Тайна Кольки Снегирева

В моей   сейчас  вот 66-летней  жизни  была  загадка, тянувшаяся  из довольно раннего, еще  дошкольного детства. 
Сколько помню себя,   была  у  меня  подруга  ранних  лет- Оля.   Жили мы  в  одном  дворе, и другие  девочки там жили, и играли мы  в разные  игры… И   как- то придумалось, что мы -  братья, она – Мишка, а  я Колька  Снегиревы. Наверное  это были какие  то ролевые игры, но  остальные четыре  девочки подружки были, видимо, девочками- женщинами, всплывает даже  имя  Роза для  кого то… А вот мы были братья.
Наверное, мы в играх  воевали, в  те  годы  мы  любили играть в  войну, в  отважных  партизан, или разведчиков, или даже  в Чапаева, с  верным Петькой.
Перед школой    подруга  переехала  жить в  Москву, за  годы  наше  общение   то затихало, то оживлялось, вот уже  на пенсии мы  снова  общаемся  часто, и перезваниваемся, и в  гости ездим,  и говорим  о всяком.    И как -то я спросила- почему  мы  такие  имена имели, не помнит ли… Не помнит. Предположила,  что она стала Мишкой  по  дяде  своему, а с  чего я  Колька, да  еще  Снегиревы….Но фамилия  мне нравится – сказала  подруга.
Меня  этот вопрос  волновал, потому  что помню кое- какие  подробности.
Первая -  как  вскоре  после  отъезда  она  с родителями  приехали навестить   старые места. Она  входили в  калитку  нашего двора, и я  бежала  навстречу, крича  «Мишка», а  она тоже  бежала -  «Колька»….И мы  крепко  обнялись.
Вторая –  через какое- то время,    я  с  утра  зашла  к  подружкам, сестрам  в  соседнем доме, и  с  порога  объявила, что Коля  Снегирев  уехал, насовсем, а  я  его друг, и зовут меня  Юра  Юрьев.
Юра  Юрьев, могу  предположить – от Юрия  Гагарина, кумира  времени того, а  потом на долгие   годы  и моего кумира… 
Знакомых по имени Колька, Николай   в  моем окружении не помню… Ну    что ж, годы  прошли, никто не помнит, так  и быть…
А тут случилась такая  история. Стала  я  мечтать поехать на машине на наш русский  север, через Карелию  в  Мурманскую область…. И стала  много-много читать разнообразных отчетов о путешествии туда на машине, о путешествии на машине  с  собакой, отзывы  о местах,   отелях, красотах и путях к  ним…
И, кроме чтения, смотреть видео, благо сейчас  в  сети выкладывают все очень подробно, почти всю трассу  могут   выложить с комментариями…
И вот среди этих видео  выскакивает  отчет   об дорогах по Алтаю. И показывают там  памятник лихому  водителю … Кольке  Снегиреву. И ссылаются  на советскую застольную песню… Интернет нам в  помощь, и вот…
 С таким  лирически -трагическим текстом:
Чуйский тракт Песня Алтайских шоферов...
Расскажу про тот край, где бывал я,
Где дороги заносят снега.
Там алтайские ветры бушуют
И шоферская жизнь нелегка.

Есть по Чуйскому тракту дорога,
Много ездило там шоферов.
Но один был отчаянный шофер,
Звали Колька его Снегирев.

Он машину трехтонную АМО,
Как родную сестренку, любил.
Чуйский тракт до монгольской границы
Он на АМО своей изучил.

А на форде работала Рая,
И так часто над Чуей-рекой
Форд зеленый и Колина АМО
Друг за другом неслися стрелой.

Как-то раз Колька Рае признался,
Ну а Рая сурова была.
Посмотрела на Кольку с улыбкой
И по форду рукой провела.

А потом Рая Коле сказала:
- Знаешь, Коля, что думаю я,
Если АМО форда перегонит,
Значит, Раечка будет твоя.

Из далекой поездки из Бийска
Возвращался наш Колька домой.
Форд зеленый с смеющейся Раей
Мимо Кольки промчался стрелой.

Вздрогнул Колька, и сердце заныло,
Вспомнил Колька ее уговор.
И рванулась тут быстро машина,
И запел свою песню мотор.

Ни ухабов, ни пыльной дороги –
Колька тут ничего не видал.
Шаг за шагом все ближе и ближе
Грузный АМО форда догонял.

На изгибе сровнялись машины,
Колька Раю в лицо увидал.
Увидал он и крикнул ей: - Рая!
И забыл на минуту штурвал.

