Бег по кругу

      Вчера по телику крутили «Осенний марафон». Потому всю ночь куда-то бежал во сне по мокрому асфальту. Даже устал. Сегодня с утра в самом деле нужно бежать кросс, - без него не получить четверку по физре. Физра – слабая замена химии, по которой вызревает очевидная тройка, но общим фоном сойдет, да и шансов больше. Пока же я сплю, - делаю вид, что сплю, потому что будильник прозвенел. Я посмотрел на него одним глазом, и снова ушел смотреть сон… Слышу, что началась эта гребаная «Пионерская зорька», а радио за стеной на кухне, и его не выдернуть из розетки…
     Я нашариваю под диваном кнопку мафона: «День серебра» начинается с первой песни, потому что кассета перемотана с вечера. Все эти дни, как переписал у Кшона, слушаю «Аквариум», и нахожусь в волшебном полете… «В трансе», - как говорит Антон. Но пора вставать… Встал бы раньше, - потягал бы гантели. Но уже некогда, на хрен, завтра… «Человек силен духом, а не мускулами… Кто такой бред сказал? Наверное, ему мало прилетало в морду» Захожу в ванную. «Видишь ли ты, то, что видно мне?» - спрашиваю у отражения в зеркале и выдавливаю пасту «Поморин» на щетку. Если чистить зубы, и при этом разговаривать самому с собой, изо рта пойдет белая пена, как у эпилептика… Смешно… Сплевываю пену.
     Мать оставила на плите кастрюльку с манной кашей. Сколько ей говорил, не делать этого... Ставлю сковородку на раскаленную докрасна конфорку и разбиваю два яйца. Пока они шипят, превращаясь в глазунью, вспоминаю, что кому обещал. Дать переписать кассету с «Аквариумом» Доброву? Пусть лучше тащится со своим «Квазаром» и переписывает у меня, а то потом не дождешься… У него магнитофон пленку жует, а я на новый Denon писал…
     Пихаю в портфель физкультурную форму, а кеды обуваю сразу, чтоб не таскать сменку. Закрываю дверь, роняя ключи на пол, и шурую к лифту. «Командирские» на руке показывают без десяти девять, но я пробегаю расстояние до школы минут за пять. Лифт у нас в доме какой-то неприлично чистый – чистые стены, кнопки все на месте, только одна надпись: «Гвоздь – пидарас». У Веселова в доме оба лифта черные, - там и бомбочки взрывали, и кнопки жгли, и лампочки били… У нас же в парадной половина жильцов – старики и инвалиды.
     Первым уроком английский. Стогоффс фэмили, которая с пятого класса переходит из учебника в учебник. Они едут на курорт. Что делает Лена Стогова? Мы едем в Крым или в Анапу? Разговор двух идиотов. Надо будет Залесской подарить журнал «Англия», чтобы поставила четверку в четверти. Но зря напрягался, меня не вызывают - звенит звонок. Все спускаются вниз, переодеваться на физру.
В раздевалке лошадиный запах пота и теснота. Еще одеваются пятиклашки, у которых урок только закончился. Пока переодеваюсь, Добров спрашивает про кассету. «Да, Коля, без проблем, - приходи после школы, перепишем», - отвечаю, сделав морду кирпичом.
      Выходим на крыльцо… Зябко. Идет мелкий дождь. Ребята закуривают. Местная гопота стреляет по ходу дела сигареты. Тут появляется физручка наша, Светлана Петровна, со стартовым пистолетом в руке, и шутит: «Кто не сдаст норматив, того пристрелю».
     Мы встали вдоль белой полосы на асфальте, - кто-то принял стартовую позицию, кто-то просто стоял, переминаясь с ноги на ногу, и мне вдруг стало смешно: все эти давно знакомые одноклассники похожи на разномастных птицы и зверушек из «Алисы в стране чудес», бегавших по кругу, чтобы согреться.. Между тем, нам предстоит обежать двор три раза, чтобы в результате получилось пять километров. Не успел я обо всем этом подумать до конца, как Светлана выстрелила в воздух, все вздрогнули и побежали. Завернули всей толпой за школу, пробежали мимо спортплощадки, и уже понеслись галопом мимо моего дома.
     Сначала никто не хотел отставать, и первый круг мы пробежали как ужаленные. Но со второго круга у меня стало перехватывать дыхание и крутить в животе. А еще бежать третий. Откуда-то всплыла фраза «Загнанных лошадей пристреливают».
 Впереди бежит Скрипниченко в красных трусах и синих с белыми полосками кроссовках Adidas. Я как увидел первый раз, спросил - где достал? Он только хитро улыбнулся в ответ. Пробегаю мимо своей парадной. Свалить бы прямо сейчас. Еле дышу. Как это все заколебало. Я на сто метров бегал быстрее всех в седьмом классе. 
     Догоняю Скрипниченко, - он бросает на бегу: пойдем, покурим. И, правда, что мы – люди-лошади? Добегаем до арки, и заходим в парадную.  Мимо пролетает взмыленный Дубикайтис. Мы стоим и тяжело дышим. В большое окно до пола, как витрина в магазине. Странно, что его еще не разбили. Сквозь него можно видеть все, что творится на улице, а нас с улицы почти не видно.

-  Юра не стал бы нас пять километров гонять, - говорит Скрипниченко.

- Да, эти дурацкие нормы ГТО никому не нужны, - отвечаю, отдышавшись.

Скрипниченко закуривает «БT», и предлагает мне.

- Ты же знаешь, я не курю! –

- А че так? -

- Я рано начал, еще в одиннадцать лет, в пионерлагере - мне не понравилось. Потом бронхитом болел…

- Что решил делать после восьмого? – спрашивает Скрипниченко.
- В путягу точно не пойду, - отвечаю я,  - Антон Наумов пошел, теперь жалеет - там одна гопота.
- А на кого он учится?
– На оператора станка с программным управлением…
Наш разговор прерывает выстрел со стороны школы…
- Что-то там происходит?
- Давай побежим, посмотрим - отзывается Скрипниченко, бросая бычок. Около школы стоит толпа одноклассников, так что не видно, что там происходит. Мы распихиваем толпу локтями и протискиваемся к центру. На асфальте, наполовину в луже, лежит Серега Смирнов. Я сначала не понимаю, почему он не встает… Все говорят, что Светлана пошла в школу вызывать скорую. Лицо у него совсем белое, глаза закрыты.  И до меня доходит, что это не шутка. Потом Чистяк пытается его поднять, взяв подмышки… Петька Дубикайтис наклоняется и трогает пульс жестом потомственного врача, потом кладет руку ему на грудь. И говорит, ни на кого не глядя:
-  Он умер.