Я умер пять дней назад

1


Не секрет, что любой, кто вынужден вставать с кровати ранним утром, ненавидит сигнал будильника. Этот звук отрывает от сна и бросает в повседневность, причем крайне резким и грубым образом. Но я не могу отнести себя к подобным людям. Когда я слышу легкую трель на своем смартфоне, я просто поднимаюсь с постели и иду варить себе кофе. Все потому что я не сплю. Не сплю уже несколько суток подряд.

Не помню, с чего это началось и почему так получается. Наутро я не чувствую себя выспавшимся и отдохнувшим, но в то же время и не засыпаю на ходу. Я не чувствую практически ничего и, по правде говоря, такой вариант меня вполне устраивает. Самое главное, чтобы это не мешало моей работе.

Я несколько раз умыл лицо и направился на кухню. Мой завтрак, если его можно было назвать таковым, состоял только из кружки черного кофе. Я варил его в турке, предварительно перегнав через кофемолку. Купил я их с первой же зарплаты и не пожалел об этом ни дня. Обычно, пока я наслаждался утренней дозой кофеина, я любил читать новости в интернете, но последнюю неделю и они утратили для меня интерес.

Теперь все мое внимание было адресовано хмурому городскому пейзажу за окном – самую обыкновенную улицу и людей, которые всё спешили по своим делам. Сотни мыслей неразборчивым клубком крутились в моей голове. Не без труда я оторвал себя от них, ведь через несколько минут и мне предстояло присоединиться к мещанскому потоку жителей микрорайона, спешивших на остановку общественного транспорта.

Я допил кофе, помыл кружку с туркой и поставил их сушиться. Оделся. Это никогда не занимало много времени, поскольку моя одежда на каждый день уже была интуитивно выбрана и распределена на дни недели. Перед входной дверью я накинул на себя пальто, обмотался шарфом и вскоре уже вышел на улицу, где меня встретил достаточно холодный ветер. Абстрагировавшись от пробирающих потоков воздуха, я направился к трамвайной остановке, откуда мне предстояла дорога на работу – в Департамент N.

Работать госслужащим – это все равно что иметь жизнь, распланированную на несколько лет вперед. Ты приходишь устраиваться на работу прямо с университетской скамьи и обретаешь чувство стабильности. Выполняя изо дня в день одну и ту же работу, ты идешь вверх по карьерной лестнице и поступательно двигаешься вперед. И пусть снобы будут называть тебя офисным планктоном, гайкой в системе государственной машины и человеком без деловой жилки. Пусть. Лучшее решение – это плюнуть на все это и идти своей дорогой.

После того, как Департамент стал моим местом работы, я сумел окончательно выбраться из аула и обосноваться в городе. Конечно, мою квартиру не иначе как хибаркой не назовешь, а принадлежащие только мне предметы интерьера уместятся в большую спортивную сумку. Но для меня это было все равно куда лучше, нежели сельская жизнь с родителями и ежедневный квест под названием «доберись до работы с двумя пересадками». Моя непереносимость подобного образа жизни привела к тому, что последние пару месяцев я и вовсе не ездил к своим старикам. Благо, кроме меня у них есть другие дети.

Пока старый трамвай поздней советской эпохи громыхал по рельсам, я тупо пялился в окно. Раньше я любил высматривать симпатичных девушек и отслеживать, насколько это было возможно, их пеший маршрут. Сейчас же я смотрел на улицу пустым взглядом. Это все из-за бессонницы. Точно из-за нее. Когда не спишь по ночам, то в дневное время постоянно преследует ощущение будто сон – это твое перманентное состояние. Ты ходишь, но не двигаешься, смотришь, но не наблюдаешь, слышишь, но не слушаешь. И все твои действия – это не результат работы нейронов, а словно компьютерная программа, имеющая код на определенный сценарий. А поскольку сценарий изо дня в день один и тот же – программа действует бесперебойно.

В Департаменте я включался в работу, как только мой рабочий компьютер окончательно прогружал весь необходимый софт. Я почти всегда приходил раньше своего коллеги, с которым по воле случая делил один кабинет. Друзьями мы не были, но и недопониманий у нас не возникало. Когда мой сосед по рабочему месту пребывал в хорошем настроении (что было почти всегда), то он трещал без умолку, в то время как я терпеливо вполуха слушал его трындеж. И меня это нисколько не доставало. Порой я даже отвечал на его слова незамысловатыми комментариями вроде «ага», «угу», «м-мм» или «да уж». Правда в последнее время в кабинете чаще всего царила тишина, нарушаемая лишь гудением компьютеров. Порой мой коллега все же говорил что-то и это, как правило, были либо мысли вслух, либо комментарии для себя же самого. На такие реплики я даже не утруждал себя отвечать.

