Портал ч. 1

               Где-то в городе затерялся портал, ведущий в другую жизнь. Знали о существовании портала все, от вездесущих мальчишек до стариков. Многие всю жизнь искали его. А те, кому повезло найти…
               Впрочем, что случалось с теми, кто находил портал, приходилось догадываться. Счастливчики, если такие и были, ничего не рассказывали.

                ***

               Скамейки у подъездов длинного девятиэтажного дома, волею архитектора, изогнутого словно подкова, выкрашены в красный и синий цвета. На красных по традиции сидят девочки. За их спинами, в палисаднике, бушуют розовые и бордовые мальвы, дразнит ароматом отцветающий жасмин.
 
               – Надо же, какой запах навязчивый, – бурчит Галина Петровна.
               Девочки, сидящие на скамейке, по старой памяти называют Галину Петровну –Галкой. Она и правда немного похожа на эту шумную птаху: обветренное, смуглое лицо, крашеные, иссиня-чёрные волосы, закрученные в маленькую дулечку на затылке, тёмно-серые штаны, которые когда-то назывались модным словом «капри», нахально демонстрируют отёчные икры ног.

               – Болит нога, вот ты и ворчишь всё время, – вздыхает Алка.

               С Галкой она дружит с первого класса. Дружба у них сугубо женская: с обидами, завистью, ревностью, но и с прощением, разделёнными пополам бедами и горем.

               – У тебя, можно подумать, не болит!
               – Болит, – покорно соглашается круглолицая седая женщина с добрыми голубыми глазами. – Я её лечу по Норбекову: представляю себе тёплый огонёк, и вожу им по больному месту.
               – И что, помогает?
               – Кому-то, наверное, помогает, – добродушно улыбается Алка, за пределами двора – Алла Викторовна, бывшая участковая врач-терапевт. – В лечении – главное верить…
               – С верой-то у нас совсем плохо, – кивает третья собеседница, рыжеволосая Ирка. – А говорят, там всего один укол делают, и боли как не бывало.
               – Где это «там»? – морщится Галка.
               – Где-где… Не знаешь, что ли?


               Жаркий июньский день подходит к концу. Сгущаются краски, где-то за крышами домов опускается солнце, оставляя на прозрачно-голубом небе палевую и нежно-розовую полосы. А последние закатные лучи всё ещё блуждают в густых листьях и больших белых шарах гортензий.

               – Девчонки, слышали?

               На синюю скамейку присаживается сутулый мужчина в оранжевой жилетке-безрукавке с надписью: «Жилкоммунхоз».
               Метростроевец, а ныне дворник, Вовка Чебриков, возбуждённо размахивает длинными худыми руками:
               – Абрамович-то из-за санкций больше семи миллиардов потерял.
               – Не слышали, не интересуемся, – отрезает Галина Петровна.


               Высокий куст гортензии за синей скамейкой шевелится. Из-под него на четвереньках выбирается рыжий мальчонка лет пяти-шести.
               Ирка делает строгое лицо, грозит пальцем.

               – Я, бабуля, Рысику мороженое принёс, ему жарко, – шепчет мальчик, вытаскивая из-под футболки крохотного котёнка, такого же рыжего, как он сам.
               Котёнок упирается, тоненько мяукает, беспомощно размахивая лапками, и смиряется, только облизав испачканный мороженным палец.

               – Видишь, вкусно! А не хотел!

               Два малыша сидят на земле рядом со скамейкой и, высунув языки, с удовольствием лижут с разных сторон брикет мороженого.

               – Ир, не позволяй, глистов наберётся, – беспокоится Алла Викторовна.
               Врач, как учитель, бывшим не бывает.
               – Пусть, – подруга машет рукой. – Знаешь, почему вы все болели ковидом, а я – нет?
               – Да ты уже сто раз говорила.
               – Вот! Потому, что вас обеих в детстве заставляли руки мыть, а я с мальчишками землю ела.


               – Ничего вы, девчонки, не понимаете, – обиженно бормочет Чебриков. – Вникните: Абрамович потерял, а я вчера, – широко раскинув руки, он торжественно откидывается на спинку лавочки, – пенсию получил!
               Подруги переглядываются.
               – Зря ты, Вовик, так вольготно расположился, – заботливо наклоняется в сторону синей скамейки Галка. – Гляди, захочет Роман Аркадьевич к тебе присоединиться, как-никак, вы теперь ровня, а места ему не хватит.

               Ирка хихикает, прикрывая рот ладошкой: при её пенсии инженера соорудить зубной мост – что мост через Волгу перекинуть. А Роман Абрамович пока не изъявил желания стать спонсором. 

