Разбитые надежды

Жил-был маленький Осколок. И знал он, что обязательно, всенепременно когда-нибудь станет вазой. Знал, потому что так внушила ему Умничающая. У Умничающей были быстрые руки и ловкие пальцы. Она подхватывала ими другие осколки, и резво пристраивала друг к другу, смазывая клеем. Маленький Осколок наблюдал за этим, заворожено затаив дыхание. Ведь и правда на его глазах происходило настоящее чудо! Только что были осколки, а через время — раз! И ваза! Правду говорит Умничающая! Каждый осколок рано или поздно станет чем-то большим.

Так вот, малыш ждал, мечтал. Много их было в мастерской Умничающей. Всматриваясь в узор и цвет собратьев, Осколок уже научился определять, кто из них между собой родные, а кто — явно от другого изделия. Умничающая работала беспрерывно, и всё новые свежесобранные вазы украшали полки её мастерской. Осколков же, по мере продвижения дела, становилось меньше.

— Умничающая, скоро ли и я стану чем-то большим, чем потерянный фрагмент? — растрачивая терпение, спросил Осколок.

Умничающая заверила, что скоро.

— Всенепременно тебе суждено ТОЖЕ стать прекрасной вазой! — защебетала она вдохновлёно привычную песню, — Вот ответь мне сам, разве может быть иначе? Ты — Осколок, и они — осколки, и вот, когда отыщутся Твои, вы обязательно превратитесь в прекрасную вещь! Это будет отличная ваза! Наверняка, очень красивая. Я налью в неё воды, и поставлю цветы. И выставлю на подоконник в гостиной. Люди будут смотреть, и говорить: «Какая замечая ваза! Сколько положительных эмоций дарит созерцание таких изящных предметов искусства!»

Осколок уже много раз слышал от неё эти восторженные речи. Но вот, однажды он обнаружил, что лежит на столе совсем один... Все, какие были, другие осколки теперь превратились в вазы, и отрешенно взирали на него с полок мастерской в гордом величии. Работа была закончена. Умничающая очистила стол от клея, сняла передник, вымыла руки и насухо вытерла их полотенцем, чтобы потом усесться в кресло напротив шкафа, любуясь итогом своих трудов.

— Эй!.. — послышался со спины растерянный, тонкий голосок, — А как же я?!

Умничающая нахмурилась, и удивлённо обернулась, чтобы бросить на стол преисполненный недоумения взгляд. «Кто это там ещё?..»

— Это я! — сказал Осколок, — Ты обещала, что я ТОЖЕ буду вазой!

Умничающая недовольно поморщилась. Больше всего на свете она боялась осознавать, и признавать свои ошибки! И всё было отлично, пока не обнаружился этот Осколок, который, кажется, так и не подошёл ни к одной вазе. Что же теперь делать? Выходит, она виновата в том, что дала напрасные обещания?! Нет, это не дело!.. Она сейчас обязательно придумает, как выкрутиться! А то вдруг ещё, чего доброго, извиняться придётся!

— Ты сам виноват, — заявила Умничающая, делая важное лицо, — С чего это тебе пришло в голову, что ты будешь вазой?! Разве не видно тебе, что ты всегда отличался от других осколков?.. Они были матовыми, или рельефными, или перламутровыми, а ты — зеркальный! И матерьял у тебя другой. И весь твой вид говорит о том, что ты не был, и никогда не станешь вазой!

Осколок попробовал возразить, хотел напомнить, КТО ему внушал такие убеждения, но Умничающая рассердилась, и закричала громким голосом: «Сам виноват, сам, сам, сам!!! Посмотри на других: они теперь — вазы. Красивые. Пользу приносят. Вот как хорошо быть вазой, а не осколком! Но кто тебе мешал ТОЖЕ таким родиться?.. Если б ты был осколком ВАЗЫ, а не ЗЕРКАЛА, я бы собрала из тебя полезную вещь. А теперь ты никому не нужен. Нет у тебя теперь будущего!»

Осколок хотел закричать, что не был он волен выбрать, кем рождаться, но Умничающую это уже не волновало. Самое главное для неё — отвести от себя стрелы и не признать вины. А если кто-то упрямился, и таки стремился добиться справедливости, женщина приходила в ярость и разговор прекращала.

— Всё, я сказала!.. Все — вазы как вазы, а ты вот, видно, ошибка природы. Я тут не причём. Уходи, и на глаза мне больше не попадайся.

Так, за один миг, ухнул для Осколка весь мир в глухую, чёрную бездну. И отразилось в нём злое, отчуждённое лицо бесчувственной женщины, предавшей и любовь, и слепое доверие. И стыдно стало Осколку за его наивность. И бесконечно больно сделалось от осознания, что никогда его будущее не станет таким, каким обещала лгунья. А лицо женщины всё продолжало в нём отражаться, и тогда он как бы и сам стал ею. А кем ещё теперь быть, когда выяснилось, что вазой он уже не станет?..

В этот миг, подскочил Осколок на столе, взлетел вверх быстрее пули, да и прошёлся со всего духу по шее Умничавшей, оставляя на белой коже глубокую борозду от уха до уха. Женщина и глазом моргнуть не успела. Захрипела только, да и в ногах подогнулась! Рухнула на пол, покорчилась немного, и – затихла…