Три печати

По московским улицам растекался тягучий, удушливый июль. В такие на редкость жаркие дни люди не спешили высовывать нос на улицу, боясь страшной аллегрии и солнечного удара. А если уж и приходилось выходить, то как-то безрадостно, тяжело. «Доволочь бы себя хилого, и хорошо-о»,- думал каждый второй, но только не Хлюпаков.
   Хлюпаков окончил второй курс магистратуры филологического факультета одного из первых педагогических вузов. Дважды учитель, дважды дипломированный специалист! Он был горд, важен. Надежда и вера делили место в его сердце, как добрые соседи по коммуналке.  От блистательной педагогической карьеры его отделяла одна ступень. И ступень эта была – психоневрологический диспансер.
  Собрав все справки для получения должности, Хлюпаков пришел за последней, о чем и хотел сообщить в справочное окошко диспансера. Вытерпев духоту и не менее душных людей в очереди, он обратился к дежурному:
- Мне бы справочку с тремя печатями о душевном здоровье.
- Вон там заявление,- женщина указала ему на стол с бумагами рядом,- Заполните.
Просидев с полчаса над заявлением, он вернулся в обитель духоты, то есть в очередь и, отстояв своё, обратился к той же женщине:
-Примите заявление. Справочку с тремя печатями, пожалуйста.
Женщина, похожая на растёкшуюся в аквариуме улитку, свернула лицо в гармошку и прозевала:
- Паспорт.
 Хлюпаков выложил документы. Улиточная женщина скользнула взглядом по ним и сказала:
- У вас прописка с 2020 года, а нам нужны сведения за последние 5 лет, чтобы справку выдать. Подойдите к заведующей.
Начавший подозревать что-то неладное Хлюпаков поднимался на второй этаж диспансера к заведующей, а попутно думал: есть ли тут душевнобольные, как их вычислить, а, может быть, их прячут вовсе…
   

Он вышел. На улице по-прежнему раскаленным блином висело солнце. И неприятные мысли повисли в воздухе около него, подвинув планы на завтра. В срочном порядке Хлюпакову нужно мчаться домой, закидывать майки, зубную щетку, недельный запас еды в чемодан и отправляться во Владивосток. Скаазали, что  ему нужна справка по месту жительства…С одной печатью. Это должно подтвердить его «нормальность» до 2020 года.
Стоит ли описывать железнодорожное недельное путешествие Хлюпакова в вагоне-плацкарте? Или лучше не стоит вас, уважаемый читатель, угощать бытовыми, не самыми свежими зарисовками?
 Прошло две недели. Хлюпаков в московском психоневрологическом смотрит на то же окошко со справкой в руках, на которой красуется подтекшая синяя печать. Сам он выглядит не менее подтекшим: щетинистый, с синяками под глазами, сутулый и весь несколько раз помятый. За время своего «путешествия» (или лучше сказать  погоней за справкой во Владивостоке)  он стал разделять людей на «улиточных» и «нормальных», стал ненавидеть слова «печать» и «заявление», зато полюбил выражения «я требую», «сколько можно », «идиоты», но самое любимое его  слово было  «МРАЗЬ». Его он выговаривал с особым удовольствием и только самым достойным этого слова личностям.

- Получите справку. Владивосток, Некрасовкая,50. Печать есть. Когда будет готова моя справка? С тремя печатями обязательно.
Заведующая обмякшим взглядом просканировала Хлюпакова и сказала:
- У вас нет электроэнцефалограммы. Вы можете сделать ее платно в нашем отделении или же прийти с готовой, сделанной в другом месте…

Мразь! Мразь! Полюбилось ему это слово. «Как же оно созвучно со словом «грязь»,-думал он,- И как оно точно описывает грязные дела грязных людей! Некомпетентные, холодные, безликие улитки с отупевшими толстыми рожами крадут время, деньги, силы, да жизнь мою крадут!» Хлюпаков сидел с электроприбором на голове, делая ЭЭГ, а в глаза бил яркий раздражающий жидкий свет, и в сознании то и дело мелькали уродливые синие печати медленно, но почти неуловимо превращающиеся в  улиточные морды…

- Принимайте электроэнцефалограмму. Я могу получить справку с тремя печатями?
Врач психоневрологического диспансера протирал глаза о бумаги, которые лежали у него на столе, но особо подчеркнуто игнорировал принесенные Хлюпаковым.
- Да-да, оплатите услугу в терминале и возвращайтесь ко мне с чеком.
- Наконец!

Хлюпаков ушел из диспансера со справкой, на которой стояла одна печать. Круглая, синяя, жирная, как рожа улиточного человека, смотрела на него и нарадоваться не могла своему триумфу.
- ТРИ ПЕЧАТИ! МНЕ НУЖНО ТРИ! - кричал Хлюпаков минутой ранее в кабинете врача
- Не можем выдать.

Прошла половина сентября. Хлюпаков, будучи молодым учителем в одной из московских школ, проводил урок литературы в 5 классе. А это значило, что справку свою он все-таки получил, но уже в другом месте и тоже не без хлопот. Бюрократический ад сменился педагогическим. За неимением опыта молодой учитель испытывал трудности в поддержании дисциплины в классе, что сильно расстраивало его нервы…
- Да я этого Герасима вообще за человека не воспринимаю! Придурок какой-то, утопил собаку!
- Да зачем вообще эти собаки нужны? Тока кусают, лают. Меня так один раз подрал пес соседкий, это капец ! Прально сделал ваш Герасим!
- Ага, знаю-знаю, у нас с тобой только йорк по соседству живет. Врун ты!
-Да сам ты! Отвечаю: подрал меня!! В больнице лежал.
- Да тебя слушать,иди ты!

Хлюпаков почувствовал внезапную давящую боль в груди, которая отдавала в предплечье. Воздух отказывался поступать в легкие и на последнем издыхании он то ли прокричал, то ли прошептал ( сам не понял) :
-МОЛЧАТЬ!... МОЛЧАТЬ! …МОЛЧАТЬ! …чать…чать…ПЕЧАТЬ! ПЕЧАТЬ! ТРИ! ПЕЧАТИ!
Он кричал и не слышал своих слов, последнее, что он помнил: дети с синими печатями вместо лиц смотрели на него и медленно-медленно растекались в его сознании …

Спустя два дня в школе был объявлен траур. Хоронили учителя русского языка и литературы Хлюпакова Геннадия Аркадьевича, который умер во время урока от сердечного приступа. Об этом даже написали в местных газетах и новостных лентах, но вскоре забылось.  Следующее лето выдалось таким же жарким, люди так же лениво плелись по делам, а в школе уже другие пятиклассники обсуждали судьбу Муму и других собак.