Волонтером на Валаам. Май 2022

                Прелюдия

Поняла, что если останусь в Москве, варясь в боли новостей, то реально сойду с ума. Чтобы спасти голову, нужно включить ноги и руки, поэтому вспомнила свою давнюю мечту – Валаам.

С мая по ноябрь на острове длится волонтерский сезон. Можно поехать в лагерь «Жемчужина Ладоги», податься в «экономы» на центральной усадьбе или двинуть на монастырскую ферму. В «Ладоге» работают на воздухе – сажают цветы, благоустраивают территорию. «Экономы» выполняют самую разную работу в зависимости от нужд монастыря и времени года, проживая в атмосферном Работном доме XIX века. Я выбрала ферму. Стандартный заезд – 22 дня, но всегда можно уехать раньше или, наоборот, задержаться. Заполнила анкету, через несколько дней получила одобрение, список необходимых для поездки вещей (постельное белье, резиновые сапоги, непродуваемую ветровку) и засобиралась.

Путь из Москвы включал поезд до Питера, прыжок с Московского вокзала на Финляндский, комфортную и полупустую «Ласточку» до Приозерска (2 часа), такси до причала. Дорога за свой счет, переезд по Ладоге на монастырском теплоходе – бесплатно. 

Рабочая лошадка, грузовой корабль «Святитель Николай», отправляется из Приозерска два раза в неделю в 14 часов. В начале мая навигация еще не открылась, а «Святитель» всегда на службе. При штиле он идет до острова четыре часа, но Ладога, самое большое пресноводное озеро в Европе, – серьезна и непредсказуема, поэтому можно проболтаться и семь часов. Я приготовила дождевик на случай заливающих палубу волн, пакет на случай качки (слаба), рекомендованную драмину пить не стала – мне от нее только хуже, но, к счастью, все это не понадобилось. Ладога была тиха и миролюбива.

«Святитель Николай» – главное связующее звено монастыря с миром. Помимо волонтеров и трудников, на нем перевозят строительные материалы, товары. Когда началась посадка, была уверена, что столько всего никогда в эту посудину не влезет. Однако и вещи, и люди чудесным образом разместились, некоторые пассажиры даже улеглись спать. Я села на палубе, подложив под себя туристскую пенку из походного списка, и задохнулась от счастья. В таком блаженном восторге провела все четыре часа. Бескрайняя вода, настоящее море. Свежесть, ледяные брызги в лицо. Проплывающие скалистые островки, вопли чаек. Пока наконец не показался Никольский скит, а за ним небесного цвета купола Спасо-Преображенского собора, главного храма обители. Мы вкатываемся в Монастырскую бухту.

На пристани волонтеров встречают. На ферму нас двое, через несколько дней приехали еще три девочки, то есть в первом в 2022 году заезде нас было пятеро при возможном размещении восьми человек. Небольшая экскурсия по Центральной усадьбе, и мы едем на ферму, расположенную в пяти километрах.


                Валаамская ферма

Валаамская ферма построена в 1881 году и была передовой для своего времени: паровая машина, водопровод, рельсовая дорога, рыборазводный завод. Но в 1940 году братия монастыря, спасаясь от коммунистов, ушла в Финляндию; настали годы разрухи и запустения, ферма пришла в полный упадок. На фотографии послевоенных лет, в сравнении с дореволюционными, горько смотреть. В 1989 году монастырь стал возрождаться, и в 2013-2015 гг. ферму реконструировали силами монахов и сербских рабочих. Историческую постройку сохранили, а инженерную начинку дали современную. Качество старинных материалов и работы было настолько высоким, что многое даже не потребовало замены. Реставрация коснулась лицевой части кладки стен.

Я никогда не была на фермах, да и в деревне настоящей толком не бывала, но эту полюбила сразу – за красный кирпич и зеленые крыши, за красоту природы и архитектурную соразмерность пространству, за чистоту и ухоженных животных. И в целом за какую-то общую деликатность.

