Людоед. роман. часть 1-я. гл. 36

36.

Изнурительный бег по лесной чаще вымотал настолько, что лёгкие начало сдавливать приторное удушье, а слабость навалилась гигантским чудовищем и принялась клонить к земле. Руки предательски дрожали, а глаза не искали сквозь пелену слёз источник тревоги и опасности, а, как у затравленного зверя – путь к спасению. Слух, словно чувствительный сонар, улавливал малейшие звуки, усиливая их мощность в тысячи раз. Каждый новый стук сердца разламывал грудную клетку, пытаясь вырваться в ржавое дождливое небо. Кровь, напитанная ядом страха, заполнила уже все клетки организма, принимаясь душить параличом мозг.
Стас бессильно замер, уткнувшись лицом в мокрый мох. Шум яростной погони, приблизившийся из-за спины, лязгнул где-то совсем рядом звериной пастью, прорычал над головой и стал удаляться, становясь всё тише и тише…
Неожиданно звенящая тишина пронзила воспалённое сознание…
Стас перевернулся на спину и обречённо выдохнул в яркие созвездия. Он видел, как из мглы поднебесья капали на него яркими жемчужинами слёзы ангелов. Падая на обветренную и поцарапанную кожу лица, эти бусинки превращались в живую воду и просачивались сквозь поры кожи, наполняя разбитый измождённый организм спасительной влагой.
Слух начал улавливать еле слышные звуки человеческой речи. Доносящиеся из самой глубины лесной чащи, они приобретали знакомый тембр и интонацию.
Стас с трудом встал, сперва на колени, а затем и во весь рост. Инстинктивно выбрав ориентир и направление движения, он медленно двинулся сквозь густые заросли бурелома. Брёл он долго, пока наконец, уже потеряв надежду выбраться из лесного плена, не стал различать маленький мерцающий огонёк человеческого жилища.
Собравшись с последними силами, Стас вышел на небольшую полянку, в самом закутке которой располагалась маленькая избушка с жёлтым светящимся окном. Из домика и исходил нарастающими волнами речитатив молитвы отшельника:
-- Гой еси, даждь оному по требе насущной, но по воле твоей, человеколюбче! – вещал бархатный старческий голос.
Помедлив немного в нерешительности у входа, Стас робко толкнул дверь и вошёл внутрь. Его взору предстала скромно, по-монашески обставленная комната хатнего сруба, наполненного ярким светом множества зажжённых свечей, расположенных в помещении в необъяснимом порядке, скопившись большинством своим у резного иконостаса. Перед святым распятием, стоя на коленях спиной ко входу, молился, погружённый в состояние транса, крепкий старик.
Стас хотел было побороть неловкость и поздороваться, но старец опередил его:
-- Здравствуй, сын мой! – прозвучал, с радостью узнаваемый, голос Отца Арсения – Долго я тебя жду тут!
Монах встал с колен и обернулся к своему гостю. Лицо священника озаряла ласковая улыбка.
-- Отец Арсений! – воскликнул Стас – Как же вы здесь?
-- Пути господни неисповедимы. – радостно отозвался батюшка.
К большому сожалению Стаса, священник не так, как по своему обыкновению, не обнял, не облобызал – а просто сел во главу стола, указав гостю место напротив.
-- Как ты, Станислав? – подметив огорчение во взгляде Стаса, ласково спросил старец – Не устал, чай, по острогам от самого себя бегать да томиться?
Стас тяжело вздохнул и хмуро повесил голову.
-- Гордыня! Мать всех грехов! – улыбаясь, продолжил Отец Арсений – Вот и тебя она обуяла, да на заклание толкает. У бога дней много, однако, и твой час испытаний пробил. Тяжкий крест тебе достался, отрок! Хоть, может, ноша и скоромная, да грехи сверх того давят. А ты всё на себя-гордеца уповаешь, маловерный. А у господа все песчинки в пустынях, да капли в море сочтены. Не то, что мысли твои окаянные! Что делать то думаешь, чадо?
В воцарившейся паузе было слышно, как тихонько потрескивают горящие свечи.
Некоторое время духовник молча смотрел на смущённого Стаса, не смевшего даже поднять глаза на мудрого наставника.
-- Смотри же! – неожиданно громко для такой задушевной беседы вскрикнул Отец Арсений.
Стас поднял слезящиеся глаза и оторопел от увиденного. Лицо и руки старика покрывались страшными глубокими ранами, кровь сочилась бурым потоком по седой бороде и насквозь пропитывала светлые одежды монаха, растекаясь по столу и полу густой лужей.
-- Сие есть кровь моя, пролитая за веру Христову и спасение души твоей грешной! – с нотками плача в голосе воскликнул Отец Арсений – На что же ты готов, чтобы исполнить предначертанное?
Стас хотел было отвернуться, чтобы не видеть этого страшного зрелища, но какая-то неведомая сила мешала ему и шевельнуться, поэтому он просто зажмурился.
-- Прости! Прости меня, господи! – вырвалось у него из груди – Меня карай! Других не трогай! Я сам за всё отвечу!
-- То-то! – раздался вновь добродушный и полный заботы, голос священника.
Стас осторожно открыл глаза. Перед ним, как ни в чём не бывало, сидел и улыбался Отец Арсений без каких-либо признаков увечий и уверенно говорил:
-- Слушай же слово моё! Если готов ты достойно пронести крест свой во исполнение промысла господня, то тому так и быть! Творец во всех твоих началах да споспешествует! Потому как дело твоё, хоть и скоромное на взгляд первый, но многим людям в помощь и избавление послужит. Узрят грешники славу господню во всём её величии. Лживые цари и долы низвергнуты будут. Падшие очистятся, а алчущие правды и справедливости – насытятся. Такова стезя твоя и другой не жди. А лично для себя, тем паче, не вожделей ничего, так как самое главное сокровище уже в твоём владении. Господь – есть любовь! И прекрасен дар сей, потому как кущи райские уготованы, испившему чашу сию!
От слов Отца Арсения стало так легко и радостно на душе, что Стас расплылся в блаженной улыбке.
-- Стерегись помыслов корыстных и искушения лукавого! Остерегайся стези нечестивых – ибо всё то есть не от Бога-Творца и плоды те, хуже яда! Иди и ничего не бойся! Спаси тебя господи!

