Пробуждение чувств

В одну из лунных ночей, в бачке-охладителе ООО "Хрюнос-Эко" зародилась жизнь. По этому вопросу хрюносовцы, постоянно пикировавшиеся между собой под любыми предлогами, сразу образовали два лагеря. Некоторые считали что чего-то особенно выдающегося, собственно и не произошло, потому как Хрюнос, сам по себе, кроме загрязнения окружающей среды породить ничего не может. Другая часть, в основном состоящая из старожилов, говорила что, породить-то он не может, но вот ввиду своей простоты и доброты, принять в руки враждебного ребенка способен. И вообще - не все так однозначно... Споры продолжались долго, до обеда, на перерыв никто не пошел, напряжение возрастало. Стал подниматься шум  и послышались местные ухари, предлагавшие время не тратить, скинутся и сбегать в "Белоснежку", чтобы понять вопрос глубже. Но куда там! Визг и топотание поднялись в трое против прежнего.
Необходимо было что-то решать. После долгих переговоров, решили, наконец, следующее: во-первых,  говорилось, что "желтую х...ету" надобно травить хлоркой. Соперники, физико-химического воздействия утверждали что нет, что хлорки на складе мало, а необходимо механическое вторжение тряпки, веника, а в дальнейшем (как пойдет) даже сучковатой ветки бузины. Подошла очередь говорить и Митяю, его окликнули:

– Васильев! Хватит тебе уже дрыхнуть, скажи нам, ты-то что?

– Я ничего, – пробормотал Митя и перевернул свое жирное тело на лавке. Захрапел.

– Как же так, как же так – ничего! – волновалась Мария Ильинична, заслуженная хрюносовская пенсионерка, – сопли еще от ние подцепишь, у меня  двадцать куропаток в квартире, передохнут усе!

Тут же подхватили:

– Да-да, еще чих пойдет!
– А у меня аллергия!
– Неприятно смотреть!
– А я вам говорила, что предприятие закроют!
– Как закроют?
– А им плевать! Они сначала тама у бочке, а потом и дальше пойдет. Тенденция.
– А я давно говорил!
– Опрокинуть бочку немедленно!
– Скажи Миша, скажи им Миша!
– Ну вот что, – сказал Миша.

Он был инженером, еще очень молодым и от отсутствия жизненного опыта, подгорелой житейской каши с прогорклым маслом в нем почти не было.

– Ну вот что – бочку ни-ни! – он помахал в воздухе пальцем, – куда вы ее опрокинете? В ней десять тонн, зальете нахрен всю систему охлаждения. А у нас аудит на носу.

– Та! Так по-тихому через слив.
– Нет у нее слива.
– Как нет! Как же нет?
– Украли!
– Это Митяй украл!
– Точно!
– Нету слива, нет, не предусмотрено, – сказал инженер.
– Как? Что?
– А зачем такие делают?
– Нах она такая нужна!

– Я откуда знаю! – заорал инженер, – я тут всего пол года работаю. Вы мне скажите!

– Это начальство!
– Точно! Деньги украли, а эта – вон, с мусорки притащили и наладили.

Хрюносовцы стали гнать волну. По всегдашней традиции принялись ругать начальство, жизнь. Становилось шумно.

– Н-и-ч-е-г-о не будет, – орал громче всех инженер, – стоят фильтры-очистители. Что вы панику подняли?

Но здесь заработали тайные хрюносовские рычаги, опять пошли в ход куропатки, нутрии. Кто-то мыл новый  автомобиль в этой воде,кто-то поливал цветы,  а кое-кто использовал ее для охлаждения змеевика... Вырисовывалась некая нерушимая связь... Нуждалась ли бочка в хрюносе? Тот еще был вопрос. Но вот хрюнос в бочке нуждался точно.

Итогом прений стал наказ о хлорке. Директор как всегда выступал в роли арбитра и помалкивал. В подобные щекотливые вопросы он не встревал, выставляя вперед Мишу и бухгалтершу Ирину. Каптер Иван Иваныч побежал уже было на склад, но по дороге, совсем неожиданно вспомнил, как сам украл хлорку еще две недели назад.
– Ты смотри что творят! – воскликнул Иван Иваныч, останавливаясь на полном ходу и с размаху ударяя себя ладонью в лоб.

Однако на складе были некоторые запасы талька...

– А что это такое? – недовольно спросил инженер, засовывая руки в карманы и с удивлением смотря на белое меловое облако, пылящее над бочкой.
– Идите, идите, – невнятно забормотал на него Иван Иваныч и стал махать рукой в направление двери.

Миша был молодой и деликатный человек, он пожал плечами и пошел восвояси.

Итак, дело было сделано, хрюносовцы затаили дыхание возле бочки, готовясь усладить взоры магическими пертурбациями озверевшего био-раствора. Прошло несколько томительных мгновений. И вот! В бочке что-то булькнуло и на поверхности появился маленький бурун, как будто кто-то плюнул, а в самой толще пошли гулять желто-синие круги.

По рядам притихших работников пролетел легкий шелест.

– Срам какой-то, – сказала Мария Ильинична и пошла домой.

Решили дать "хлору" поработать день два. Но "хлор" так и не заработал...
В ходе новых обсуждений назначили вторжение веника и тряпки. Но повазюкав какое-то время скользкий, цепкий, желтый налет этими нехитрыми орудиям, хрюносовцы заключили, что  "не...уя туда лезть, еще у бочку провалиси". В бочку нырять было конечно неохота, первобытный страх перед стихией брал вверх. Тонуть за справедливость никто не хотел. Поэтому, как водится, решили надеяться на авось.
 