Центральное здание фермы – это большой двухэтажный коровник, где на первом этаже размещаются животные, на втором хранятся сено, комбикорма. Рядом помещения для кур, сыроварня, теплицы.
Каждая корова находится в своем боксе. Имена у всех фантазийные, говорят, их лично придумывал начальник фермы отец Агапий. Отдельно размещены устрашающих размеров быки – про них мне рассказали несколько жутких историй (одного убил, другого покалечил), поэтому я опасалась даже приближаться к ним. Предпочитала любоваться телятами. Пробовала считать буренок – примерно, 70-80, дойных около сорока и молока в день дают по 25-30 литров.
Все оборудование, аппараты для дойки шведского производства. Кормежка автоматическая – по монорельсе едет машина и выбрасывает сено. Иногда дояры, видимо, для собственного вдохновения, а коровам для увеличения надоя, включают духовную музыку. (Когда впервые услышала, подумала, что у меня слуховые галлюцинации.) Два раза в день коров выводят на прогулку в специальный загон, и тут хорошо бы не оказаться у них на пути – больно энергично несутся. Хоть и не быки, но на всякий случай удирала я резво. Но это пока нет травы, летом будут гулять на пастбище.

Бытовые условия для волонтеров отличные: отдельный кирпичный домик, две комнаты с четырьмя кроватями в каждой, два туалета, душ, стиральная машина. Свежий ремонт, новые ортопедические матрасы. Из-за недостатка добровольцев весь заезд мы жили в комнате вдвоем.

Монахи и послушники занимают Братский келейный корпус с часовней, уютно расположившийся на берегу озера Сисяярви. В подвальном этаже есть спортзал с тренажерами. Рядом звонница. Разбит сад с яблонями, сливами, а также заморскими экзотическими растениями. С деревянного причала ловят рыбу, которой здесь много – плотва, окунь, лещ, щука.

Самое мое любимое – вечером, когда зажигаются фонари, сесть на террасу у причала, смотреть на воду и окружающие сосны, угадывая очертания Смоленского скита на противоположном берегу, и слушать тишину, нарушаемую лишь криками чаек.


                Работа

Работала я с сырами, что меня и прельстило при выборе места волонтерства, поскольку являюсь большим любителем этого продукта.

До революции сыр на Валааме не варили. С начала 90-х стали делать домашний сыр. А после реконструкции фермы решились взяться серьезно. Открыли сыроварню, с помощью спонсоров установили дорогущее оборудование от венецианской фирмы Джанни Сфодджа. Обучали монахов также итальянские технологи, которые до сих пор опекают своих учеников, приезжают на Валаам, помогают советами. (Во всяком случае, так было до недавнего времени.)

Основа производства – твердые сыры. Вдобавок, из сыворотки, остающейся при их изготовлении, делают нежнейшую божественную рикотту, ничуть не похожую на магазинную.

Твердые сыры производятся трех сортов – два итальянских («Пасторале» и «Монастико») и один швейцарский («Грюйер»). Мне больше нравился грюйер, но сами сыровары отдают предпочтение годовой монастике, как наиболее сбалансированной. У «Пасторале» резковатый вкус, но многим именно такое по душе. («Монастико» – местное имя старинного итальянского сорта «Монтазио», а оригинал «Паторале» – «Азиаго».)

Сыры дорогие (2000 руб. и 2800 руб. за килограмм в зависимости от срока выдержки), но цена в наших реалиях вполне оправданна. Ведь из трехсот литров молока, заливаемых в сыроизготовитель, получается в среднем три головки сыра, при созревании каждая теряет в весе до 2 кг, а потом еще предстоят чистка, мойка…

Созревает сыр в старинном «венском» погребе-леднике при определенной температуре (10-12 градусов) и влажности (80-85%). Каждая головка подписана и переворачивается строго по расписанию – сначала часто, потом реже.

Свидетельствую – все абсолютно натуральное, ничего лишнего, исключительно молоко, закваска и ферменты. Именно из-за натуральности уже разрезанный упакованный сыр хранится всего месяц. Этикетки не врут: сделано с любовью и молитвой.

