Лиха беда начало

     Генка Зиновьев неотрывно смотрел в вагонное окно на проносящиеся мимо деревья, строения, поля, горы и снова деревья, деревья, деревья. Шесть месяцев, целых полгода Генка провел на острове Русском. Остров, о котором старослужащие, что везли его в славный град Владивосток, говорили, что служить, вообще-то, можно везде, но только не на этом проклятом острове. В то же время прикалывались, гордитесь мол, пацаны, кто на Русском не бывал, тот и службы не видал.

      Генка улыбнулся. Как видите, живой, невредимый едет вчерашний курсант к новому месту службы. Один едет, без друзей-товарищей, в неведомый город, но с красивым, морским названием, Советская Гавань. Помимо строевой муштры и других сопутствующих дисциплин, Генку обучили специфической специальности – он стал радистом военно-морского флота.

     С детства грезил деревенский парнишка морзянкой. Записки, с объяснением своей пылкой и жаркой любви к соседке по парте, писал только при помощи точек и тире. Жаль, не знала девчонка азбуки Морзе, не могла, да скорей всего и не хотела расшифровывать эти пламенные слова, вот и потеряла навек своего первого воздыхателя. В пятом или шестом классе.

      Стал радистом, это пока еще не совсем так, но азбуку Морзе, все буквы и цифры он принимал безошибочно. И довольно на приличной скорости. Вот сейчас колеса вагона для всех пассажиров стучат на стыках  вроде как монотонно и убаюкивающе. Но это для простых смертных. А для него этот стук в буквы складывается. Ти-та, ти-та, ти-та, а у него это АЗ, то бишь буква А. Можно услышать иногда ти-ти-та, ти-ти-та, а у него в голове УХО, буква У значит. А на стрелках можно услышать и цифры разные. Ти-ти-ти-ти-та, ско-ро бу-дет пять, это значит четверка прозвучала.

     А мысли Генкины вновь и вновь возвращаются к последним дням в учебке на Русском. Как-то неожиданно быстро сломался железный распорядок, который неукоснительно соблюдался все эти шесть месяцев. Вся рота, без малого двести человек, после сдачи выпускных экзаменов, превратилась в какой-то гудящий, пчелиный улей. Это значит, настала пора новоявленным специалистам флота разлетаться, разъезжаться по своим новым местам службы. Шесть месяцев позади, и впереди, подумаешь, еще каких-то тридцать месяцев осталось! Мы ведь ребята вам не хухры-мухры какие, мы ведь учебку не где-нибудь в Крыму прошли, а на острове Русском. Помните? Кто на Русском побывал, тому не страшен Бухенвальд. Или что-то в этом роде.

     Занятия кончились, инструктора смен уже, вроде как, и не в авторитете у курсантов стали, да их самих, с зычными голосами, что-то и не слыхать и не видать стало в ротном помещении. Разбор курсантов по новым местам службы, это мероприятие не одного дня. Чукотка, Камчатка, Магадан, Сахалин с Курилами, да считай всё побережье до острова Елены, что совсем под боком, ждут, не дождутся, новоиспеченных специалистов.

     А Генка всё силился вспомнить, где же подобное он раньше мог видеть. Ну, конечно же! Эти мероприятия, эта суета, была в первые дни службы, когда на призывных пунктах “покупатели” разбирали будущих защитников Родины, выкрикивая номера команд, сбивая разношерстную публику в нужные группы. Почти то же самое происходило и здесь. За кем-то приезжали, кто-то, как Генка, отправлялся в новую часть самостоятельно. С каждым днем вчерашних курсантов становилось всё меньше и меньше.

     Не знал вчерашний курсант Зиновьев, радоваться или печалиться тому, что его 65-я смена была единственной в школе связи, которая выпускалась с ВУС 385, то есть, радиотелеграфисты СПЕЦНАЗ. Звучало, конечно, интригующе, но совсем не понятно, даже будущим спецназовцам, чем они будут в дальнейшем заниматься. Приему морзянки научили, даже латинскими буквами, на ключе тоже часов двадцать постучали, у радиоприемника ручки потрогали, иногда даже покрутить их удавалось. Остальному научат вас в части. И точка.

     Ну и ладно. Хотя немного напрягало, что курсанта Зиновьева и остальных двадцать пять “гавриков” его смены, ждут на всех четырех флотах Советского Союза, тогда как все курсанты школы связи, а их больше тысячи, будут служить на Тихоокеанском флоте.

      Народу с каждым днем всё меньше, а наряды ведь никто не отменял, количество их остались прежними, и нести их приходится оставшимся курсантам. Вот и ходили в них значительно чаще, и это было единственное, что хоть что-то осталось от прежних месяцев учебы. Вот и Генке, в последние дни на Русском, впервые в камбузном наряде, пришлось не только картошку чистить, но и выносить за пределы территории части, вонючую бочку с пищевыми отходами. Оказывается и свинарник при камбузе существовал, непонятно только, свинина куда исчезала. К бочке были прибиты ручки и двое моряков через калитку за камбузом ежедневно доставляли отходы свиньям и поросятам.

