Фотокарточка

Что вы знаете о заброшках! Разве эти дома всегда такими были!?  Ободранными, жалкими, беспомощными…
Чтоб вы знали, дома могут жить вечно. Развалинами их делают люди. Каменные, деревянные, саманные здания беззащитнее любого животного. У того всегда есть возможность повлиять на происходящее. Ничтожная, слабая, ненадёжная. Но есть.
На этой самой улице болонка по собственному усмотрению хозяев поменяла. Мелочь пушистая, а с характером. Выбрала себе другую семью и всё тут. Ничего не помогло: и привязывали, и закрывали, и хвалили, и наказывали, и соседям разборки устраивали. Вся улица эту эпопею наблюдала. Только хозяева бдительность утратят, она шасть со двора. И что характерно, к одним и тем же уходила. Придёт и сидит на пороге. Ждёт, когда в дом пустят. В комнате, на паласе уляжется, хвост распушит, голову на передние лапы положит. По сторонам поглядывает - млеет. Как законные хозяева обозначатся, мигом прячется. Сколько раз так было, не считал никто. Только собака на своём настояла. Осталась у тех, кого выбрала.
У зданий так не получается.
Думаешь, этот особнячок от нежеланных визитёров синим металлопрофилем огородили? 
Нееет. От совести своей спрятали. По чьей милости он заброшкой стал? Прекрасно себя чувствовал, пока рядом не начали сваи для новостройки забивать. Сразу на его фасаде трещина появилась. В два пальца толщиной. Как змейка между кирпичиками. Разрыв вширь быстро пошёл. Дом на две части раздвинулся. Стоит теперь двухэтажный особняк царской постройки рядом с новой громадиной. Новостройка вблизи него стеклянной горой уходит в небо. Отпихивает скромного соседа.
В бездну.
Бездну забвения.
Когда всё случилось, думали, отремонтируют дом. Или подлатают старичка. Куда там! Сказали, дешевле новый построить. Оно и понятно. Какой резон со скромным строением на пять-шесть квартир связываться? Даже если в нём исторической ценности как в супермаркете бонусов накопилось. Пользы от этой ценности только пафос и гордость обладания.
Старые дома, как драгоценные камни. Нуждаются в особом внимании, заботе, уходе и финансах. Немаленьких часто. Зато прибыли никакой. Хотя, какая прибыль от тех же бриллиантов?  А их после огранки никто в пыль дорожную не бросит. Оправу подберут, хозяев, уход и охрану. Статус, красота, кто спорит? Только что с них ещё взять? Алмазный блеск никого в мороз не согреет.
А что такое дом? Скажете тоже. Стены с крышей на фундаменте. Дом - это вселенная! Кусочек твоего личного мира. Светлого, доброго и радушного. Безмятежные вечера, спокойные ночи, радостные утра.
Когда этот дом расселяли, парнишка один бабушку свою нашёл. Не её саму, конечно. Фотокарточку. Наистраннейшая история случилась.
Парнишка в доме этом не жил никогда. Слышал от родных, что дед с бабкой до войны в нём жили. Окна квартиры ему показывали, когда по городу прогуливались. Подростком пару раз в подъезд заходил, к дверям квартиры поднимался. Позвонить, зайти внутрь не решился. Что новым хозяевам сказать? Здравствуйте, мои бабушка с дедушкой здесь жили? И что?
А тут оказия случилась. Дом расселяют. Неблизкие знакомые ищут, кто может пожилой маме с переездом помочь. Сами в другом городе живут, приехать не могут. А мама с сильным характером и слабым здоровьем. До последнего тянула. Надеялась, дом сохранят. А что тут хранить, когда новый красавец из проекта настойчиво в реальную жизнь рвётся? Уж очень привлекательная инвестиция для города. Гораздо интереснее старой развалины с богатым историческим прошлым. На что там смотреть! Если историю не знать, мимо пройдёшь и не вздрогнешь от умиления. Новый дом - другое дело. Вид всего квартала издали меняет. Делает солидным, дорогим и внушительным. То, что надо для центра города.
В общем, надежды пожилой мамы не оправдались. Съезжать нужно быстро. Вещей много, сил мало, времени ещё меньше. Сын с невесткой на многокилометровом расстоянии беспокоятся. Можно даже сказать волнуются. А приехать решительно не могут. Какой-то возможности нет. То ли финансовой, то ли временной, то ли личной. Но маме помочь хотят и помощников ищут. Сильных физически, здоровых умственно, социально добропорядочных и эмоционально положительных.
Какой-то приятель через десятые руки на паренька вышел. Тот предложению обрадовался, ухватился за него обеими руками. Как говорится, интересы обеих сторон однозначно совпали и намерения всецело реализовались.
Вместе с приятелем он пошёл за вполне приятное вознаграждение чужой маме с сильным характером помочь.
Шли, ожидая увидеть старушку. Не древнюю, но старую. Чужая мама оказалась старушкой в джинсовом комбинезоне.