Сыры продаются только на острове и нигде больше. Зимой, когда туристов и паломников нет, сыр вообще не нарезается. А некоторые сорта, к примеру потрясающий мягкий сыр «Страккино» (умереть не встать как вкусно!) или полутвердый «Пасторале фреска», можно попробовать только в монастырской трапезной.
 
Сыр варят монахи, а мы, волонтеры, нарезали и фасовали готовый продукт. Режим работы такой: с 9.30 до 13 часов и с 14 до 17 часов (чаще до 16). В субботу до обеда, воскресенье выходной. Все строго по часам, никогда не задерживали, но часто отпускали раньше.

Прежде чем упаковать сыр, с него нужно смыть следы марли, остатки плесени. И это самая физически сложная часть работы. Ворочать в мойке и с нажимом тереть разными щетками шайбу весом, в среднем, 7-8 кг, очень непросто. Сильно устает спина и правая рука повисает плетью. Но когда привыкаешь, процесс становится сродни медитативному. Я в принципе люблю мыть посуду, плескаться в воде, а тут сыр, под твоими руками превращающийся в аппетитное глянцевое солнышко. И, кстати, руки, смазывающиеся молочными хлопьями, становятся нежными.

После мытья головки сыра сушатся под вентилятором, отправляются на небольшое время в холодильник и нарезаются. Делается это специальным станком, на котором задается вес требуемых порций. Далее все кусочки просматриваются, выравниваются, чтобы не было дефектов, вакуумируются, взвешиваются, клеится этикетка и цена. Мы, волонтеры, работали по очереди на всех операциях. Только к резательному станку подходил исключительно наш босс рясофорный монах отец Вячеслав.

Я выбирала для мытья сыров первую половину дня, чтобы во вторую работать на физически более простых операциях. Реально тяжело было первые два дня, потом втянулась.

Если есть необходимость, могут отправить на другую работу, которая в монастыре зовется послушанием. Отказаться нельзя. Со мной такого не случалось, но одну из наших девочек на несколько дней забирали ухаживать за енотами, другую – на один день на трапезную.

Сыру, конечно, наелась до отвала. А еще убедилась, что сыр – живой организм. Его качество зависит от многих факторов – от труда дояров и пастухов, содержания и кормления коров. От общей обстановки на ферме и  даже настроения сыровара, который, несмотря на механизацию, в течение часа тяжелой булавой перемешивает сыр в огромном чане (положено по технологии, итальянцы делают также).

Кроме того, вкус сыра кардинально меняется по мере вызревания. «Монастико» полугодовая и годовая – это совершенно разные продукты. Но и не только. К примеру, головки сделаны в один день, из одной партии молока, одним сыроваром, с четким соблюдением всех инструкций и температурного режима, а внешний вид и вкус – разные. Когда дегустируешь подряд, это совершенно очевидно. Какое объяснение? Видимо, бактерии, которые формировали сыр, тоже живут своей уникальной жизнью. Условия одни, а работать и существовать выходит по-разному. В точности, как у людей.


                Обитатели фермы

Моя давняя страсть – козы. На ферме живет семья: козел Бублик и две его супруги – Рыжуха и Солоха. При каждой по трое детей. Козы враждуют и, когда встречаются на прогулке, устраивают настоящее побоище до крови на башке. Молока они вдвоем дают немного, поэтому идею с производством козьего сыра пока отставили. До сих пор я жила предрассудком, что парное молоко вонючее. Но пила сразу после дойки тут же в козлятнике – ни малейшего неприятного запаха. Мне объяснили, что запах появляется, если за животным не ухаживать. На мой вкус, козье молоко более сладкое, чем коровье. Забавная солохина дочка Хлоя ужасно возмущалась, что забирают мамино молоко, поэтому иногда ей возвращали ее долю обратно, но уже из ведра.