Стас открыл глаза и увидел перед собой пятерых сотрудников СИЗО. Один из них тряс его за плечо и грубо говорил:
-- Просыпаемся! Выходим на обыск! Слышишь? Уважаемый! Ты чё там? Тёлку пёр во сне? Аж вспотел весь!
Стас раздражённо оттолкнул деревянную киянку полицейского и сел на шконке, озираясь вокруг. Из камеры по одному выводили арестантов, чтобы освободить помещение для шмона. Проходя мимо него, смотрящий за хатой, седой мускулистый кабардинец Казбек, весело подмигнул и негромко произнёс:
-- Останься, родной, сегодня ты на шмоне. Что-то сон я тревожный видел. Не хочу с этими псами кусаться.
Стас понимающе кивнул, встал с нар и поднял руки. После того, как его грубо облапали фсиновцы, он отошёл к окну и закурил. Сотрудники СИЗО резво рассредоточились по камере, а толстый майор с красным от перепоя лицом строго сказал:
-- Запрещённые предметы? Оружие? Наркотики? Предлагаю выдать добровольно!
-- Ищи, начальник! Всё твоё! – грубовато отозвался Стас.
-- Работаем! – распорядился офицер – Скоро, но не теряя бдительности!
Фсиновцы приступили к своим обязанностям рьяно и с усердием.
-- Ройте, псы, сейчас ваши часы. –зло прошептал Стас.
-- Чё ты там сказал? – насторожился майор.
-- Я говорю, может чаю или кофейку большим гостям? – оскалился Стас.
-- Спасибо, нет. – безразлично отозвался майор.
-- Мусорской козла-миньет. – прошипел Стас.