Обеденный перерыв был единственным временем в течении дня, когда я ел. Мой организм уже был приучен к подобному режиму. Утром я привык обходится кружкой кофе, а вечерами я просто коротал время до сна просмотром фильмов преимущественно 40-50-хх годов, потягивая при этом виски. Продолжалось это до тех пор, пока я не осознавал, что уже не особо вдумываюсь в происходящее на экране. Чем сильнее устаешь на работе, тем быстрее все те черно-белые фильмы, которые я смотрел на достаточно старом телевизоре, превращались в какую-то бутафорию. По правде говоря, от количества отсмотренных мною детективов, у меня в голове уже образовалась каша. Наверное, потому что все эти кинокартины были похожи одна на другую, ведь почти в каждой из них фигурировал продажный полицейский и какой-нибудь персонаж по имени Фрэнк.

Впрочем, в обеденный перерыв я вовсе не приостанавливал работу. Только сопровождал ее приемом пищи, которую заказывал курьерской доставкой. Меня это вполне устраивало, по крайней мере, на данном этапе карьеры. На зарплату госслужащего особенно не разгуляешься, особенно, если у тебя нет своего жилья.

В конце дня я сдал очередные отчеты и, дождавшись ухода своего коллеги, который и не думал задерживаться хоть на минуту, приступил к дополнительной работе. Ее выполнение приближало столь желанное мною повышение. Ради этого я был готов терпеть все издержки бессонницы. Никто не говорил, что это будет легко

2

Когда я вышел из трамвая и поспешил домой, мои глаза наконец-то могли отдохнуть, поскольку улицы микрорайона ожидаемо утопали в полумраке. В вагоне, в котором я ехал, то и дело мигала одна из ламп освещения, и некуда было деться от этого неприятного эффекта постоянной смены света. Стояла половина десятого вечера. Дороги заметно опустели – подавляющая часть жителей города сидела перед телевизорами или готовилась ко сну. Не отдавая себе отчета, уже которую неделю я ничем не отличался от этого большинства.

После того, как я принял душ, мое состояние никак не изменилось. В первые дни после работы я буквально чувствовал, что вода смывала весь накопленный за день негатив и усталость. Теперь это приятное ощущение я не испытывал. Его заменило другое – будто посещение ванной комнаты – это не просто потребность поддерживать гигиену, а нечто вроде обязательного ритуала, неотъемлемой части вечернего досуга.

Кстати о досуге. Сегодня мне предстояло посмотреть фильм «Печать Зла». Я любил нуарное кино, потому что на его фоне мог предаться собственным мрачным размышлениям, лишь механически отслеживая происходящее на экране. Черно-белый фильм о коррумпированных полицейских в мелком городишке на американо-мексиканской границе подходил для этого как нельзя лучше. И здесь наверняка снова будет парень по имени Фрэнк. Нет, Фрэнка нет, но есть Хэнк. Что ж, разница невелика.

Глотки шотландского виски обжигали горло, но усвоившись, напускали на меня легкое умиротворение. Я вспомнил свой родной аул. Вспомнил своего вечно суетящегося отца, вспомнил недалекую и оттого молчаливую мать, общаясь с которой создавалось впечатление, будто ты выдергиваешь из нее слова щипцами. Их союз был столь естественен, сколь и их нежелание менять веками сложившийся образ жизни типичного аульчанина. Когда ты наблюдаешь такое со стороны, то испытываешь приятную ностальгию по детству, но когда начинаешь ощущать на себе все «прелести» подобного, хоть и косвенно, то хочешь убежать от этого как можно дальше. Я вспомнил сестру, которая запросто могла бы давно уже выйти замуж, но все надеялась на наиболее удачный с материальной точки зрения вариант. А все от того, что сама хотела избежать сельской жизни и оказаться хозяйкой квартиры в элитном жилом комплексе, которыми обрастал Краснодар.

Подумав об этом, уголки моих губ невольно чуть дернулись вверх. Это была усталая и томная улыбка человека, который в очередной раз убедился в том, что доказал уже себе давным-давно.