Также на ферме живут две альпаки – черный Мавр и белая то ли Облачко, то ли Дездемона, но я звала ее Маврушей. Мавр молодой, 2019 года рождения, а невесту ему привезли старенькую, уж какую нашли. У них явный гормональный диссонанс. Старушка необыкновенно мила и задумчива, со следами смирения и легкой отрешенности на лице. Напоминает мне мою бабушку извода последних лет. Ни разу не слышала от нее ни единого звука. Зато она внимательно смотрит – тебе в глаза, в точку на горизонте. Слушает, пытаясь распознать человеческую речь. Я чувствовала в ней родственную душу. По утрам наливала себе кофе и шла к ее вольеру. В рассветной тишине мы, подвисая, глядели друг на друга, на просыпающуюся природу.

Еще одна парочка – еноты, Рокки и Смоки. Они прибыли на Валаам из Краснодарского края с единственной целью – дарить радость братии и посетителям фермы. При мне они жили в зимнем домике, но уже готовились переместиться в летний. А вот как можно содержать таких бандитов в городской квартире, не представляю. Стоило к ним войти, как они тут же бросались выворачивать карманы в поисках еды, засовывали лапы тебе в ботинки, проверяли подошвы – вдруг что интересненькое прилипло. На помывку тащили все: корм, творог, собственные какашки. Однажды в последний момент успела отобрать свой телефон, уже зависший над корытом. Во время уборки их жилища любят покататься на швабре, а когда играют, расходятся и могут укусить до крови.

Куда как лучше котики!
Их на Валааме много, в отличие от собак. Только на ферме тридцать, стерилизованных и с ошейниками, правда, почему-то в «кошачьем домике» сидит мама с тремя котятами.

По идее, их миссия – защита от мышей, и с ней они справляются. Но, несомненно, главное предназначение – для души. Почти у всех, кто живет и работает на ферме, есть свои персональные котики.

У хвостатых потрясающая шерсть, чистый бархат, рука ласкающего млеет от удовольствия. Пыталась понять секрет такой упоительной шкурки. Видимо, работает корм purina pro plan (снабжают благотворители), а также парное молоко, рыба, свежий воздух. На Валааме всего один магазин, зато есть небольшая ветеринарная станция, где лечат кошачье стадо. А три фермерских малыша уже имеют потенциальных хозяев – валаамские котики в почете.

Все коты добрые и ласковые, поскольку не видели от людей зла. Моим любимцем был велюровый с раскосыми зелеными глазами, «приписанный» к трапезной. Как мы с ним обнималась по вечерам на причале! От восторга он запрыгивал на парапет, нависший над озером, а я показывала его маме по видеосвязи. Переживательная мама тут же начинала махать руками и кричать в экран: «Сними его немедленно! Он же упадет в воду!»

Коты живут повсюду на острове, но территории строго поделены, и драки за нарушения границы нешуточные. На Гефсиманском скиту обитает чудесный белый кот, выходящий встречать экскурсии. Похоже, это его персональное послушание – развлекать уставших от гидов детей. Однажды поздно вечером он уцепился за мной следом, шел полтора километра по лесу и зашел на ферму. Ух, как ополчились аборигены! Да он и сам ощетинился, а потом дал деру.

Чайки – полноправные обитатели Валаамской фермы и всего острова. И самые шумные. «Да что ж ты так вопишь, как потерпевшая!» – только и успевала я их одергивать. Два раза в день мы выносили для них на тарелке обрезки сыра. Какую же свалку они устраивали! Так я в последний день и пострадала, оросив набережную кровью, – одна безумица вырвала сыр прямо из рук и зацепила когтем.


                Еда
Трапезная – любимое место притяжения. В симпатичном дощатом домике два отсека, в одном едят мужчины – братия и трудники, в другом – женщины (сестры, как их тут называют). Мужчинам накрываются отдельные столы. Мы же собирались за большим круглым столом, на который выставлялись блюда. Количество съедаемого не ограничено:)
Кормили шикарно. Еда в точности по моему заказу, ведь монахи не едят мясо, как и я уже более двадцати лет. Зато предлагается рыба, каши, супы, соленья, салаты, пирожки, запеканки, сладкая выпечка. Компоты из брусники, мёд с монастырской пасеки от немецких пчел особой незлобливой породы. Разнообразие молочных продуктов – молодые сыры, кувшины с божественными нектарами собственного производства: молоко, йогурт, кефир, а также сметана, тут же взбитое масло. Лично мне было вкусно все. А еще и разнообразно. Дома-то репертуар заезженный.

