Она умрет!

Она умрет!
Я смотрю на нее и понимаю, что шансов у нее нет.
Умрет хотя бы даже от голода. Вот чем питаются такие, как она? Что она здесь будет есть, а пить?
На дворе шесть утра, я читаю Тараса Бульбу. Книга не новая, но я все равно понюхал ее – знакомый приятный запах возбудил мою мозговую деятельность.
Взгляд периодически убегал со страниц книги на нее. Она билась, взмахивая крыльями и поднималась то вверх, скользя вдоль простыни, то опять падая вниз. Ее зеленые крылья были прозрачны, да и тело было больше зеленым, чем черным.
« - Да он славно бьётся, - говорит Бульба» - прочитал я и вновь посмотрел на нее.
Она замерла среди складок белой простыни в  серую и синею полоску и я подумал, что уже потерял ее из виду.
Вернулся к чтению.
« - И всего только одну неделю быть им дома?, - говорила жалостно, со слезами на глазах, худощавая старуха мать.»
Да где же она опять? Я внимательно посмотрел на простынь и подул на нее. Если бы у нее был нос, она обязательно почувствовала бы, чем пахнет с утра у меня изо рта – Колгейтом.
Она зашевелилась и вновь продолжила свой бессмысленный обреченный полет.
В шесть утра уже очень светло на улице и я закрыл окно, загнув угол простыни за раму и прижал ее окном.
В щель открытого окна пахнуло летним утренним холодом, который бодрит лучше кофе. Этот вздох напомнил вздох холодного воздуха, когда утром идешь с папой на рыбалку. Снисходительно смотришь на свои малодушные мысли о том, что еще бы поспать – впереди макание червя в воду. Мы несем завтрак рыбе, чтобы съесть ее на обед. Мгновенно эти воспоминания и ощущения пронеслись в голове и теле, когда я закрывал окно.
Тарас Бульба уже кормил сыновей и пригласил в село односельчан, а мысль о маленькой зеленой букашке трех миллиметров длиной и двух шириной все не давала мне покоя.
Она и ее сородичи налетели за ночь в комнату и суетились в углу на подоконнике. Кто-то уже не суетился. Он лежит к верху лапками, вытянув свои маленькие зеленные крылья, как будто их парализовало.
И вдруг одна, не та, что на простыне, а из кучи, направилась прямо ко мне.
Она подошла к книге - я заглянул за край. Она поднялась на бортик и пошла через строки. Она остановилась между строк:
«уже не поющих более на Украйне заднюю. Все» И «было чисто, вымазано цветной глиной. На стенах».
Два коротких уса смотрели вверх. Очень худое черно – зеленое тельце помещалось между двумя большими крыльями. Усы, крылья, тело, ноги - все держалось на большой черной голове.
Я сдул ее с книги, а та, что на простыне тоже куда-то пропала. Какая –то побольше Божья тварь жужжала между окном и простыней. Вернулся к Бульбе. Он чуть далее в романе должен смачно есть пельмени, которые сами прыгали в горшок со сметаной, а потом в рот. Или это не в этом произведении Гоголя?