При виде такого наряда слово «старушка» резко потеряло смысл и скрылось за двойными дверями подъезда. Тот же комбинезон не позволял назвать стоящую перед ними женщину дамой. От невысокой фигурки веяло юностью и озорством.
Заготовленное приветствие «Здравствуйте, бабушка», прилипло к зубам, как ирис «Кис-кис». Жизненный опыт ещё не научил парней маскировать эмоции. Они отразились на их лицах крупными буквами, плакатным пером.
Хозяйку квартиры это позабавило. Женщина была не только с характером, но и с юмором. Выждала секунд десять. По ручке дверной пальцами побарабанила, бросила приветливо:
- Будете на меня смотреть? Или пройдёте немножко поработать? - тоном давней, доброй знакомой.
Паренёк наш от растерянности брякнул первое, что с языка слетело:
- Вы Ирина Семёновна?
- Я Ирина Семёновна. Фронт работы - там. Сильно подозреваю, что он будет стоять, как вкопанный, вместе с вами.
Повернулась к ним спиной.
Идеально прямой спиной!
И проследовала вглубь квартиры. Ребята переглянулись, двинулись вслед за хозяйкой по широкому коридору. В домах дореволюционной постройки на подсобных помещениях и коридорах не экономили.
- Хоть на велосипеде езжай, - шепнул приятель.
Сказал тихонько, а хозяйка всё равно услышала. Оглянулась приветливо:
- Так и ездили. На трёхколёсном. И я, и друзья-подружки мои, и дети наши. Я в этом доме всю жизнь прожила. В сорок четвёртом родилась, в сорок пятом сюда въехали. Теперь под снос. Дом, конечно. А я к сыну. К морю поближе, от воспоминаний подальше, - улыбнулась внутрь себя. Как будто давнему, милому воспоминанию привет послала.
Улыбка была под стать хозяйке. Ясная, светлая, задорная. Девчачья улыбка.
- Так, мальчики. Три часа вам на зал. Коробки в углу, вещи в шкафу, плёнка, крафт-бумага и клейкая лента на столе. Ровно в одиннадцать пьём кофе и переходим в спальню. Завтра кухня, кладовки и прихожая. На всю квартиру два дня. Машина придёт завтра, в шесть. Вечера, естественно.
Женщина вопросительно посмотрела на ребят. Приятель спохватился, что войти вошли, а представиться забыли. Провел ладонью по затылку, улыбнулся смущённо:
- Извините. Забыл совсем Тим…Тимофей то есть. Мы…
- …от Олега. Лёня.
- Леонид то есть…, - быстрая озорная улыбка, - Приятно.
Ирина Семёновна махнула рукой и исчезла за светлой филёнчатой дверью. Ребята остались одни. Большая комната, в которой они стояли, использовалась как зал. Высокий потолок, два больших окна, падуга, лепная розетка вокруг люстры. Много пространства, света и воздуха. И мебели. Посередине большой обеденный стол. Три высоченных книжных шкафа справа от входной двери. Перед ними - стремянка тёмного дерева. С широкими ступенями, которые можно как сиденье использовать. В простенке между окнами - горка с посудой. У левой стены - диван с высокой спинкой. Спинка дивана сверху полочкой декоративной оборудована. На ней три маленькие вазочки коричневого стекла с тонкими золотыми полосками по краю. Для фиалок.
- И никаких тебе ковров…, - пробормотал Леонид.
- За три часа можем не успеть. Книг много.
- С них и начнём. Я на стремянку. Сразу стопки шпагатом обвязывать буду, а ты на пол, к стене ставь.
Когда с книгами было покончено, приступили к посуде. Вынимали её из горки, заворачивали в бумагу, укладывали в коробки. Сверху каждую коробку крепко обматывали несколькими слоями клейкой ленты. К одиннадцати часам основной фронт работы близился к концу. Оставались мелочи: занавески на окнах, люстра, диванные подушки.
Ребята так и доложили хозяйке, появившейся в дверях зала ровно в одиннадцать часов.
Ирина Семёновна обвела взглядом комнату. Пристально вгляделась в люстру. Открыла форточку. Поправила тюль на окне.
- Занавески завтра успеем снять. Нечего в последнюю ночь голыми окнами светить. Люстра здесь остаётся. Подушки в мешок сложим. Всё. На кухню. Кофе-тайм.
Кухня встретила запахом кофе и свежих булок с сахаром и корицей. Квадратный кухонный стол был накрыт льняной серой скатертью. Стройный фарфоровый кофейник тянул длинный носик в сторону блюда с тёплыми булочками. Кофейные чашечки замерли в самой середине блюдец. В пузатой сахарнице искрились кубики сахара.
- Прошу, - Ирина Семёновна пригласительным жестом указала на стулья, -  присаживайтесь. Кофе чёрный, масло сливочное, сахар рафинад, сливки остались в магазине. Забыла купить.