                Одежда
Юбки и платок на голову. В жизни я этого не ношу, поэтому было непросто. Юбку цепляла прямо на штаны. Платок училась повязывать по видеороликам перед отъездом, в итоге наматывала как придется, но уже довольно лихо. Вчера шла по Москве, задумалась и вдруг пот прошиб – а голова-то не покрыта! По острову гуляла, конечно, в обычной одежде.

                Связь
Лучше всего работает «Мегафон», всегда и везде стабильно. Остальные операторы – то нормально, то полный провал. Очень порадовало приложение maps.me. Оно показывает не только объекты, но и совершенно не очевидные тропы. Это очень помогало в блужданиях по лесу, особенно ночному. Флору распознавала программой PlantNet, сама-то я ботаник невеликий, но ужасно радуюсь, когда растения обретают имя.


                Природа

Главное, за чем я ехала на Валаам.
В 18 часов ужин и дальше ты свободен, как ветер! В течении пяти часов можно бродить по острову. Мой трекер фиксировал не менее тридцати тысяч шагов в день. Гулять по вечерам не страшно, бандитов и воров на острове нет – мы даже двери в комнату не закрывали.

Обветренные скалы, в некоторых местах поднимающиеся на высоту 60 метров; уступы, напоминающие каньоны; лес, вода, каменные прибрежные глыбы, красноватая почва, – потрясающее первобытное сочетание. 

Чайковский назвал вторую часть симфонии «Зимние грезы», навеянную поездкой на Валаам, – «Угрюмый край, туманный край», но музыка получилась светлая и воздушная, привольная и слегка загадочная.

Площадь Валаама – примерно 38 кв.км. Лес, в основном, хвойный: огромные сосны-долгожители, ели, можжевельник. Лишайники – свидетельство чистоты воздуха. Немало и лиственных деревьев: березы, осины. Рукотворные, высаженные монахами аллеи: лиственничная, дубовая, пихтовая («Аллея одинокого монаха» – в «безбожные» времена там часто видели призрак монаха). На усадьбе и в скитах разбиты сады, где растут яблони, груши, сливы. Имеется и Аптекарский уголок с лекарственными травами.
Конечно, все требует заботы. Почвенный слой в лесу довольно тонкий плюс сильные ураганные ветра. Нередко натыкаешься на вывороченные с корнем деревья. Необходима постоянная работа по расчистке, обновлению леса, созданию плодородного слоя.

Самое любимое – когда из леса выныриваешь к воде. И рано утром, и в солнечный день и, конечно же, на закате, роняющем солнечный диск в воду и окрашивающим небо в многослойно розовое. Сделать это нетрудно – вода повсюду: внутренние озера, заливы, проливы, бухты… И обязательно где-то должна застыть чайка, как именное паспарту.

В лесу водятся зайцы и лисицы. Несколько раз видели лосей – то на поляне, то в лесу. Попадаются змеи, зимой заходят волки. Говорят, живет рысь, но мне не встретилась, хотя я очень ждала и даже потихоньку «кис-кискала».

Безусловно, никакие однодневные экскурсии не раскроют остров. Надо пожить, чтобы увидеть, как он меняется. Так, в начале мая в лесу было много снега, потом появились первоцветы, сначала робкими пятнами, потом целыми коврами. Мать-и-мачеха, ветреница, печеночница, ландыши, волчье лыко. И как-то в момент все зазеленело.

Дождь в мае был всего пару раз. Температура – небольшие плюсы, осеннее пальто я так и не сняла, но во второй половине месяца днем много солнца. Вода в Ладоге и озерах – чистая, прозрачная, видны камушки на дне, но ее даже ледяной не назовешь. Она ледниковая. Привезла купальник и до последнего надеялась искупаться, все надо мной потешались. Облюбовала несколько местечек на Игуменских озерах, которые точно прогреваются лучше Ладоги, но так и не решилась.