Через два дня стало очевидно, что в бочке плавают головастики. Их ловили рыболовным сачком, но они появлялись снова и снова.
 
Через неделю головастики отбросили хвосты и стали укрупняться. Митяй, в редкие трезвые минуты своей жизнедеятельности подходил к бочке и с улыбкой водил пальцем по пластику, постукивал и повторял:

– Вот ведь, вот ведь...

Еще через неделю мега-головастики превратились в диковинных бесхвостых ящериц.

А еще через два дня Миша привез на машине огромный тент и прикрыл бочку, дабы остановить неконтролируемые экскурсии в этот акво-зоотеррариум. Наступила неизвестность, предприятие заработало в прежнем режиме. Директор обявил во всеуслышание, что "вопрос по неконтролируемой биоте снят". Все внешне успокоилось и лишь только Миша ходил молчаливый и все курил, смотря куда-то в окно. Неизвестность окончилась через месяц. Оставшаяся  дежурить Любка Захарова, прибежал домой в мокрой юбке и махая на мужа руками заорала что "там у них живая баба".

На следующий день мы услышали слабые удары в стены бочки. Хрюносовцы с волнением сдернули тент и внутри сосуда в удивительно прозрачной воде, в самом деле увидели худенькую женщину. И все у ней, что положено, было на месте... Она грациозно проплыла мимо нас и помахала рукою. Несколько женщин при этом упало в обморок.

– Сраму то, – выдохнула Мария Ильинична.

Не сразу, но загудели, стали обсуждать. Директор, как всегда отмалчивался. Несколько человек сразу и нахраписто заговорили что "надо ее удалить, иначе всем тюрма". Заговорили и заорали и другие про скорый кирдык этого сказочного существа в наших условиях. И лучше "таперь, чтоб не мучилась". Послышались крики:

– Ядом ие! Ядом для картошек!
– Керосином!
– А у меня есть!
– Хватайте ее, бейте бочку!

Люди закричали все и разом, поднялась неразбериха и движение, которое хлынуло в сторону бочки. Но на пути у него, неожиданно для всех оказался Митяй с ломом.
– Не тронь девку, – веско сказал он и погрозил своим орудием.
На него посыпалась ругань, угрозы, неистовствовали пенсионерки, неожиданными и диковинными матюками атакующие этого гиганта.

– Кикимора, – закричала Мария Ильинична, – то казнь египетская на наши головы. Да она нас! Да мы! Да вы! Люди!

– ...р вам, – уверенно сказал Митяй, перебегая глазами по толпе и смачно плюя в ее сторону, – быки стадные, красоты на земле не видели, а глотки рвете. Зачем? Лебедю белому шею свернуть... Не отдам!

Его слова несколько остудили толпу. Первые неистовые порывы ее быстро потухли. Гипноз и массовое зомбирование Марии Ильиничны улетали как дым. Кое-кто откровенно струхнул. Неопределенные настроения стали гулять по человеческой массе. Послышались женские голоса:

– Да что же мы в самом деле?
– Это все Кирька!
– До греха чуть не довели!

Люди стали расходится по одному, а потом и группами. Бросали приготовленные тряпки и веники. Уходили домой, к своим детям, хозяйству. Скоро в цеху стало пусто. Митяй остался один и долго стоял на одном месте.


Пришедшая под утро на дежурство Любка Захарова от неожиданности всплеснула руками. Весь двор перед цехом был залит водою. Любка осторожно ступая меж луж прокралась поближе к зданию и вскрикнула, неожиданно увидев Митяя. Он сидел возле стеночки, за старым циклоном, на лавке, лениво покуривал, поглядывая прищуренным глазом куда-то в небо.

– Ты что натворил? – как гусыня зашипела Любка, с разгону набрасываясь на Митяя.

Но тот как всегда молчал. Попыхивал папироской, развалившись на лавочке.

– Васильев, да я тебя! Да я к директору! Я в милицию!

– Ушла она, – тихо проговорил Митяй смотря перед собой.

Любка сразу замолчала, осела на лавку рядом с богатырем.

– Как ушла? А мы? А ты?

– Так она и не спрашивалась...

Помолчали. Вокруг них становилось все светлее. Любка поближе притиснулась к Митяю, заговорила задевая его локтем.

– Так куда же она?

– Жить пойдет. Жить.

– Дура. Вернется. Кому она нужна наркоманка бесстыжая.

Митяй грустно  взглянул на разбитые плиты дороги, грязные, залитые водой; на обветшалые и заброшенные корпуса соседних цехов, на бузину выросшую в трещинах забора, на горы ржавого металлолома за железной дорогой.

– Нет. Не вернется никогда.

– Что же делать Дима?

– Иди вон бери, – сказал Митяй и указал глазами на железный лом стоящий у входа.

И они принялись суетится на растрескавшихся плитах, гоняя воду в разные стороны. Митяй оперировал ржавой штыковой лопатой, а Любка орудовала ломом. Скоро пошел дождь, он несколько спутал их работу. Но и сам смысл ее казалось был им уже не важен. Они все скребли и скребли эти плиты, до самой темноты. Любка задрала юбки на толстых ногах и визгливо, громко-громко смеялась, а потом начинала орать свою песню:   

                В шесть часов поет петух,
                В восемь Пугачева.
                Магазин закрыт до двух,
                Ключ у Горбачева.