      - Дело есть. Хватайся за ручки. Бочку до свинарника донести надобно.

      Хотел Генка прямо с ходу послать, куда надо этого просителя, но посмотрев на Васькин заговорщицкий вид, матрос покорно пристроился к бочке. А у свинарника их ждал уже другой курсант, тоже Васька, но только Мусохранов. Опрокинув содержимое в другую посудину, Васька театральным жестом достал из тайника целых пять бутылок вина, уложил их на дно бочки, и, притрусив бутылки листьями лопуха, процессия двинулась в обратный путь.

      - Так вот для чего по рублю сбрасывались ребята с камбузного наряда. А трепались, мол, подарок инструктору Пашке сделать надобно, - дошло до Генки.

      Уговорили "бормотушку" там же на камбузе. Ночевал Генка в другом конце ротного помещения, благо свободных кроватей с каждым днем становилось всё больше и больше. Неслыханное нахальство! И ничего. Вроде как никто и не заметил даже. Или сделал вид инструктор Пашка, что ничего не усёк, бедолага. А зачем? Всё правильно Паша сделал, посему у Генки к нему только самые хорошие воспоминания остались. Нет, не за этот случай. Вообще, за всё время пребывания в учебке. Не оставил в памяти курсанта инструктор Паша, старший матрос, на год младше его по возрасту, ни одной гадости или подлянки, сделанной по отношению к курсантам смены. Редкий, вообще-то, случай.

      А ведь у ротного начальства поначалу совсем другие виды были на курсанта Геннадия Зиновьева. Вызвал его в кабинет перед списыванием командир взвода, капитан-лейтенант Болотников и без всяких обиняков предложил остаться в школе инструктором, чем вверг в неописуемый ужас Генку.

     - Нет! Нет! И нет! Хоть куда, но только не инструктором, - умолял Генка.

     - Жаль, очень жаль. Уверен, хороший воспитатель для курсантов из тебя мог получиться. Иди. Будем думать, куда отправить тебя.

    И вот, уже почти вся Генкина смена разъехалась кто куда. Сразу несколько человек в Горностай, что рядышком совсем. Герку Гаевого на Камчатку, Ваську Старыгина на Северный флот, еще кого-то, на Черноморский и Балтику. А про курсанта Зиновьева вроде как и позабыли.

    А в роте потихоньку стали появляться первые “ласточки” нового, весеннего набора. От нечего делать, Генка частенько наблюдал за ними. С изумлением узнавал в них себя вчерашнего, зашуганного, толком не умеющего ничего сделать правильно. Ни погоны пришить, ни вещи свои в нужном месте хлоркой подписать. Где словом, где делом и советом, помогал вновь прибывшим, подбадривая и подсказывая, что и как нужно делать. Чувствовал себя уже этаким годком по сравнению с ними, прошедшим всё и вся, как в пословице той, но время показало, как же сильно он ошибался.

      - Чилим ты еще, салажонок, не салага даже, - не преминул бы съязвить старый сверхсрочник, с обвислыми, седыми усами, как у Тараса Бульбы, что иногда появлялся в расположении школы связи.

       Действительно, рановато почувствовал себя Генка этаким бывалым морячком, сыграв, как говорили некоторые, малый ДМБ по окончании учебки. Когда он впервые предстал перед новыми сослуживцами, те не могли сдержаться от смеха, на него глядя. Парень опешил, силясь понять, что в нем не так, что могло рассмешить  всех.

     - Да ты, земляк, не обижайся. Просто мы уже давненько не видели матроса в робе, заправленной в штаны. Выпускай ее поверх, учебка с ее правилами для тебя закончилась.

      Ох, уж это рабочее одежда, а попросту роба, вчерашнего курсанта! Зачастую, не твоего размера. Широкая, не ушитая по фигуре, плохо выстиранная. Не от того, что курсанты все такие неряхи, условия в учебке не позволяли выглядеть лучше. Что греха таить, в бане, наскоро помывшись частенько холодной водой, успеваешь еще тельник и трусы состирнуть и на тело напялить, чтобы на тебе и высохли. Бывало, что и ночью в гальюне робу умудришься постирать, а потом втихаря под простынь уложить и сушить ее ночь своим телом. И ведь никто не роптал и не возмущался, наоборот радовались, если удавалось провернуть такие операции.