                Достопримечательности

Валаам дышит историей, вобрав в себя разные временные наслоения.
Дата основания монастыря в точности неизвестна, вероятнее всего, четырнадцатый век. Настоящего расцвета достиг в 19 веке при игумене Дамаскине. К 1917 году это было, по сути, процветающее островное государство: 30 производств, несколько небольших заводов, конюшня, ферма, огромная библиотека, иконописная и фотографическая мастерские, школа живописи, больница и церковно-приходская школа.
После революции Валаам остался в Финляндии, что позволило сохранить жизнь монахам и обители. Ведь к 1922 году в РФ было ликвидировано более 700 монастырей, более 20 тыс. монахов и представителей духовенства расстреляны.
Но в 1939 году началась Зимняя война. Советская авиация бомбила монастырь, нанеся ему сильные повреждения. Монахи вынуждены были покинуть обитель и уйти в Финляндию, основав там Ново-Валаамский монастырь.

Послевоенная история – самая страшная страница истории острова. С 1950 по 1984 гг. на Валааме размещался Дом инвалидов.
Чтобы не смущать общество победителей, было решено изолировать, отправить на далекий остров инвалидов-фронтовиков – без рук, ног, слепых, и самых тяжелых – «самоваров», потерявших и руки, и ноги. Их вывозили насильно, устраивая облавы в городах – на улицах и в квартирах, отбирали паспорта, солдатские книжки и наградные документы. Фактически это была страшная тюрьма без надежды на освобождение.
Позже туда стали свозить и инвалидов детства, душевнобольных, туберкулезников, в основном после тюрем.

Умирали не только люди, но и монастырские постройки. За послевоенное время исчезло несколько скитов, часовен, взорваны храмы, разворочены могилы на игуменском кладбище. В главном монастырском соборе размещалось овощехранилище.

Насколько я понимаю, решающую роль в новой истории острова сыграл Алексий II, в 1988 году разработавший и предложивший тогдашнему Совмину программу возрождения монастыря. Алеша Ридигер с детства был «ранен» Валаамом – в конце тридцатых с родителями, а жили они в Таллинне, дважды побывал на острове, и эти поездки стали для него судьбоносными. Благодаря его усилиям, в 1989 году первые шесть иноков прибыли на остров.

До революции на Валааме было 13 скитов. На сегодняшний день практически все восстановлены.
Они очень разные – по устройству, хозяйству, разное количество монахов там подвизается. 
Самый старый и самый большой Всехсвятский скит традиционно имеет очень строгий устав, и женщины могут попасть туда лишь один раз в году (я не попала).

Мне больше всего полюбился самый маленький Коневский скит со скромным деревянным храмом на берегу Игуменского озера среди высоких лиственниц. К сожалению, тоже восстановленный. В 50-е старую церковь приспособили под кормокухню для свинарника, а потом вообще спалили, жилые постройки скита разобрали. Но особый дух места сохранился, именно здесь жил отшельником будущий настоятель Дамаскин.

Такая же внешняя простота царит в Смоленском скиту, расположенном прямо напротив фермы, но это если по воде, а пешком придется сделать немалый круг. Церковь, часовня, резной деревянный дом братии, беседка. У настоятеля скита отца Давида высшее музыкальное образование. Чтобы попасть в храм, надо просто позвонить по телефону, инок придет, откроет двери и можно побыть в полном одиночестве сколь угодно долго. Интересно, что храм Смоленской иконы Божьей матери, возведенный в память о героях Первой мировой войны, был разрушен советской армией во Вторую мировую. Восстановлен в 2005 году, на стенах – батальные росписи. В храме идет постоянная молитва за всех павших русских воинов. Ежедневно читают Псалтирь по погибшим – от Куликовской битвы до Афганистана. Похоже, список поминаемых скоро резко возрастет. Именно в этот скит в 2019 году Путин привозил Лукашенко.   

При любой погоде радует глаз Гефсиманский скит, являющийся частью воссозданной на Валааме библейской истории, так называемый, «русский Иерусалим». Его строения – Успенская церковь, часовня Вознесения Господня на горе Елеон – очень нарядные: желтые с голубыми крышами, рублены из бруса «в лапу» и обшиты доской, украшены накладной резьбой.