Тут машина трехтонная АМО
Вбок рванулась, с обрыва сошла.
И в волнах серебристого Чуя
Коля жизнь за девчонку отдал.

И, бывало, теперь уж не мчится
Форд зеленый над Чуей-рекой.
Он здесь едет как будто усталый,
И штурвал задрожит под рукой.

И на память лихому шоферу,
Что боязни и страха не знал,
На могилу положили фару
И от АМО разбитый штурвал.

В нашу гавань заходили корабли. Пермь, "Книга" 1996. Перепечатано: В нашу гавань заходили корабли. Вып. 2. М., Стрекоза, 2000.

Юношеская предвоенная песня алтайского поэта и писателя-фантаста Михаила Михеева, ставшая народной. Поется на мотив песни "И за что полюбила я Кольку" (другой зачин - "Ох ты море, Охотское море"). На тот же мотив сложена лагерная "Я живу близ Охотского моря" (1933-34 гг., там же см. ноты), у которой есть переработка времен Второй Мировой войны об угнанных в Германию девушках "Я живу близ Балтийского моря...".

Михаил Михеев (1911-1993) родился в Бийске. В 1930 году закончил Бийскую профессионально-техническую школу по специальности "инструктор-механик автотракторного дела". Работал в Бийском зерносовхозе, потом на Бийском авторемонтном заводе, который обслуживал Чуйский тракт - горную дорогу, связывающую страну с Монголией. В это время и сочинил песню про Кольку Снегирева, которая стала популярной на Алтае. В 1951 году выпустил первую книгу - стихи для детей "Лесная мастерская". В начале 1960-х принят в Союз писателей. В 1968 году начал печатать фантастические рассказы, в 1977 году основал при новосибирской писательской организации литературное объединение "Клуб любителей фантастики", ставшей школой сибирских фантастов.