Ребята переглянулись. Хозяйка дома разговаривала с ними так, будто она была не чужой мамой, а родной бабушкой. Выгуливала их в коляске, водила в кукольный театр и варила любимый компот из вишни. Надо сказать, Ирина Семёновна так со всеми общалась. Продавцы на рынке её за это просто обожали. Всегда товар с хорошим довеском отпускали.
- Чёрный кофе без сливок источник бодрости организма и великолепный стимулятор ума, - подняв указательный палец вверх и потешно сморщив нос произнёс Тимофей.
Все рассмеялись. Задвигали стульями, усаживаясь вокруг стола. Ирина Семёновна разлила кофе по чашкам. Дулёвский фарфор негромко звенел, когда внутрь чашки падала тёмная горячая жидкость.
- Булки ещё горячие, не стесняйтесь. Для вас пекла. Тимофей, берите булку. Булка с корицей и сливочным маслом - источник хорошего настроения и гарант сытости, - пожилая женщина в джинсовом комбинезоне рассмеялась заразительно и протянула Тимофею тарелку с булками, - Леонид, надеюсь, вам понравится моя стряпня. Кладите сахар. Ещё никто жаловался.
Прихлёбывая горячий кофе, ребята с удовольствием уплетали булки. Наслаждаясь незабываемым вкусом воскресного дня и детства. Не расплавившиеся от печного жара крупинки сахара похрустывали на зубах. Тонкий порошок корицы растекался ароматной плёнкой по поверхности языка. Сладкая горечь крепкого кофе ставила в гамме гастрономических наслаждений яркую запятую. Точка просто не укладывалась ни в какие рамки. Многоточие не укладывалось в ситуацию.
Внезапно Леонид поставил чашку с недопитым кофе. Медленно положил надкусанную булку на тарелку.
- У нас проблема? - Спросил Тимофей, прожёвывая булку.
Ирина Семёновна заволновалась:
- Язык прикусил?
- Пластинки. Подавишься.
- Расшифруй.
- Стопку пластинок с книжного шкафа не снял. Будешь разговаривать с набитым ртом, подавишься, - Леонид повернулся к Ирине Семёновне, - извините, я быстро.
- Но…
- Бесполезно, Ирина Семёновна, пусть лучше сходит за пластинками. Иначе будет сидеть с постным видом и портить нам аппетит.
- Раз так…, - Ирина Семёновна пожала плечами соглашаясь.
Леонид вскочил из-за стола.
- Я мигом. Здесь и здесь.
- Он хотел сказать, одна нога здесь, - улыбнулся Тимофей.
- Другая тоже здесь, - закончила фразу Ирина Семёновна.
- Вы понимаете друг друга с полуслова.
- Мы спелись, - согласилась хозяйка.
Леонид выскочил из кухни. Через пару минут из зала раздался подозрительный шум. Тимофей положил в рот остаток булки, допил кофе, вздохнул горестно:
- Так и знал. Ничего без меня сделать не может.
Леонид спускал ногу с последней ступеньки, когда Тимофей с Ириной Семёновной вошли в комнату. Пластинки лежали на полу неровным островком.
- Извините.
- Оно само, - хохотнул Тимофей.
Ирина Семёновна махнула рукой:
- Их всё равно не на чем слушать. Пластинки есть, граммофона нет. Никогда не было. От прежних хозяев остались. Я по молодости думала купить. Да всё не складывалось. То граммофона не найти. То денег нет. А потом подумала. Нет, так нет.
Слушая тираду хозяйки, Леонид с виноватым видом подбирал пластинки с пола. В круглых вырезах посередине квадратных конвертов были видны тёмно- красные этикетки с надписью. Стараясь скрыть смущение, парень клал пластинку в стопку, читал, что написано в её сердцевине:
- «Брызги шампанского»… «В парке Чаир»… «Ожидание»… «Средь шумного бала»… «Любить, любить»… А с этой стороны что?
Он перевернул конверт. Из щели выскользнула пластинка. С ней вылетели несколько фотокарточек.
- Лёнь, ты сегодня в ударе.
- Тим, я не нарочно.
- Ага, оно само.
- Мальчики, стоп. Спокойно. 
Ирина Семёновна взяла в руки снимки:
- Никогда не видела. Не наши, точно.
- Можно?
Матовые прямоугольники перешли в руки Леонида. Он вгляделся в черно-белые изображения. Повертел. Прочёл надпись на обороте одной из фотографий. Шумно выдохнул воздух. Сказал хрипло:
- Наши.
Разложил снимки в ряд на столе.
Молодой бравый военный обнимает за плечи молоденькую девушку в светлом платье.
Бравый военный на коне.
Весёлая компания на лавке в городском парке.
Девушка и военный. Уже старше. На руках у них сидит упитанный карапуз.
Упитанный карапуз в одиночестве, на светлом покрывале.
Тот же карапуз. Уже подросший, в плетёном кресле.
Девушка сидит одна, положив голову на руку, смотрит в окно. Леонид перевернул фото, прочел вслух надпись на обороте:
- Софья Бриск, май, 1941 год. Моя бабушка. Расстреляли. В оккупацию.