Среди уцелевших и восстановленных скитов есть и один новодел – в 2008 году появился  Владимирский скит. Равноапостольный князь Владимир у нас с некоторых пор в большом почете, вспомним двадцатиметровый памятник на Боровицкой площади в Москве, установленный в 2016 году. На меня храмовый комплекс скита произвел странное впечатление своим несуразным обликом (имхо), вычурной внешней композицией и внутренней помпезностью. По слухам, именно там венчался с Кабаевой тот, кого нельзя называть. Владимирский скит официально является патриаршей резиденцией (одной из многих), и Алексий любил это место. Кириллу же оно не приглянулось, видимо, блуждающими паломниками. И ему неподалеку – на уединенном заповедном острове Байонный – возвели новую.

Валаам посещают порядка 120 тыс. паломников и туристов в год. Они приплывают на больших круизных теплоходах и метеорах. Предлагают экскурсии и волонтерам. Так, мы ездили на катере на другие острова архипелага. На Святой остров, где в начале 16 века жил в пещере монах Александр Свирский, питался травой, ночевал в могиле, которую сам себе вырыл. Плавали на самый удаленный Ильинский скит – полностью уничтоженный (ничего не осталось кроме мраморного колодца) и заново возрожденный.
Нам досталась очень забавная девушка-экскурсовод. Никогда не встречала, чтобы человек употреблял исключительно уменьшительно-ласкательные формы слов: пещерка, свечечка, лампадочка, паломнички. К примеру так: «Смотрим за часиками, чтобы не опоздать на кораблик».
В общем, все это я пишу к тому, что человечку есть что на островочке посмотреть.


                Люди на Валааме

На Валааме почти не осталось местных жителей, хотя есть воинская часть, МЧС, но, в целом, Ваалам – равно монастырь. Это большой и сложный организм, поэтому наблюдения мои весьма поверхностны и не касаются внутренней жизни обители.

Сейчас в Спасо-Преображенском ставропигиальном монастыре (так правильно) проживают около 200 монахов и 100 послушников. Приезжают трудники (круглый год) и волонтеры (сезонно). Немало нанятых работников, получающих зарплату, также живущих и сезонно, и постоянно. Трудники (мужчины и женщины) – те, кто работает и живет по уставу монастыря. Волонтеры (только женщины) – посещают службы по желанию, не хочешь – никто принуждать не будет. Волонтером может стать человек любого вероисповедания или атеист (к примеру, как моя соседка по комнате).

Вся братия обязательно трудится, но одни ведут закрытый или даже отшельнический образ жизни, преимущественно на скитах. Другие – вовлечены в общую жизнь, хозяйство, активные контакты с внешним миром. Таков руководитель фермы отец Агапий. Ему 43, но выглядит гораздо моложе. На Валаам пришел подростком, а возглавляет ферму уже 14 лет и был инициатором всех нововведений. Энергичный, вникающий в каждую бытовую мелочь. Непривычно импульсивный для монаха, такой живой и нарядный в своем клобуке. Было занятно наблюдать за ним. Улыбчивый и приветливый с волонтерами, он постоянно интересовался, как наши дела, никто ли не обижает. С братией и трудниками гораздо более суров, строго распекает за просчеты. Красной нитью проходит мысль: труд важен, но молитва главнее. Не возбранялось опоздать на работу, если причина задержки – присутствие на литургии. А если носик припудрить, то – нет.

Часть трудников приезжает с целью пожить именно духовной жизнью и поработать «Во славу Божию» (популярное на Валааме выражение). Другие – попав в сложные обстоятельства, просто пережидают жизненную бурю: развелся, негде жить, личная трагедия. Денег не платят, но есть кров, хорошее питание, посильный труд, спокойствие, время и место для молитвы, кому это необходимо. Еще одна примечательная категория трудников – ребята призывного возраста, которым «в силу духовного устроения сложно служить на общих основаниях». После испытательного срока они остаются в военной части ПВО, расположенной на острове. Женщины-трудницы обычно приезжают по благословению своих духовников.

