Марди Гра

Яркий день. Середина  Марди Гра Кто-то менее сдержанный был бы в восторге – слюни и пот хлещут со всех сторон вместе с пьяными выкриками. Танцующие люди не сдерживаются и лихорадочно двигаются под ритмичные  барабанные дроби и гипнотические движение бедер полуобнаженных красавиц.
Проходя вниз по улице, дальше от поднимающейся пыли и ярких нарядов, среди пестрых домов гниющих трущоб, выискиваю свои заветные буквы на тусклой вывеске среди украшений и ярких надписей, поздравлений с праздником.
Едва раздался звонок, когда дверь была аккуратно открыта – у нас есть термические камуфляжи и ЕМП маскировка, скрывающая от спутников целые города, но мы все еще не можем проникнуть в дешевую лавку и трав и порошков незаметно.
-Добро пожаловать! – этот голос мягкий и скрипучий, как старый матрас, поприветствовал из-за спины.
Уолдрен улыбался, показывал свою зубастую пасть, как у собаки, держа крохотный звоночек над дверью длинными медицинскими пальцами, притаившись в тенях своей лавки. У нас есть шестидесятикратные оптические прицелы с тепловизором и прибором малой видимости, детекторы «сердцебиения»  - уловители низкоуровневых шумов и микровибраций, но мы все еще не можем обнаружить уродливого человека в темном углу засоренной хибары.
-Ждал тебя раньше – его скрип утомляет, но такова работа, и он – единственный, и я – тоже единственный. Мы оба – единственные, кто может работать друг с другом. – «Неужели тебя задержал праздник?».
-Люди. Любой праздник – это, прежде всего, люди. Чем они становятся в аясуковом экстазе и во что превращаются, найдя свое место в этом балагане.
-Люди здесь не при чем.
-Я могу закурить?
-Нет.
Сигарета, упавшая на пол, уже через секунду растворилась в чем-то мягком под ногами.
-Это же прямо как в…
-Да, живые опилки, да – гранулированные жуки, искусственные насекомые – уборщики, да, прямо как в [М].
В [М] было ужасно. Вспаханная взрывами земля затягивала размокнув, [М] затягивало в себя, втягиваясь внутрь ночными кошмарами.
-Ты же здесь за этим, да? Напомнить миру о [М], да?
-Именно. Продемонстрируешь? – Предвкушая нечто [М]-эзовское трясущиеся руки подожгли еще одну сигарету, моментально брошенную в мягкое бурлящее скопление на полу.
-Пройдемте – Уолдберг совершил театральный жесть, предлагая проследовать вслед за ним в дальнюю комнату с благовониями.
«Это чтобы замаскировать запах» - моментально пронеслось в голове, как только в ноздри попал смрад смешанных пряностей.
Мы очень аккуратно отодвинули резной шкаф, забитый до  невозможности разноцветными порошками и мутными склянками, и начали спускаться в подвал. Ноги постепенно привыкали к мерзкому шевелению пола, чувство первобытного страха сменилось головокружением и тошнотой.
Уолдберг шумно втянул в себя ингалятор и, не глядя, протянул его за спину, прохрипев что-то невнятное про то, что так будет легче. Из стекла – ну разумеется – с массивным устройством сверху – ингалятор был больше похож на термос, легко помещающийся в ладонь. Как и любой хороший термос – этот был обжигающе-горячим, в контрасте с ледяными пальцами Уолдберга это было особенно заметно, а так же удивительно тяжелыми что вызывало вопрос: как искореженное и немощное тело плетущегося впереди совсем немолодого мужчины так просто с ним обращается?
-Удивительно – с трудом подношу стекло ко рту и нажимаю на спуск – обжигающий спрэй вкуса кофе с лимоном и свежескошенной травы ошпаривает полость, бьет в нос, обжигает горло и сворачивает пищевод в трубочку – какая гадость.
Фигура впереди молча пожимает плечами, и это – не вызывает раздражения. Очень резко раздражение перестало вызывать все: и его походка и размах рук. Возможно, даже его голос станет сладким пением, если даже чувство тошноты и головокружения сменились легкой эйфорией.
-Особо не расслабляйся, это ненадолго. Сейчас зайдем за ту дверь, там воздух ионизированный – все пройдет, только выпей сразу от головной боли.
