Стрельцы. Глава шестнадцатая. Бунт

Глава шестнадцатая. Бунт.

     Братья - двойняшки Андрей и Наум уже больше года после взятия крепости у турок  несли службу в Азове.  Тоска заела: хотелось в Москву, домой  к своим тёплым жёнкам да смешливым ребятишкам, хотелось былой вольной службы и жизни. Но пришёл царский указ: стрельцов поставить к литовской границе  в войска Ромодановского,  на помощь  и устрашение  противников польского короля Августа.
Царь Пётр повзрослел и окреп. Он помнил все стрелецкие бунты и неподчинения, помнил их связь с сестрой Софьей и решил под корень свести стрельцов, очистить от них Москву, заменить солдатами. И теперь эта возможность появилась: находясь в Большом посольстве,  он дал указание стрельцов в Москву не пускать, с Азова их полки направить в Великие Луки и Торопец, а стоящие в Москве полки стрельцов отправить в Азов, на смену выведенных.
Стрельцы роптали, на привалах то и дело слышался спор и крики: Москва оставалась в стороне и надежда вернуться к прежней  жизни,  растаяла. Весна уже заявила  о себе, март набирал силу.
Андрей и Наум сидели за столом в деревенской избёнке в одной из  тульских деревень и рассуждали о дальнейших планах: идти с полком дальше  или с самовольными челобитчиками, тайно отправлявшимися  в Москву с надеждой получить кормовые деньги и встречи с жёнками и семьями. До Москвы рукой подать,  а полк ведут мимо.
Скрипнула дверь, зашли товарищи  Кондратий Пешков да Иван Локтев, соседи по домам Стрелецкой слободы. Посидели, покряхтели, замялись…. Иван предложил:
- Пойдём, мужики, домой сходим, жёнок проведаем, да челобитную заявим.
На том и порешили: быстро собрались, сотенного капитана искать не стали, сказались десятнику и с раннего утра уже топтали грязную, местами талую, дорогу на Москву.
Через несколько дней были в Москве; затаились, ожидая сумерек и встреч с семьями.
Утром чуть свет и в некоторых избах Стрелецкой слободы запахло кашей, блинами, а кое-где и мясом, слышны были весёлые голоса жёнок и радостные крики ребятишек. Однако, не успело солнце встать в зенит, как улицы слободы заполнили солдаты Семёновского полка, собрали, выловили и  увели из семей полторы сотни стрельцов – челобитчиков.  Но поступили аккуратно: учинили  им спрос, выдали из Стрелецкого приказа все кормовые деньги  и приказали к третьему апреля покинуть Москву и явиться в свои полки.
Проведя больше недели  на родной стороне, стрельцы узнали от своих знакомых подьячих, что царь уехал к немцам,  в Москве правят бояре, повсюду идут споры о вере: старой и новой, а стрельцов в Москву больше не пустят.  Подумав, они написали челобитную в Девичий монастырь с желанием видеть царевну Софью снова правительницей и в ответ от неё получили грамоту о призвании  стрелецких  полков в Москву.
Прочитав ответ от Софьи, стрельцы сбились в кучу, уходить с Москвы отказались, послали выборщиков  к начальнику Стрелецкого приказа, но тех арестовали и повели в тайный приказ. По дороге товарищей  отбили, однако вечером сотня Семёновцев с посадскими,  силой выбила стрельцов из города.
Андрей и Наум  понуро шли в колоне стрельцов в Великие Луки и Торопец, где стояли их полки.
«Вот и повидались с Москвой да жёнками. Что будет теперь?»  - подумал Андрей, а вслух сказал:
- Наумка, в худое дело мы попали. Надо как-то выкручиваться.
- Давай с товарищами держаться, нас много, поди пронесёт, - ответил  Наум и, потирая ушибленную руку, пожаловался, - солдат чуть руку не отрубил, хорошо плашмя ударил.
- Не пронесёт, Наумка, головы мы свои потеряем. На царя замахнулись!
В конце мая  пришёл царский указ: всем стрельцам из полка до принятия решения отправиться  в Ржев, а  бегавших в Москву челобитчиков  выслать вместе с семьями для службы в города Малороссии.
Андрея, Наума, Кондратия, Ивана  да ещё  тридцать стрельцов, беглецов-челобитчиков  из их московского полка, задержали  и по приказу полковника  повели к торопецкому воеводе.
-Благо, руки не связаны, - шепнул Андрей брату,- бежать надо. Готовься.
Когда повели по неширокой улице, передние  конвоиры заволновались  и попятились мимо них. Андрей увидел надвигающую навстречу толпу стрельцов из полка с палками; его и других пленников схватили за рукава, дернули в толпу, закричали, зашумели:
- Не сдадим товарищев!
Андрей облегчено выдохнул и широко перекрестился: «Слава тебе, Господи! Кажись, пронесло!»
Время прошло: полки отправились исполнять в царский  указ, а вскоре, чтобы ускорить движение стрельцов, им  выдали денежное содержание за два месяца.
