Ненужный ребенок

Голос мамы был тихий и хриплый, совсем не такой, каким запомнился мне семнадцать лет назад. Да, именно столько я не виделась и не разговаривала со своей мамой. И не потому, что я не хотела, я очень хотела, поверьте, это сама мама категорически не желала со мной общаться. Даже по телефону. Я для нее просто не существовала. Как бы это ужасно не звучало…
Она родила меня в шестнадцать. Симпатичная неугомонная девчонка захотела почувствовать себя взрослой, вот и оказалась неожиданно беременной. Мои бабушка и дедушка были простыми хорошими людьми, которые не могли понять, как их единственная дочь Тамара выросла такой неуправляемой эгоисткой. Она была поздним ребенком и они ее очень баловали, особенно после гибели их старшего сына. Видимо, перелюбили.
 О беременности Тома узнала поздно. Пришлось рожать. Вот только ребенок ей совершенно не был нужен. А как же свидания, ухаживания обеспеченных мужчин? Кому она нужна будет с таким грузом? Тут никакая красота не поможет. Тамара решила бросить ребенка в роддоме, но родители смогли ее уговорить забрать девочку и оставить им. Тамара согласилась с условием, что они отпустят ее учиться в большой город, и деньгами будут помогать. На том и порешили.
Я родилась в марте 1988-го, а летом моя мама с документами уехала в город и поступила в училище на крановщицу. С того дня я не видела ее тринадцать лет. Мама ни разу больше не приехала к своим родителям, ко мне. Я часто спрашивала в детстве, где моя мама, мне до слез хотелось увидеть ее, обнять, подарить ей вышитого для нее на полотенце котенка, но бабушка отвечала, что она работает, ей трудно, у нее нет времени. Я тоже пыталась оправдать маму, внушала себе, что придет время, жизнь у мамы наладится и она меня заберет.
 И это свершилось! Когда мне было тринадцать, неожиданно пришла телеграмма, в которой мама просила бабушку привезти меня к ней. Как я была счастлива! Те четыре часа, что мы ехали на автобусе, я представляла, как она при встрече крепко обнимет меня, поцелует, подарит мне что-то красивое, например, сережки. Я очень хотела их носить, но у бабушки с дедом не было денег даже на серебряные, а от простых уши сильно болели, мы пробовали. В городе мы долго искали улицу, где живет моя мама, это оказалась самая окраина. От строительного управления, где она работала, ей дали квартиру, двухкомнатную, в старом доме, но все же это была «крыша над головой», как говорила мама. А еще у мамы был муж, дядя Вася, и двое детей. Старшей, Нонке, было три года, а младшему, Адамчику, четыре месяца. Это именно из-за них мама вспомнила обо мне. Я понадобилась ей в качестве няньки, только и всего.
Когда мы с бабушкой постучали в деревянную обшарпанную дверь, я даже затаила дыхание от предвкушения радости долгожданной встречи с мамой, но дверь распахнулась, непричесанная молодая женщина мельком глянула на нас и махнула рукой, мол, заходите быстрее, дует. Мы зашли, и я замерла, широко раскрытыми, восхищенными глазами глядя на маму в ожидании объятий, но женщина, поморщившись оглядела меня и презрительно бросила моей бабушке:
- И это убожище – моя дочь? Надо было все же оставить в роддоме, - она тяжело вздохнула и наклонилась ко мне: - Слушай сюда, Валентина, здесь тебе не курорт, будешь делать все, что мы тебе скажем. А начнешь увиливать от работы, отдам в приют. Поняла?
 Я с довольной улыбкой быстро закивала, потому что была готова на все, лишь бы быть рядом с ней. Но радость мою быстро остудили. В первую же ночь спать мне не пришлось. Адамчик был очень беспокойным, болезненным ребенком и мама заставила меня до утра качать его на руках. Сама же она крепко спала в другой комнате. Так и началась моя жизнь с любимой мамочкой.
 В школе, куда меня определили, мне были запрещены все кружки, секции, экскурсии. После последнего урока я бегом бежала домой, чтобы водиться с братом.
