60-оп

Два действия удачных, затем заминка, потом еще шесть удач, правда, всего одна большая и к тому же следом-то - три неудачи и одна из них весьма крупно повлияла на 2,4 и 5-ю удачи - так что, считай, начинай все сначала, одноглазый пират! (А ведь думал за пару месяцев на всю оставшуюся жизнь набрать барахла и уже мирно, праведно жить...)


Уже почти выполнил, как вдруг половина стала рушиться, хорошо еще успел кое-что продать - на эти деньги можно будет вон тот угол оборудовать. А с развалом что делать, одноглазый пират? - то переделаю, то, может, всучу, эту фигню бабушке подарю, а остальное - в чулан, в трюм или за борт  -  и в графу "издержки", что поделаешь, селяви и так далее... Три категории у барахла, но даже из первой,  даже то, что в чулане вряд ли уже пригодится когда-то. Там уже слишком много всего, можно духом упасть от такого обилия...

---

Сидят двое одноглазых пиратов, рассудительный и юморной, и интересно меж собой разговаривают… - но не затирают ли они кого-то третьего, молчаливого и светоносного, святого, пусть он и вовсе слепой...
(солнце пускают только в окно, а вот дверь скорей закрывают, хотя она и крупней... - никто не должен слышать их разговор, ведь черти перетолковать могут и самое безобидное слово...)

---

Пиратская "харизма»: «пират Бродский – харизма», «пират Лебедь – харизма»… Все, у кого низкий голос – харизма? Или длинные волосы и шарф на ветру… Одноглазый пират, входя, снисходительно на них усмехается и вместо харизмы у всех перечисленных сразу начинается схизма (Бродский начинает сморкаться в кашне, Лебедь рычать в конуру убирается...)


Серое утро, мама хлопочет, мысли пирата – такой мир; серый день, набежало народу, магнитофон поет, другие мысли пирата – другой мир; ранний вечер, дождь, тихо-тихо, только брат ходит, другие мысли пирата – другой мир; вечер, электричество, мама мрачная, отец разглагольствует, много дел, ещё один брат что-то не идет, другие мысли пирата – другой мир... Мысли – это мир, ибо они предметны, а вот чувства – еще не мир, если не даешь им волю… В общем, надумал одноглазый опять в океан отправляться, к пиратам, они ему  тоже уже как родные. Задолбался он думать, потому как у всякой мысли и у всякого мира есть две стороны. Хотя и у предметов сторон тоже немало, но пока бьешься за них, веришь, что они тебе всё же нужны...

Одноглазого ничто в жизни на суше не греет. Все обещает, но в итоге не греет. Придет из прозрачного холодного леса, включит телевизор, желая согреться, но - не греет. И родители не греют. И курево с водкой, и музон и пляски - ничто в жизни не греет. Светит, но не греет. Или слегка греет в одном месте, но до него трудно дотянуться и не будешь же в неудобной позе около часами простаивать. Или грело, но вчера – завтра, может быть, завезут, а может - нет, причем очередь занимать надо заранее - замерзнешь, а не согреешься. Так что лучше не надеяться тебе, одноглазый пират; ни на что не надеяться. Жить чистым - без надежды. И другим даром ее не давать. Грей сам себя - или умри. Кто в тяжелую минуту согрел самого себя, тот и ближнего согреет в обычную минуту. А в тяжелую собрату хотя бы умереть не даст. Но на благодарность от пиратов не надейся - и она не греет, ничто в жизни на суше не греет, только светит вдали как луна...

(Снова в сна океан погружается одноглазый пират: словно бы старый лечащий врач  исчез, уволился или только  в отпуск ушёл – и вошел новый врач, молодой и какой-то чужой, с прохладными, слишком чистыми руками. Он сказал, что и  к нему привыкнет пират, что его леченье продолжится и он несомненно выздоровеет - хотя глаз ему, конечно, уже никто не вернёт - но в его сердце стало меньше надежды… Ведь запахло какой-то халатностью; врачи меняются словно в картах вальты; работнички, блин… дипломаты…винтики в этой больнице… белые халаты у них словно огромные маски...)


Сидя в комнатах в ноябре, когда нет ни неба, ни земли, а на море сплошные шторма, пирату легко заблудиться, удариться о шкаф, как о мраморное надгробие и попасть в нереальный, болезненный мир – и, слава Богу, что когда земля и небо появляются, они снова его возвращают себе, надо только рассола выпить трехлитровую банку...

---

Слаб одноглазый пират – и удивительно, что никто не нападает. Тяжело ему – и удивительно, что никто не добивает – "Ты всеми уважаем и никому не нужен в этом доме, на этом дне  старости"... (Жалеет уже, что после крушения выплыл на берег, что спасся? Нет, он верит ещё, что и к старости приспособится, и на этом дне, в этом доме сможет как-то пиратствовать... Помнит, кстати, какая была в нем дикая радость во время спасения... И зачем-то же помиловал его бог-океан...)


Как шкаф, пирата ударила мысль: «делай, что хочешь; буянь, вороти, что душа пожелает – всё равно же есть огромный маяк, что солнцем сияет, и его не забыть, так что , когда надо, вернешься на невидимый фарватер» – но: «благодать Господа нашего не превращайте в повод к распутству»... Пытается, пытается на благочестии удержаться пират, хотя рядом безобразно и вольно гремит океан и как дельфины вокруг сотни пьяных матросов, и с иными из них годами ничего не случается...