Краснодар. Сюда стекались все: госслужащие, пенсионеры, молодежь и студенты, ушлые дельцы, и, чего греха таить, всякий сброд. Пожалуй, к этому сброду можно было причислить и меня. Тут я снова вспомнил родной дом и своего родного брата, с которым по большому счету и не был никогда близок. Он закончил школу на год раньше меня и демонстративно отказался от получения высшего образования. Родителям он заявил, что хочет помогать отцу в продаже кормов для скота. Истинный же посыл, видимо, уловил только я. Братец дал мне понять, что именно он останется жить с родителями и унаследует их дом вместе с небольшим бизнесом папаши. При этом он даже и не думал, что, возможно, высшее образование и знания помогут ему со временем расширить бизнес и добиться большего. Мне же все это было только на руку. Я хотел сбежать в город, и я этого добился.

На часах была уже половина двенадцатого, я немного потерял нить происходящего на экране, но перспектива снова лежать без сна на кровати и таращиться в потолок меня не радовала. Раз уж я страдаю бессонницей, то уж лучше отдохну после работы за размышлениями о жизни. Я налил себе еще виски и попытался втянуться в сюжет фильма, но безрезультатно. Мозг устал и попросту не хотел заниматься обработкой новой поступающей информации. Однако о семье думать больше не хотелось. Я сконцентрировался на себе. Если в ближайшие полтора месяца я получу-таки повышение, то начну рассматривать варианты с ипотекой. Если лет через пять мне удастся выцепить себе место начальника управления, то я постараюсь замахнуться на Москву и переберусь туда. Несмотря на бегство из аула, мне вовсе не хотелось встретить старость в квартире старого советского дома в этом микрорайоне, олицетворявшим рухнувшие грандиозные планы большевистского режима.

Но прежде чем достигать цели, стоило разобраться с моей бессонницей, которая из мелкой проблемы перерастала в неотъемлемую составляющую моей жизни. Ведь несмотря на кажущееся ее крайнее однообразие, в ней не было место усталости, а значит я должен вновь научиться спать.

Сегодня четверг. Или среда? Дни недели утратили для меня всякое значение, ведь единственным днем, который я не проводил в Департаменте, было воскресение. Я поднял телефон и посмотрел на экран блокировки. Да, только-только наступила пятница, значит, сегодня был четверг. Мой телефон легко мог ввести в заблуждение из-за застывшего на экране времени. Странный баг появился в нем примерно тогда же, когда у меня появилась бессонница. И теперь вместо постоянно меняющихся цифр на нем всегда красовалось время 19:54.

Так, раз сегодня уже пятница, а по пятницам я обычно допоздна в Департаменте не засиживаюсь, значит, именно сегодня можно будет заглянуть на прием к терапевту, в одну из платных клиник. Благо одна из таких сетевых клиник находилась по пути домой. Загляну туда и посмотрим, что скажет врач. Пожалуй, это единственный оставшийся путь решения проблемы. Ведь виски и снотворное мне не помогали. Даже тогда, когда второе я запивал первым.

Фильм закончился тем, что персонаж, которого звали Хэнк валялся мертвым в речке с простреленной грудью. Хорошая сцена, символизирующая конец карьеры неоднозначного сыщика и в то же время финал эпохи нуарного кино. Как никак, кинокартина вышла аж в 1958 году.

Я нехотя встал со старого, но уютного кресла, и поплелся в свою спальню, медленно разделся и лег в кровать. Закрыл глаза. Очередная попытка отключиться потерпела фиаско. Даже решительность пойти после работы к врачу не прибавила желания заснуть и поскорее очнуться утром. Я снова открыл глаза. Тут я вспомнил, что забыл открыть форточку, что обычно делал всегда, ложась в кровать. Я прислушался к окружающей обстановке. Тишина. Полная тишина. Нет, естественно ночью мало что нарушает ее, но эта тишина была просто оглушающей. Я ожидал, что от этого ощущения у меня зазвенит в ушах, как это обычно бывает, но этого не произошло. Я просто ничего не слышал, словно безнадежно оглох. Я не чувствовал даже стуков своего сердца.

Я вскочил с кровати к окну, открыл форточку и вдохнул полной грудью. Воздух будто бы прошел сквозь меня. Но черт с ним, с воздухом, самое главное – я вновь стал слышать. Это были приглушенные звуки проносящихся по трассе автомобилей, которые на скорости разрезали октябрьский воздух.

