Свободный полёт

                Предисловие.
 
 Тётя Зоя – так звали акушерку все «небожители» сельского роддома. Никак по-другому. Привыкли все её так называть, да и она не обижалась откликалась на простое имя.
   Никогда тёть Зое не приходили в голову мысли о причастности её к началу жизни. Это была её работа, суетная и кропотливая, лишённая с незапамятных времён чувствительности по причине однообразия. Работа, которой она отдала все свои лучшие годы, оставшись сама без детей. Знала она лучше всяких врачей, что нужно роженицам и родильницам, и таскала им из дому самолично изготовленные кушанья – полезные и не всегда вкусные. Пичкала ими плаксивых беременных и уставших от родов женщин: «Ешь! Не воротись! Это надо не тебе, ребёнку»! Добро иной раз необходимо подкреплять строгостью.

   В тот день дети народились здоровыми. Все семеро – орут, шевелятся, мамку требуют. Обмыли новорожденных, проверили на причастность к жизни. Осталось только взвесить грудничков и дать им имена по номеркам на завязочках. Удачный выпал день. Детишки как на подбор оказались - по три кило повылазили. Один только выделялся, розовым на свет появился, крупный будущий мужчина. Этот за четыре кило потянет. Да и мамка его кости широкой. Наследственность своё берёт. Этого и на весы первым – 4 300! Богатырь!
   Четвёртый оказался молчуном, смотрит на тёть Зою изучающим взглядом, не детским далеко. Вот-вот что-то мудрое выдаст. Ан нет. Губки то детские, сосущие, и слов произнести ещё не в состоянии. Губки те ещё и улыбаться не умеют, только плакаться. А этот улыбнулся вдруг. «И так бывает», - улыбнулась ответно краешком губ строгая акушерка и положила ребёнка на весы.
   Стрелка под живым грузом едва дотянулась до стограммовой отметки. Тёть Зоя судорожно застучала пальчиком по краю весового ложа. Сельские больницы вечно снабжаются по остаточному принципу, и зачастую на периферию попадают некачественные товары. Ломается тут всё скоро, как не старайся бережно пользоваться дорогими аппаратами. Да и этот ещё, малец – то ж виноват. Зоя взглянула на номерок с ноги малыша и признала в нём сынка бедовой роженицы.
   Этот у Тоньки третий уж. И неймётся ей всё – пьёт и рожает. Семьёй никак не обзаведётся. Старшие по селу еду попрошайничают и этот таким же вырастет. Здоровые дети у ей, как не удивительно. Не болеют ничем, хворь их не берёт, хоть и от мужиков разных. Бывает же так!
   Зоя сняла бедового малыша с весов и положила на них следующего. Стрелка тут же встала на нужную отметину: 2800. Вот – в правильной семье и дети правильные рождаются. Она записала в журнал данные пятого номера и списала с него вес на номер четвёртый. Задумалась:
   «Как же назвать тебя»? Тонька не пожелала именовать своего очередного сынка. «Потом (говорит) как-нибудь назову».
   - Пусть Ванькой будет, - решила Зоя и прикусила ручку. – Нет. Ванька у ей уже есть. Колька! Ну да – Колька. По-простому и по нашему – по-русски.
   Зоя записала имя нерадивого ребёнка без отчества и продолжила свою работу – ответственную и самую благую во имя продолжения рода человеческого. 

                Глава I. Неполная семья.

   «И за что меня так бабы не любят? – Одолели Тоньку грустные мысли во время кормления малого Кольки. – Что я им плохого сделала? На работу хожу, коровы мои дояны. Огородик не хуже соседских. В доме всё есть. Всё как у людей. Мужики помогают. Не обижаю их, благодарю. Мужики, те валом идут, с рождением сына поздравляют. Бабы – ни одной.
   А разве виноватая я, что не любит меня никто? Замуж никто не берёт. Детей нарожала, сколь смогла. Что им ещё от меня нужно? Не ходят, не разговаривают и в гости не приглашают. Мужики, они что? Этим только и надо, чтоб нажраться, погорланить да под юбку заглянуть. Горе одно с этих мужиков, а никакого разговора задушевного».
   Тонька уложила уснувшего сына в кроватку, сама же засобиралась в коровник. Оно бы не надо ей на работу выходить, да в доме шаром покати. На работе хоть молочком можно разжиться, а может и ещё чего добрые люди подкинут. С Колькой за пару часов ничего не случится. Если что, старшие дети присмотрят. «И где их только черти носят – Ваньку с Петькою?!  Ничего, по пути поспрашиваю. Найдутся».

   В деревне принято здороваться с каждым встречным. Тоньке на приветствие отвечали кивком, лишь бы отвязаться поскорее.
   Говорят, в былые времена люди всякого падшего пытались возвратить к жизни. Трудно это было, не всегда получалось, а времени затраченного много потребуется. Гуманисту приходится жить с чужими разочарованиями, проникнуться бедами его. А оно этого стоит? Проще определить каждому своё сословие и возвыситься над приниженным. Только вот лозунг нашего времени «люди – самая большая ценность» при таком раскладе отдаётся пустым звуком.