               – Ты, Галка, как была стервой, так и осталась, – сердится дворник-пенсионер, вытирая потное лицо бейсболкой с залихватской надписью: «And I was there».
               – Точно! – Галина Петровна вовсе не считает себя оскорблённой. – Вы ведь, мужики, стерв больше любите. Скажешь, нет? Смотри, вон, Аллочка у нас – золото, а одна. Мне её кавалеров лишь пальцем поманить стоило…
               – Ладно, Галя, – Алла Викторовна, опустив глаза, разглаживает на коленях кружевной платок, – что давнее поминать.
               – Поманить – не фокус, да что-то мужики тебе не те попадались, долго не выдерживали, – бывший метростроевец до сих пор не может простить Галке, что в те времена, когда девчонки во дворе шептались: «Чебриков-то наш вылитый Ален Делон», она выбирала других.
               – Ты моих мужьёв не трогай, – когда Галка злится, голос у неё становится громким и пронзительно-скрипучим.
               – Или мужей? – склоняет голову, прислушиваясь.
               Машет рукой:
               – Без разницы. Главное, они мне дочек оставили. Все три – умницы, образованные, на зависть некоторым.
               – Да уж, – не выдерживает Ирка. – Любочка твоя, младшенькая, юрфак закончила, платное отделение, мы-то помним, как ты три работы на себе тянула, и что? В зоопарке волкам мясо подносит. Неужто туда без юрфака не берут?
               – Тебе-то что? Не ты же подъезды мыла. Ты в комфорте, юбчонку свою за чертежами протирала, потому и пенсия – кот наплакал.

               Сказать, что Галина Петровна вскакивает с лавочки – было бы явным преувеличением. Хотя, наверное, видит себя она именно так. С усилием поднявшись, Галка делает шаг в сторону подруги:
               – Любочка животных любит. В отличие от людей, они, во всяком случае, искренни. Кусают так кусают, не притворяются.
               Ирка тоже встаёт:
               – Я, чтобы юбчонку протирать за чертежами, пять лет училась, пока ты по танцулькам бегала, да кавалеров перебирала.


               – Тихо, дамы, тихо.

               Незаметно подошедший очень пожилой мужчина с седой окладистой бородой и дорогой декоративной тростью становится между спорящими:
               – Вас даже в песочнице на детской площадке слышно. Разрешите присесть? – оглядывается, улыбается. – У вас тут, смотрю, по гендерным признакам, – опускается на скамейку рядом с Чебриковым.


               Быстро остывающая Галка тихонько фыркает:
               – Не Абрамович, но вполне…
               – Что, простите, не понял? – переспрашивает старик.
               – Да нет, это мы так, о своём…

               Спор на самом деле давний, и аргументы заезжены, из раза в раз повторяются, но Ирка не может сразу остановиться:
               – У нас никогда не ценили ум. Силу, физическую работу – хоть как-то. А ум – нечто столь эфемерное… Сидеть – не работать. Может, хоть там по-другому…
               – Где? Разрешите полюбопытствовать? – старик с интересом сдвигает на лоб очки.
               Ирка машет рукой:
               – В другой жизни.
               – Верите, значит? Ну-ну… 


               – Дед! Ты сказал встретить, я вокруг дома езжу, а тебя нет и нет!
                Паренёк лет десяти лихо тормозит и спрыгивает с электросамоката у самых ног незнакомца.
               – Разминулись, – смеётся старик. – Я там хожу, где твой самокат не проедет.
               Обнимает мальчика за плечи:
               – Разрешите представиться, новый жилец, Богородцев Артём Константинович, а это мой внук, Дим-Димыч.
               – Неужто, в сто десятую? – всплескивает руками Алла Викторовна.
               – Верно. А что?
               – Так это… – Аллка отводит глаза. – В общем… Нехорошая квартира.
               – Булгакова начиталась, – смеётся Чебриков. – Вы, Артём Константинович, внимания не обращайте. Не к тому будь сказано, люди везде умирают, от квартиры не зависит: пол, потолок, стены… Они ко всем одинаково равнодушны, а люди – что только не придумают.


               – Деда, я ещё погуляю, ладно? – возбуждённо дёргает старика за руку внук. – Я с мальчишками на площадке сначала чуть не подрался, потом помирились, и они мне рассказали, что где-то вот прямо здесь, совсем рядом, портал в другую жизнь. Мы поищем, ладно?
               – И я, и я с вами!
               Рыжий внук Ирки доверчиво засовывает липкую ладошку в руку Дим-Димыча.
               – Ты ведь возьмёшь меня с Рысиком? – прячет под футболку перемазанного мороженым котёнка. – Идём, мы готовы!


               Артём Константинович виновато вздыхает, откладывает на скамью трость:
               – Стойте, ребята.
               Кладёт руку на плечо внука, ерошит рыжие волосёнки малыша.
               – Не надо никуда идти. Как бы это вам объяснить… Есть только эта жизнь, понимаете?
               – Мальчишки меня обманули? – хмурится Дим-Димыч.
               – Нет, милый, они просто не знали. Смотри, как потемнело, сейчас ливень начнётся, пойдём домой.

               Прежде чем подняться по ступенькам подъезда, старик оборачивается:
               – Заходите в гости, соседи. Нехорошую квартиру надо лечить хорошими людьми, – и смотрит на Аллу Викторовну.

Продолжение см. http://proza.ru/2022/08/11/1461