Шея зачем-то кивает головой, пока руки начинают шарить по карманам, ковыряться пальцами в самых неочевидных углах и глубоких складках, ровно к моменту ступления ног в тусклое помещение, возложив несколько серых таблеток на язык и протолкнув их в горло обжигающим потоком из фляги.
Как Уолдберг моментально остановил трель своего звонка, так резко же и прекратилось секундно возникшая невыносимая боль в висках.
-Располагайся – Уолдберг щелкает выключателями в включается стерильный свет в этой бог знает какой дыре с невероятным порядком и бесформенной кучей на столе в середине зала.
-Какой у тебя здесь порядок, Уолдберг! Просто снимаю шляпу!
Столь же артистичным движением, что и Уолдберг ранее приглашал пройти за ним, шляпа спорхнула в руке с головы к бедрам, пока тело совершало низкий поклон, скрывая издевательскую гримасу на лице, обращая его к полу.
-Пойдем же, я покажу тебе – воодушевился Уолдберг и заторопился к столу – Это не [М], конечно, но тоже неплохо для текущего уровня.
С этими словами он снимает с кучи на столе тряпку, под которой оказался небольшой щенок в пестром наморднике, моментально завилявший хвостом. Вытащив из кармана ключ Уолдберг снимает с щенка непомерно огромный намордник, служивший еще и косметическим протезом. Половина головы щенка отсутствовала, на ее месте была пришита лоскутами кожа, сквозь которую проступали железные челюстные протезы, издававшие приглушенный лязг каждый раз, как щенок открывал и закрывал пасть, вместе с лаем становящийся как воплю сломанной игрушки.
-Он немного туповат – Уолдберг достает пистолет и направляет его на отсутствующую часть головы, из-за чего щенок начинает мерзко скрипеть  и пятиться – Все еще считает, что с этой стороны что-то есть – медленно переводит пистолет прямо в глаз и щенок успокаивается – Но это нормально, когда отсутствует столько мозгов – щелкает курок, щенок радостно заливается лязгающим лаем, Уолдберг убирает пистолет.
-Ну, зато узнает много команд. Голос! – щенок омерзительно лает – Тихо! – щенок замолкает – Лапу! – обритая лапа щенка так же уродлива, как и его голос, покрытая шрамами, металлические части видны под протершейся кожей – Притворись мертвым! – у щенка затухают глаза, из пасти начинает капать дурнопахнущая медикаментами кровь, все его тело дрожит, лопается живот из которого выпадают органы, оплетенные тонкой проволокой, под безжизненным замершим телом серебрится растекающаяся лужа.
-Встань! – вопит Уолдберг и все органы проволокой втягиваются обратно в брюшину, щенок вскакивает, дружелюбно виляя хвостом.
-Впечатляюще, да? – Уолдберг светится, вытирая со стола кровь – Не [М], конечно, как я и говорил, но на что-то похоже.
Жуткие силуэты [М] встали перед глазами в своей безпропорциональности и неестественности телодвижений, звук их хрипа заполонил разум, механический лязг заполонил каждую клеточку тела и завибрировал ее в судорогах.
-И как мы можем использовать это уродство? Может оно скрытно проникнуть? Может оно найти затаившегося врага, найти короткий путь? Может, оно быть хоть чем-либо полезно, кроме пугать детей?
-А зачем?
-Я тебя понял, Уолдберг. В любом случае, достаточно впечатляюще. Думаю, этого должно хватить для отчета.
Погано улыбающийся мерзкий трухлявый урод Уолдберг протягивает для рукопожатия свою омерзительную нездорово-пятнистую руку, расправляя свою трупно-ледяную морщинистую ладонь с всевозможными херомантическими линиями, уходящими прямо к нему на лицо и длинными змееподобными пальцами. Я протягиваю к нему руку из которой совершается оглушительный выстрел. От непривычки отдача больно бьет по запястью, а пуля прошла ниже положенного. Паскудный дрянной Уолдберг получит долгую и мучительную смерть, выскулив свое паскудное «фас».
Показания глаз и ушей, а также движения ног и корпуса тела для отчета записаны руками со слов рта. Подписано. Не прочитано.