А вот и рассказ автора М.П. Михеева о рождении песни 


«Есть по Чуйскому тракту машины.
Много есть по нему шоферов.
Был там самый отважный шофер
Звали Колька его Снегирев...
Она нигде не была напечатана. Да, судя по уровню грамотности и поэтическому оформлению вышеприведенных строк, вряд ли она и могла появиться в печати.
Однако мотив ее звучит в кинофильме, поют ее и в спектакле. На Чуйском тракте считают ее народной песней... И только совсем немногие знают и помнят, где и как она появилась на свет.
...Тридцать с лишним лет тому назад
Я жил тогда в Бийске, в городе у начала Чуйского тракта. Работал электриком на авторемонтном заводе Совмонголторга. Грузы в Монгольскую Народную Республику и обратно возили по Чуйскому тракту на автомашинах. Машин было много, ремонтом их и занимался наш завод.
Чуйский тракт тридцатых годов — это не нынешний тракт с асфальтом, с черно-белыми столбиками на поворотах и каменными барьерами в опасных местах. В те времена это была трудная дорога в горах. Каменистые осыпи, переправы через сумасшедшую Катунь, крутые подъемы и ничем не огороженные обрывы. От водителя здесь требовалась не только смелость, но и мастерство. Бывали случаи, когда в гололедицу машины срывались под откос...
Обожженные солнцем и морозом отчаянные шоферы Чуйского тракта пригоняли в ремонт свои машины. Рассказывали нам, монтажникам, о своей опасной окаянной работе... с которой им почему-то не хотелось уходить.
Мне было двадцать лет, я уже прочитал всю приключенческую литературу, какую мог достать в городских библиотеках. Мое воображение прочно,—и, как оказалось, навсегда — завоевала романтика подвигов и трудных дорог... В те времена я много писал стихов, обычных плохих стихов — много чувства и ни капли умения. Писал бездумно, как поет птица, когда ей весело и хорошо.
Колька Ковалев (Николай Павлович Ковалёв, 1911-1978. Прим. Е.Г.) был одним из многих моих товарищей. Вместе учились, вместе закончили школу. Колька потом стал шофером, а я любил электротехнику.
Колька ездил по Чуйскому тракту. В его разговоре появились выражения: буксанул, надавил на железку... А чего стоили одни названия: Белый бом, перевал Семинский, Курайская степь, романтики в этих словах для меня было больше, чем в романах Фенимора Купера. Ведь это все было рядом, и это было правдой.
Я уже подумывал менять профессию, но расстаться с электрикой все-таки не смог.
Подружку Кольки Ковалева — маленькую задорную девушку — звали Рая (Ковалёва Ираида Никифоровна, 1914-1983. Прим. Е.Г.)... Нет, она не работала шофером. Она была кондуктором на городском автобусе.
Мы часто собирались вместе. Мы были друзьями. Это была хорошая, внешне грубоватая, но искренняя и безыскусственная дружба. Естественно, что мне захотелось ее как-то увековечить. И я по привычке взялся за карандаш.
Помню, первые строки я набросал на обороте рабочих нарядов, тут же в мастерской завода. Интуитивно понимая цену выдумке, превратил Раю в шофера, а Кольке изменил созвучно фамилию...
...Полюбил крепко Раечку Коля
И всегда, где бы он ни бывал,
Средь просторов Курайского поля
Форд зеленый глазами искал...
Писал я тогда быстро и легко. Писал словами, которые употребляли окружающие меня люди, а сложности рифмы и грамматики нимало меня не беспокоили.
...Из далекой поездки, с Алтая
Ехал  Колька однажды домой,
И вдруг Форд, и с улыбкою Рая
Мимо Кольки промчалась стрелой...
Романтически сгущая обстоятельства, я придумал своему — и ныне здравствующему и работающему — другу трагический конец:
...И,  как птица зеленая, АМО
Над обрывом повисла на миг.
Говорливые Чуйские волны
Заглушили  испуганный  крик...
Романтика действовала на людей без промаха,— потом мне показывали на Чуйском тракте место, где разбился Колька Снегирев...
...На могилу лихому шоферу.
Тот, что страха  нигде не знавал,
Положили зеленую штору
И согнутый от АМО штурвал.
Я подарил песню Кольке.
Мы часто пели ее, собираясь вместе. Не помню, кто подобрал для нее мотив... Распевали ее и на свадьбе Кольки и Раи. А потом песню развезли шоферы по Чуйскому тракту и по дорогам Сибири.
...Как-то меня вызвали в контору завода...
Сейчас уже не помню, кто он был, или из партийной организации, или из завкома завода. Пожилой человек, в военной гимнастерке. Перед ним на столе лежал листок бумаги.
— Это твоя мазня? — спросил он.
Я посмотрел. Это оказалась моя песня, перепечатанная на машинке.
— Моя,— признался я смущенно.
—  Так вот... Пошлем-ка мы тебя в литературный институт. Подучишься, может, станешь настоящим писателем или поэтом.
—  Что вы? — испугался я.— Я же электрик, я электротехнику люблю. Какой я поэт. Это я так...
— Ну, смотри. Не пожалей.
Он был мудрый,— тот пожилой человек в солдатской гимнастерке. Прошло двадцать лет, и все-таки мне пришлось взяться за перо. Я написал несколько книжек для ребят и приключенческих.
Было очень трудно — менять установившийся уклад жизни, привычную работу. Но это уже другая песня...»


 Вот такая  история. И я  тут же решила,  что мой  Колька  Снегирев  оттуда. Почему  бы  нет, раз не помню.
Но у  папы  была  гармошка, он с  ней  и женился, бабушка  говорила – мол, один чемоданчик  и гармошка. Я не помню, чтобы  он на ней  играл. Но  думаю, просто мала  была. Она стояла  где-то возле  печки, и я даже  иногда  брала  ее, раздвигала, нажимала , слушала  звуки…  В  те  времена  папа, мама  и их коллеги –геодезисты  часто собирались в  нашем волшебном месте  коллективного проживания, праздновали всякое, выпивали, закусывали,  и пели…Может  так  и пришла  в  сознание  эта  песня.
 А вот когда  я  училась во втором классе  и стала    два  километра  из четырех до школы  иногда  подъезжать на автобусе, помню хорошо, что всегда  старалась встать спереди, возле  водителя, и следить   за  его действиями, ибо мечтала  быть шофером…  И еще  мечтала, что вот сейчас   с  водителем что-то случится, потеряет сознание… и все заволнуются - а  как  дальше  ехать, а  кто умеет? И я  скажу- я  умею.. И сяду  за  руль.. За  штурвал- как  в песне поется…
Пару  дней  ходила, и улыбалась своим мыслям и воспоминаниям. И с  подругой  поделилась. Песню эту  скачала  в  телефон, в  двух исполнениях – Гарика  Сукачева, под   аккордеон и гитару, и неизвестного автора  под гитару,   и слушаю с  удовольствием, подпевая. Больно она на душу  ложиться.
В  шестьдесят два  года  у  меня, наконец, появилась своя  первая  машина. Езжу  с  удовольствием, а  теперь и под песню.