НИ РЫБА НИ МЯСО

                НИ РЫБА НИ МЯСО

       Электричка. Две женщины – пенсионеры сидят у окна напротив друг друга. Пассажирка. сидевшая лицом по ходу поезда была сухощавой, с назидательным выражением лица, о чем говорят плотно сжатые губы и пристальный немигающий взгляд. Широкие кисти рук лежали на коленях. Она  готовила себя к дерзновенному труду на даче. Собеседница же была полная противоположностью соседке по купе. Её грузная, широкая в области таза фигура занимала ровно половину сиденья. На лице явно прослеживалась усталость от жизни, голова постоянно покоилась на груди. Между ног у женщин стояли большие пакеты. В них по всей видимости была рассада.
      -  Маруся, я сильно стала уставать, как Коли не стало. Легко ли мне на коленях ползать по огороду, приводить дачу в порядок,- высказала свою боль грузная собеседница.
      - В чего ты раньше все на своего мужа жаловалась, всё говорила: ни рыба ни мясо. У меня такой был, так его выгнала. и уже тридцать лет одна. И как видишь: не ожирела.
       Она явно сделала намек на тучные телеса собеседницы. Последняя не отреагировала на её реплику, продолжив повествование.
       - Странный он был, ни шагу без моего разрешения не ступит, но зато на даче: что скажу – то и сделает. Грядку вскопать, забор поправить, сам – то он работы не видел. Для того чтобы физически развивался записала его в бассейн. Поедет он туда, по пути звонит: Лида ты помнишь – положила мне в пакет тапочки и плавки. Я ему: загляни в пакет, ты же его в руках держишь.
      - А он то, что тебе на это отвечает? – интересуется Маруся.
    - Я мол не могу в пакет заглянуть без твоего разрешения, потому что




собирала его я. Я ему и говорю: в туалете ты у меня не спрашиваешь снять трусы. А он отвечает: трусы я сам на себя надеваю.  И так во всем. Поехал  к дочери в областной центр, дошел до её подъезда и стоит. Нет чтобы домофоном воспользоваться… Так нет: делает мне звонок по мобильному.
      - И что? – Округлила глаза Маруся.- У него не было номера телефона дочери?
      - В том то и дело что был. Кроме того, дочь живет на первом этаже, мог бы просто постучать в окно. Объясняет тем, чтобы я поверила, что он не ушел на лево, и дочь этому свидетель. Одним словом: ни рыба ни мясо. На работе за тридцать лет не смог сделать карьеру. Все его использовали, а он « не рю не мя».
    - Я, конечно, Лидия Васильевна, давно Вас знаю, но как у Вас происходили близкие отношения ?
     - По моей команде.  Сам не проявлял инициативы. Говорил: из деликатного отношения к жене. Болеть – то начал видимо давно, но мне ничего не говорил. Когда ему стало совсем плохо сказал: Лидия можно я схожу в больницу, заболел видимо. Ты не будешь меня упрекать. Я ему дураку так и говорю: кто в здоровом разуме приглашает к себе болезнь. Она приходит, не спрашивая нашего разрешения. Два месяца лежал, я ему передачи носила. На последнем свидании спросил меня: можно, Лида, я уйду от тебя навсегда; мне очень тяжело… Я ему сказала: не вздумай, на даче много работы.  Ушел… Впервые без моего разрешения...
      Лидия повернула голову к окну, равнодушно наблюдая за зелёной стеной леса, которая проносилась мимо электропоезда.
      Возникла длительная пауза.
      Большая крупная слеза выкатилась из правого глаза женщины и оставляя влажный след в глубокой морщине, добежала до уголка рта.
      Маруся тяжело вздохнула, увидев настоящую скорбь вдовы и передумала беспокоить её неуместными вопросами. До пункта назначения они ехали не проронив даже слова.