Но стрельцы не спешили к новому месту службы, в день проходили не много, до пяти - десяти вёрст, смущали друг друга разговорами о Москве и оставленных там семьях. Выжидали. Потом забурлили, убрали полковое начальство, а назначили выборщиков.
В пятницу, шестого июня, дошли до берега реки Двины и перед переправой все четыре полка сгрудились в одном месте. Время было благоприятное  и стрельцы-смутьяны то один, то второй, по очереди,  вставая на телеги,  призывали товарищей  не подчиняться царскому указу, а идти на Москву. Настроение было весёлое, задорное. Внезапно наступила тишина, а на телегу поднялся стрелец Артемий Маслов и начал читать подкидное письмо из Девичьего монастыря  от царевны  Софьи:
«…Вестно мне учинилось, что ваших полков стрельцов приходило к Москве малое число: и вам бы быть в Москве всем четырем полкам и стать под Девичьим монастырем табором, и бить челом мне идтить к Москве против прежнего на державство; а если бы солдаты, кои стоят у монастыря, к Москве пускать не стали, и с ними бы управиться, их побить и к Москве быть; а кто б не стал пускать с людьми своими или с солдаты, и вам бы чинить с ними бой…».
Письмо царевны приняли к сердцу.  Стрельцы зашумели: « Идти на Москву! Всё одно погибель: царский указ не исполнили, нужно всех недовольных призывать!».
Составили планы, как обойти Москву с юга, засесть в Туле и Серпухове, призвать  стрельцов с Белгорода, Севска и Азова, а уж потом ударить, как полагается.
Через десять дней, при переправе через реку Истру, вблизи Вознесенского монастыря,  встретились с боярским войском. Им командовал опытный  военный начальник  Алексей Шеин.  Он пытался избежать кровопролития,  договориться со стрельцами, неоднократно посылал к ним переговорщиков.  Безрезультатно.  Переговоры и увещевания только раззадорили бунтовщиков, они осмелели, отслужили молебны, исповедались и дали друг другу клятву, расчехлили знамёна, приготовили пушки и стали готовиться к бою.
Но соотношение сил было явно не в пользу восставших: две тысячи двести стрельцов встали против более восьмитысячного войска солдат Преображенского, Семёновского, Лефортовского, Бутырского полков и дворянской конницы. Исход сражения был предопределён и завершился в течение часа несколькими прицельными залпами орудий: в рядах стрельцов возникла паника, а после взятия лагеря солдатами они сдались в плен.
         Теперь вместе с братьями Андреем и Наумом рядом всегда стояли Кондратий Пешков да Иван Локтев: они побратались, решили держаться вместе, не изменять друг другу и принять вместе одну долю. И приняли…. Прицельные залпы пушек рассеяли ряды стрельцов, раскидали  оборонительные телеги, а налетевшие конники и солдаты, не давая очухаться, заняли их лагерь, обезоружили и колонной по три человека повели в подвалы монастыря. Они видели, как ядрами снарядов разрывало стрельцов на части, как истекали кровью раненные осколками, мучились и кричали умирающие и напуганные смертью товарищи.
- Слава Богу, живы остались. Может и в этот раз пронесёт, - Иван толкнул локтем в бок Андрея, - Не горюй: чему быть, того не миновать!  Мы как все, за товарищами пошли. В монастыре поживём.
По распоряжению настоятеля архимандрита Никанора в Воскресенском монастыре были освобождены и предоставлены для содержания бунтовщиков подземные комнаты и кельи. В них и во двор монастыря согнали более двух тысяч мятежников, всех, за исключением пяти десятков – тяжелораненых и убитых в ходе сражения.
Расследование и сыск по стрелецкому бунту начали незамедлительно: пытками и допросами установили  главных заводчиков,  а двадцать второго июня по приказу Шеина повесили вдоль дороги на Москву первых  зачинщиков бунта, через неделю – тех, кто призывал к походу на Москву, всего пятьдесят шесть стрельцов.
Братья Андрей и Наум, их  друзья Кондратий с Иваном,  с ними  ещё  семеро человек сидели в одной подземной комнате побитые, пожжённые и поломанные. Их, как беглецов и челобитчиков пытали в первую очередь, допытывались о заводчиках: кто сбивал их в поход на Москву, кто читал им грамоты, кто настраивал против царя. Вопросов было много, а ответы на них выбивались болью и кровью. Досталось всем, но жить нужно было и с болью: Андрей с трудом дышал и харкал кровью – рёбра были сломаны, мышцы и лёгкие порваны; у Наума  была сломана рука, распухла и висела плетью; Кондратий и Иван после  пытки огнём и водой лежали без движения и только стонали и охали.
Все, две  с лишним тысячи стрельцов были пытаны и допрошены, но никто из них не сказал о грамотах царевны Софьи.
        Второго июля семь с лишним десятков стрельцов – беглецов сломанных, но живых и способных после пыток хоть немного самостоятельно жить и передвигаться, отправили на телегах в Москву; остальные, более двух тысяч человек, были биты кнутом и разосланы в тюрьмы и подземелья по монастырям и городам.