     И еще случай по поводу грязной робы. Буквально в самые первые дни в новой части, Генка, еще толком не оглядевшись и не освоившись, попал в самую гущу переполоха, вдруг в части возникнувшего. Командир с замполитом вдруг стали бегать, отдавать налево и направо какие-то указания и приказы, еще быстрее стали убегать куда-то сверхсрочники, что было совсем на них не похоже. Объявили большой сбор. Личный состав части построился на среднем проходе. Совсем немного матросов и старшин на тот момент в части оказалось. Человек тридцать, подняли даже тех, кто уже успел заснуть  после ночных вахт.

     Замполит вывел из строя нескольких моряков, в том числе, и ничего не понимающего, Генку.

    -  Своим неопрятным внешним видом, вы позорите звание советского моряка! Бегом за курилку, ложитесь в траву, маскируйтесь, и головы своей не сметь поднимать, до моего особого приказания.

     Минут двадцать трое моряков лежали в траве, обсуждая, что бы всё это значило, пока не услышали звук подъезжающих машин к КПП части. Последовал рапорт командира, и тишина… Вроде как послышался звук шагов. Генка приподнял голову. По плацу шла группа офицеров. Офицеров было много, но Генка смотрел только на одного, судорожно вспоминая, где же он мог его видеть.

      Бог, ты, мой! Вспомнил! В Ленинской комнате на Русском! На стенде, где в несколько рядов, фотографии советских военачальников. Генка невольно протер глаза, чтобы удостовериться, что вот этот полноватый мужичок, сравнительно небольшого роста, как показалось, даже в коротковатых брюках и есть самый главный моряк всего ВМФ СССР. Но погоны с огромной звездой и гербом, звезда Героя Советского Союза на кителе, не оставляли сомнений, что в окружении высоких, конечно же ростом, а не званиями, адмиралов, идет не кто иной, как Главком ВМФ СССР, адмирал флота Советского Союза, С. Г. Горшков.

     Чудеса, да и только! Как приехали, гости незваные, так через несколько минут сели в УАЗики свои и уехали. Попутно, видать, заскочили. Бригада противолодочных кораблей рядом стояла. Да, бедные сундуки-сверхсрочники, видать далековато сховались, в отличие от Генки. Потом у всех спрашивали, а кто же это, в часть то, нашу, приезжал.

      Так что рановато Генка Зиновьев вообразил себе, что по окончании учебки, он стал, чуть ли не прошедшим, как говорится, и Крым и рым, и медные трубы. Рановато. Это коснулось и его приобретенной специальности, коей он неимоверно гордился.

    Придя как-то в первые дни в радиокласс, Генка с удивлением обнаружил там особу женского пола. Сидит в уголке, за последним столом, небольшого роста, худенькая девушка, стучит сама себе что-то на телеграфном ключе.

    - Здравствуйте. Вы это что, тренируетесь? Ну, сразу не получится, смогу вас заверить. Вот месяцев через шесть, другое дело.

      - Привет, привет. А ты что, новенький? Вроде раньше тебя не видела здесь.

     - Да. Разрешите представиться, Геннадий Зиновьев. Неделю назад прибыл с Русского острова. Радист СПЕЦНАЗ. Думаю, не выдал особого секрета.

     - Ого! Здорово! Целый радист, да еще СПЕЦНАЗ.

     - Да, уж, так получилось. Вот потренироваться в приеме пришел, так сказать, повысить мастерство своё.

       Генка, по-хозяйски стал настраивать трансмиттер, вставлять перфоленту. Девушка подошла и встала рядом с Генкой. Ё-моё, так она вдобавок еще и беременная, это Генка определил, когда глянул на  ее живот.

     - Тебе бы, Гена, лучше принимать тексты с ключа, а не с трансмиттера. Давай, надевай наушники, я тебе постучу потихоньку.

    - Так ты что, радистка, что ли? Настоящая?

    - Да, вроде как. Садись, СПЕЦНАЗ, принимай. Цифровой сначала, а потом и “буковки” попробуем.

    Про полный провал радиста специального назначения, Генки Зиновьева, смаковать не будем. С цифрами парень еще как-то справился, а вот с “буковками” зашился напрочь. Это и немудрено. Перед Генкой сидела первоклассная радистка, вдобавок еще и чемпионка Тихоокеанского флота по приему и передаче радиограмм, несколько лет прослужившая в этом приемном радиоцентре. Демобилизовалась старшина первой статьи Ирина Занина, ждет вот теперь, со дня на день, ДМБ своего мужа Виктора.

     Стыдновато, Генке стало за своё недавнее  высокомерие и  хвастовство, но ведь не зря говорят, что не только на старуху, но и на старика случается иногда проруха.

    Да, матрос Генка Зиновьев, тебе еще много чего придется испытать на себе, чтобы стать первоклассным моряком, а что ты им непременно станешь, мы нисколечко не сомневаемся. Ведь впереди у тебя еще целых тридцать месяцев службы.