   Тонька заскочила по пути к бабке Матрёне. У бабки в доме частенько пропадал её средненький, Петя. Ванька, тот днями на пруду с удочкой засиживался. Туда Тоньке бежать было недосуг.
   -Был, да убёг, - отвечала Матрёна на Тонькины заботы. – Появится, отошлю.
   Бабка скоро спроводила нежеланную гостью и сунула ей напоследок узелок с варёными яичками:
   -Кушай больше. Изголодалася вся, глазы, вон, впали.

   На скотном дворе оказалось, что за Тонькиными коровами была поставлена новая доярка.
   -Ты, Тонька, будто первый раз замужем, - встретил нерадивую работницу скотник Трофим. – Будто не знашь, что беременным декретный отпуск положен. Иди домой. Для тебя сейчас главное дитяти своё на ноги поставить.
   -Да как мне прожить на пособие то? – заблажила Тонька.
   -Как, как…, - отмахнулся Трофим. – Будто первого рожаешь. Не ты первая. На пособии ещё никто не умирал. Иди, иди к своему. Без тебя тут справимся. А молока возьми сколько надо. Лишнего не бери! Не то прокиснет. Знаю я вас: что плохо лежит, всё подберут. Ни себе, не людям.

   Дома Тоню встречала соседка Марина с плачущим Колькой на руках:
   -Где тебя носит? Что учудила! Грудного ребёнка одного дома оставила! Мамаша называется.
   Тонька молча выхватила своё чадо с рук соседки и отвернулась, пытаясь не слушать несмолкаемые попрёки. Марине надоело, в конце концов, корить непутёвую мать, она бросила напоследок: «Дура! Что взять с тебя», махнула рукой и вышла не прощаясь.

   Колька только перестал плакать, а в дом ввалился очередной гость нежданный – Петька с литрухой самогона:
   -Гуляем Тонюха! Сынка когда обмывать собираешься?
   Тонька сунула сыночка в мужицкие руки и заспешила на огород за закуской. Колька в чужих руках не успокоился, только заорал ещё пуще. Пока возвратившаяся с огорода хозяйка усыпляла сыночка, Петьке самому пришлось готовить стол к «обмывке» пацана.

   -А ты что не пьёшь? – Приковал Петька острым взглядом собутыльницу, подливая себе по второй.
   -Так нельзя мне, - засмущалась Тонька, заглядывая под стол и оправляя на себе подол платья. – Я ведь кормлю.
   -Наслушалась медиков, - выдохнул Петька сивушный запах и утёрся по-мужицки. – Не захмелеет он с молока материнского. Спирт, он в голову бьёт, а никак не в грудь. Чей Колька сынок, кстати? Не мой ли случаем?
   -Не знаю, - замялась Тонька.
   -Не знает она. Шалава девка! Все бабы шалавы, только носы воротят. Вот ты не воротишь, за что и люблю тебя.
   -Ты бы мне ворота наладил, Петь, - осмелела Тонька. – С петель входные слетели.
   -Завтра налажу, - пообещал Петька. – Сегодня недосуг. И бутылку оставлю, а то моя её изымет. Сохрани. Завтра за работой и допью. Пойду я. Скучно с тобой, непьющей.

   Тонька смотрела на початую бутылку тоскливым взглядом и тихо страдала с одиночества. «То ли выпить», - вертелась в голове запретная мысль. Не выдержала, схватила свой не отпитый стакан и опрокинула его залпом – разом, чтоб не помешал никто. А никого и не было.
   Сразу хорошо так стало, спокойно. И грусть прошла, сомнения. Ничего не станется с пятидесяти грамм. Да и от ста ребёнок не околеет.
   А что мучиться, страдать? Жизнь, она для радости дана. Дети же – самая большая радость. Кровинушки…
   Тонька приласкала полупустую бутыль ладошкой – много в ней ещё осталось. Хорошо то как!
   Поднялась со стола, прошла к сыну. Тот лежал молча, спал по-видимому. Тоня включила ночник и… ужаснулась с открывшейся ей способности сыночка: тот поднялся над постелью на десяток сантиметров и мерно плавал в объёме детской кроватки, ограниченной деревянной решёткой.
   Тонька села на пол с вытаращенными глазами: «Допилась! Белочку словила». Взъерошила волос на голове и завыла белугой всё село.

   Соседи проснулись от дикого ора. «Что это»?
   -Тонька орёт, - заключила Маринка, отойдя ото сна. – Сбрендила окончательно. Запилась стервозина. Спи, - махнула рукой встающему мужу. – Завтра поутру разберёмся, что там случилось.

   Тоньку скоро лишили материнских прав. Орган опеки и попечительства подолгу не разбирается. Старшие попали в один детдом. Младшенький Колька – в Дом Малютки.

Продолжение   http://proza.ru/2022/07/08/1234 .