3

Не помню, как я дождался утра, но ощущение я испытывал не лучшее. После виски во рту стояла страшная сухость. Как никогда я предвкушал свой утренний кофе, но на этот раз он показался мне куда более терпким, чем обычно. Пришлось даже запить его стаканом холодной воды, чего я в принципе никогда не делал.

В трамвае я снова не увидел ничего примечательного. Ни одной симпатичной девушки или женщины. Такая унылая картина человеку, даже привыкшему к общественному транспорту, причиняла страдания. Это была боль, которую испытываешь в момент острой потребности в чем-то красивом и чарующем. Особенно если ты в это же самое время вынужден изо дня в день наблюдать картину абсолютного гротеска. И удивить она может только тем, что в какие-то дни становится еще кошмарнее. Кондукторы в грязных куртках, люди, которых даже с натяжкой было тяжело назвать средним классом, и все это в насквозь провонявшем потом вагоне трамвая. Это был Краснодар 2021 года. Это были лучшие годы моей жизни.

Я отбросил эти мысли и устремил свой взгляд в окно, где высматривал хоть что-то, что могло бы оказать благотворное воздействие на мое восприятие реальности. Обычно это была какая-нибудь красотка на дорогой машине, которую тут же закрывал от меня грузовик, или которая поворачивала и направлялась в совершенно другую сторону. Символично, что столь редкие проблески чего-то красивого по утрам были крайне мимолетными для моих глаз. Думая об этом, я невесело усмехнулся.
Мой рабочий день проходил быстрее обычного. Когда я зашел в кабинет начальницы дабы попросить ее оставить для меня работу на субботу или воскресение, она без проблем согласилась.

- Какой-то ты бледный в последнее время. И мешки под глазами очень заметные. Ты нормально спишь? – она пыталась придать своему голосу легкую обеспокоенность, чего сделать у нее не удалось.
- Да. – соврал я. – У меня все прекрасно.
Незачем руководству знать, что у меня могут быть какие-то проблемы.


По пятницам рабочий день заканчивался раньше, аж в четыре часа дня. Так рано я покидал Департамент только когда стажировался. Пообещав себе, что это случилось в последний раз, я быстрым шагом пошел к трамвайной остановке, намереваясь покончить с бессонницей раз и навсегда. Я терпеливо доехал до нужной мне остановки и вышел прямо напротив парка, где и стояла клиника. Как и ожидалось, в небольшом вестибюле в такое время практически не было посетителей. Я направился к свободному окошку регистратуры и записался на ближайшее время на консультацию к терапевту.

Долго ждать мне не пришлось. Один из врачей был свободен, и меня направили в кабинет, находившийся прямо за углом. Я постучался и вошел. Врачом оказался худощавый мужчина в достаточно солидном возрасте. На вид ему было лет 50-60, о чем свидетельствовало изрезанное морщинами лицо. Но как только он подал голос, я понял, что старым этот человек казался лишь на вид.

- Здравствуйте, присаживайтесь. Расскажите, что вас беспокоит?

Я подробно рассказал ему о своей проблеме и о своих ощущениях. Во время моего рассказа лицо врача оставалось непроницаемым, словно случаи подобные моему встречались ему не меньше тысячи раз. Он спросил, принимал ли я какие-то лекарства или содержащие стимулирующие вещества продукты. Я рассказал только о снотворном и алкоголе. Он кивнул и предложил мне пересесть на кушетку, чтобы померить давление.

Я повиновался и протянул свою левую руку. Доктор зафиксировал на ней тонометр и начал усиленно сжимать грушу. Я сидел и не двигался, ощущая, как повязка поступательно сжимает мне бицепс. Мужчина сосредоточенно смотрел на показания прибора, все больше и больше хмуря брови.

- Вы чувствуете сжатие на руке?

Я угукнул в ответ.

- Ничего не понимаю, манометр что ли вышел из строя? Одну минуту.

Доктор снял с меня повязку и отложил тонометр в сторону. После чего резво вышел из кабинета, оставив дверь открытой. Ушел, однако, недалеко – всего лишь в соседнюю комнату, откуда вернулся с еще одним таким же прибором, еще упакованным.

Он повторил всю процедуру еще раз, однако результат остался таким же. Стрелка манометра просто не желала двигаться с места и упрямо оставалась на нуле.

- Да что такое?! – Мужчина в белом халате начинал приходить в замешательство. – