина: «Две юные красавицы – Маргарита и Адочка Рейзвих, особенно Маргарита, такая красивая, что глаз нельзя было оторвать. Она пела, а Адочка танцевала. Обе были талантливые и очень милые».
Маргарита, обладавшая прекрасным сопрано,  была принята  в оперную труппу и сразу же спела партию Татьяны в «Евгении Онегине». Партнерами юной актрисы были сплошь знаменитости. В драматических спектаклях блистали актеры Московского театра сатиры Валентина Токарская и Рафаил Холодов, в опере – солист Всесоюзного радио Борис Дейнека и солист Мариинского театра Теодор Рутковский. Среди балетных артистов особенно выделалась  солистка Московского мюзик-холла Лола Добржанская, жена известного артиста театра и кино Сергея Мартинсона. Уже позже ее отправили в режимный лагерь за отказ быть осведомителем, и там актриса умерла. Мартинсон приезжал в Воркуту, и Лидия Новоборская вполголоса рассказала артисту, что на кладбище для заключенных, которых хоронили безымянными, есть холмик, к которому прикреплен  портрет его жены – так влюбленный в Добржанскую художник театра отметил ее могилу. Говорят, на той могиле Мартинсон пролежал целый день.


***
25 августа 1945 года командующий первой Краснознаменной армией генерал Белобородов давал банкет в харбинском «Ямал-отеле». Повод был отменный: победа советских войск над Японией. На банкет были приглашены лучшие артисты города, среди которых оказался и сын русских эмигрантов Виктор Дмитриевич Лавров. Генерал поблагодарил артистов за чудесный концерт и особенно, как он сказал, «за прекрасные русские сердца, которые они сумели сохранить на чужбине». Ощущение большого счастья и радости так захватило русских харбинцев, что растрогавшись, они сразу же приняли приглашение генерала посетить японское консульство. И лишь время спустя артисты заметили, что окружены военными людьми, которые, не церемонясь, заталкивают их в подвал. Так началась одна жизнь и началась другая.
Виктор Лавров, вместе с другими арестованными харбинцами, был отправлен на лесоповал в Восточно-уральский лагерь, где чуть не погиб от истощения, отказавшись петь по ночам лагерному начальству. А в 1951 году артиста перевели в Воркутинский Речлаг, куда направляли  «особо опасных государственных преступников». И по всем лагерям пронеслась весть, что привезли очень красивого артиста. В Речлаге Виктор Дмитриевич  организовал театр, в котором все женские роли играли мужчины.
Он появился в Воркутинском музыкально-драматическом театре в 1954 году – худой, голодный, больной. Через какое-то время артист пришел в себя, вошел в репертуар и стал премьером этого необычного театра. Там они встретились с Маргаритой Бичай. К той поре Рита Рейзвих вышла замуж за осужденного по статье «за шпионаж» румынского журналиста Льва Бичая, жившего на спецпоселении. Но ни семейные узы, ни здравый рассудок не смогли сохранить этот брак: Маргариту и Виктора закружил вихрь внезапно вспыхнувшей любви. Они сняли угол за печкой, где и пережили силу общественного осуждения – ведь Бичая любила вся Воркута. Доходила до того, что придя в кинотеатр, они обнаруживали, что рядом с ними никто не садится, а другие зрители, узнав их,  молча встают и пересаживаются в другой ряд. 
Виктор Дмитриевич Лавров был реабилитирован в 1956 году «за отсутствием состава преступления». Все 11 лет, проведенных в лагере и на спецпоселении, он внушал себе, что на самом деле является врагом народа – так было легче пережить лишения.
Их расставание  с Воркутой было внезапным. Они сели в поезд, чтобы уехать в отпуск на материк, и когда вагон тронулся, Виктор Дмитриевич сказал   жене: «Ты видишь этот город в последний раз».
***
После отъезда из Воркуты в 1957 году Маргарита и Виктор Лавровы работали в разных театрах страны. В середине 60-х они обосновались в Омске, стали заслуженными артистами РСФСР. Лавров был назначен главным режиссером Омского театра музыкальной комедии. За те неполных 14 лет, что судьба отпустила Виктору Дмитриевичу после воркутинских лагерей, он успел сделать многое: поставил более десятка спектаклей, окончил театроведческий факультет ГИТИСа, аспирантуру. Он подружился с Александром Твардовским, знал наизусть все его стихи и загорелся желанием инсценировать «Василия Теркина». Поэт долго сопротивлялся, не мог представить свою поэму на сцене театра музыкальной комедии. Три года шли переговоры. Лавров вместе с композитором Анатолием Новиковым показывали мизансцены, проигрывали музыку  - и в итоге Твардовский махнул рукой: «Ставьте!».  Премьера состоялась в декабре 1971 года, после смерти Лаврова, но в его сценической версии. Это была первая постановка оперетты-песни «Василий Теркин» в СССР. В сценической версии Виктора Лаврова спектакль шел во многих театрах страны.
***
Жизнь Маргариты Артуровны Лавровой после ухода из Омского музыкального театра в 2008 году почти полностью была посвящена братьям нашим меньшим. Когда еще были силы, эта героическая женщина ежедневно готовила еду живущим в округе бездомным кошкам.  Ее благотворительный маршрут начинался  от порога квартиры на третьем этаже и вел через несколько дворов к подвалам, где  обитали питомцы. На обратно пути Лаврова заходила в местный магазинчик, покупала еду себе, животным  и возвращалась домой. На недлинный путь в триста метров ежедневно уходило по  пять часов. И так -  в любую погоду. Когда было скользко, она падала. Однажды не смогла самостоятельно подняться и просидела на льду около часа. Потом ее кто-то  заметил, подал руку и довел до дома.
Вот уже несколько лет мир 94-летней актрисы ограничен пространством инвалидной кровати. Так  случилось, что  после смерти  любимой собаки Малышки Маргарита Артуровна обезножила и сегодняшний ее мир – это верные друзья, сиделка и воспоминания. 

На фото: Маргарита и Виктор Лавровы, 60-е годы. Фото из архива М.А.Лавровой