У большинства волонтеров основная мотивация – сменить обстановку, зарядиться эмоциями, ведь поездка обычно приурочена к отпуску. Гуляют по лесу, собирают грибы и ягоды, купаются в озерах, привозят свои велосипеды или берут на острове напрокат. Приезжают с профессиональной фототехникой. В доковидные времена волонтерами на Валааме побывало много иностранцев, желающих узнать Россию «изнутри», поэтому была возможность пообщаться с людьми разных культур. Но, безусловно, много и воцерковленных. Их цель – приобщиться к святыням, ходить в храмы, посещать всенощные и литургии. Статистика моего заезда: пять человек, все с высшим образованием, двое из Питера, двое из Москвы, одна из Сургута. Возраст – от 32 до 54. Трое приехали уже во второй раз.
Вообще многие возвращаются. Нередка история, когда человек планировал побыть две недели, а остался на полгода, год, два. Мужчины в таком случае, при желании, могут стать послушниками. Женщинам предлагают постоянную оплачиваемую работу.
Могу ошибаться, но мне показалось, что для монастыря волонтерство – не столько помощь, хотя она существенна. Но ведь и расходы немалые – из-за островного положения все дорого. Здесь скорее миссионерская задача, возможность по-настоящему познакомить с православием – через общую атмосферу, экскурсии, разговоры.
 
Отдельная группа «валаамцев» – экскурсоводы, приписанные к Паломнической службе и живущие в Воскресенском скиту. Их много, обоих полов, ведь экскурсионные корабли в сезон подходят один за другим. Это и преподаватели ВУЗов, особенно питерских, историки с учеными степенями, энтузиасты, которые приезжают каждый сезон в течение многих лет, студенты. Как и повсюду, среди них есть очень интересные рассказчики, а есть те, кто чешет вызубренный утвержденный текст. Все обязательно проходят подготовительные курсы в Санкт-Петербурге и сдают экзамен.


                Возвращение

Уезжала другим путем, более удобным: на метеоре до Сортавалы, а там прямой поезд до Москвы. Метеор, хоть и не бесплатный, как «Святитель Николай», зато идет всего 40 минут, никакой качки и не надо бегать с чемоданом по Питеру. Впрочем, один раз на «Николае» надо прокатиться обязательно – так остро Ладогу в салоне метеора не почувствуешь.

В целом, моя поездка прошла идеально.
Я не потеряла ничего из вещей и всего два раза порезалась. Узнала слово «рухольная» и вспомнила вкус натуральной пищи.
А если серьезно, то получила даже больше того, на что надеялась. Голову мою на время отпустило, обеспечив такую необходимую передышку. Физический труд, природа и животные, отсутствие новостей, – отвлекли от происходящего.
Как будто побывала в пионерском лагере – новые знакомства, прогулки компанией, совместные фото, нервный хохот от встречи с лосем или мертвой змеей. Но, в отличие от пионерского детства, всегда можно было улизнуть в тишину и одиночество.

Валаам очень сильное место. Суровое и намоленное. Даже если ты не понимаешь, в чем эта сила. Неслучайно (но и не специально), практически на всех фотографиях нос у меня задран кверху, к небесам.

Отрадно, что остров с одной стороны приведен в порядок, и работы продолжаются, а с другой – не закрылся от людей, как у нас часто бывает. Признаться, я вообще удивлена открытостью монастыря, не характерной, насколько мне известно, для других православных обителей.
В монастыре много работают, но при этом стараются соблюдать баланс, не превращая хозяйственную деятельность в самоцель. Да, работа необходима и для содержания себя, и как послушание. Но здесь важно помнить, для чего вообще все это затеяно. По-моему, на Валааме с этим пониманием все в порядке.

И вот снова Москва – шум, вонь, толкотня. Все время думаю, как там моя задумчивая альпака, как поживает хромой козленок с ампутированной передней ножкой. Но это меня там нет. А Валаам живет. Сосна, которую рисовал Шишкин, стоит больше трехсот лет и еще, дай бог, простоит.