 А днем, когда я укладывала его спать, мне нужно было прибирать в квартире, стирать пеленки, гладить. Уроки я учила с Адамчиком на руках. Нонна была очень избалованной, постоянно лезла ко мне в портфель, рвала тетради, но ругать ее я просто не имела права, во всем виновата всегда была я. Меня не только ругали за малейшую оплошность, дядя Вася мог побить меня даже за то, что я, как ему казалось, неуважительно смотрела на него, не говоря уж о малейшем опоздании из школы. Я с тоской вспоминала свою жизнь с бабушкой, писала ей, чтобы она забрала меня обратно, но бабушка ответила, что забрать не сможет, они и так многое для меня сделали, что у них слишком маленькие пенсии, чтоб еще и меня содержать, так что теперь пусть мама заботится обо мне. Но я уже не хотела такой заботы. Я никогда даже не смотрелась в зеркало, мне было страшно видеть свое отражение. Худая, с серым лицом, тусклым взглядом, мне казалось, что это не я, я же совсем другая, красивая, с яркими бантами и смешливыми синими глазами. Но зеркало показывало мне совсем другое.
 Так прошло четыре года. Экзамены за десятый класс я сдала на тройки, потому что мне, практически, не дали к ним готовиться, но я была рада, что, вообще, сдала. Когда я набралась смелости и заговорила с мамой о поступлении, она сухо кивнула и ответила:
- Я тоже хотела с тобой поговорить. Можешь поступать куда хочешь, - она подняла ладонь, останавливая мою радость, и продолжила: - В тебе мы больше не нуждаемся, дети наши подросли, теперь я сама справлюсь. А тратить на тебя приходится немало, поесть ты любишь, растешь быстро, вон, сколько одежды приходится покупать, да и место в комнате занимаешь, а Вася хочет аквариум купить. Так что ты уже большая, пора жить самостоятельно. Собирай свои вещи, документы и езжай, куда хочешь, училищ много, куда-нибудь тебя возьмут. Стипендию какую-то там платят, общежитие дают, так что не пропадешь, - мама устало посмотрела мне в глаза, протянула мне мятую денежку и махнула рукой: - Иди, собирайся, завтра можешь уезжать.
Я не верила своим ушам, неужели меня, как ненужную вещь, просто выкидывают на улицу. Меняют на какой-то аквариум? Значит, Нонна и Адам их дети, а я, я чья? Я смотрела маме в глаза и не видела в них ни малейшей искорки любви, только безразличие и презрение. Стиснув зубы, чтобы не заплакать, я молча, повернулась и пошла собирать свои вещи. На следующее утро я, не простившись, ушла. Несколько дней я ночевала у подруги, а потом уехала в другой город. Не могла я жить рядом со своей мамой, которая меня выгнала, как надоевшего котенка. Там я пришла на завод, познакомилась с хорошей доброй женщиной, которая помогла мне устроиться ученицей. Мне дали общежитие, потом направление в училище, которое я закончила с отличием.
 После училища я вернулась на завод, поступила на заочное в институт и познакомилась со своим Володей, мы с ним вместе учились.
 Только встретив его, я поняла, что любовь все же существует на этой земле. С ним я смогла забыть все, что было до него. У меня началась новая жизнь. Счастливая, спокойная, светлая. Мама и сестра с братом со мной даже не пытались связаться, хотя я написала им письмо, тогда я тоже не стала больше навязываться. Научилась жить без них.
Потом я и Володя поженились и у нас родились двойняшки: Миша и Даша. Володя очень переживал, справлюсь ли я с двумя сразу, но меня, после жизни у мамы, уже ничего не пугало. К тому же мои крохи росли спокойными и общительными. Они очень мило всем улыбались, и я все время боялась, что их сглазят, потому что все, и друзья, и незнакомые люди, ими всегда восхищались.
 Шли годы, дети наши росли, я и Володя нарадоваться не могли их успехам в школе, в спорте. На заводе мы оба работали на руководящих должностях, зарплата была неплохая, так что проблемы, похоже, решили оставить меня в покое. И тут этот звонок.
 Я сразу поняла, что это звонит моя мама. Пусть я не узнала ее голос, пусть номер не определился, я это почувствовала сердцем.
- Валя, - тихо прошелестело в трубке, - Ты мне нужна. Приезжай, нужно поговорить. Очень нужно. Ты же приедешь? – в ее голосе промелькнул испуг, и я подумала, что, может, она все же вспомнила о своей старшей дочери, захотела меня увидеть? Может, она раскаялась и хочет попросить у меня прощения? Сердце мое заколотилось так часто, что я чуть не задохнулась:
- Да, мама, конечно, я приеду, - с трудом выдохнула я, почувствовав, как защипало у меня в носу, - В субботу, хорошо?
Она что-то пробурчала и отключилась.
Дверь в мамину квартиру была другая, но тоже уже обшарпанная. Я пару минут стояла, не решаясь нажать на звонок, но потом глубоко вздохнула и резко нажала кнопку. Через минуту за дверью раздалось шарканье, словно там еле передвигал ногу очень старый человек. Я замерла, может, не туда попала? Но, когда отворилась дверь, я чуть не вскрикнула, там была мама, но как она изменилась! Было видно, что она недавно сильно похудела, на лице, руках, шее, везде висели складки дряблой кожи, глаза глубоко впали, руки ее дрожали.
- Мамочка, что с тобой? - бросилась я к маме, хотела обнять ее, поддержать, но она резко выставила руку вперед, не подпуская меня и сморщилась, глядя на меня все тем же презрительным взглядом. Я похолодела.
- Не нужна мне твоя жалость, - услышала я, - Семнадцать лет не являлась, теперь делаешь вид, что заботливая такая? Мы тут с копейки на копейку перебивались, когда Вася нас бросил, а ты жировала там. Слышала я, что начальницей стала. Зазналась? Но ты можешь искупить свою вину. Мне уже ничего не нужно, недолго мне осталось, а вот сестре с братом, как старшая сестра, ты должна помочь. Нонночку муж с больным ребенком бросил, подлец. Она столько сил потратила, чтобы его с женой развести, а он все равно к той вернулся. Там, видите ли, трое. И у Нонночки малыш, это не в счет? К тому же болеет часто, ему питание особое нужно. Нет, папаша от алиментов не отказывается, но разве это деньги? А Адамчик, он, бедный, никак на работу устроиться не может. Парень он красивый, девушки его любят, разве может он копейки получать? Ну и что, что его из института отчислили, он потом на заочное в другой поступит, но сначала-то нужно где-то денег заработать. Вот ты и устрой его к себе, тоже начальником каким-нибудь. Только сильно работой его не нагружай, он у нас слабенький.
Я слушала маму и ужасалась. Она даже не спросила, как я живу, замужем ли я, как мои дети, здоровы ли? Она лишь хочет повесить на меня заботу о ее избалованных младшеньких?
Чаем мама меня все же напоила. Дала номера телефонов Нонны и Адама, а вот про мою семью спросить все же забыла, а, может, и не хотела. Я уехала. Пару раз звонила маме узнать, как она себя чувствует, но она не хотела со мной говорить, каждый раз напоминала мне о сестре и брате и отключалась.
Позвонить Адаму и Нонне я все никак не могла собраться с духом. Да и Володя меня отговаривал. Когда я ему все рассказала, он чуть не подавился от гнева, начал кричать, запрещать мне даже думать о них. Я никогда не видела его таким сердитым. Потом он, конечно, извинился, но я и сама все оттягивала общение с родными. Сестра позвонила сама, почти через месяц.
- Привет, это Нонна, - заносчиво отчеканила она в трубку, - Вчера маму похоронили, а она сказала мне, что теперь ты будешь мне помогать. Ты мне деньги лучше почтой пересылай, приезжать не обязательно. И Адам ждет, когда ты его на работу устроишь. Кстати, денег пришли побольше, ему тоже нужно. Костюм приличный купить, квартиру снять, он же не будет с тобой жить, может, у тебя там детей сопливых куча…
Нонна что-то еще говорила, но я ее уже не слушала. Мне было тяжело принять, что я больше никогда не увижу маму, и теперь уже точно она никогда не улыбнется мне. Я вспомнила те редкие моменты, когда мама, пусть даже нечаянно, но прикасалась ко мне и почувствовала, как слезы наполнили мои глаза. Я не собиралась упрекать сестру в том, что она не сообщила мне о маминой смерти, понимала, что для нее это вовсе не важно. А важны для Нонны, да и для Адама, были только деньги, легкие, за которые не нужно было напрягаться, работать. Мне стало страшно, ведь, я начинала презирать сестру и брата также, как презирала меня моя мама, но я ничего не могла с собой поделать.
- Нонна, я не буду вам помогать, - твердым голосом перебила я сестру, она что-то возмущенно закричала в ответ, но я отключила телефон.
В тот же день я заехала в церковь. Поставила маме свечку и заплакала, я молилась о том, чтобы Бог простил ее, так же, как простила ее я…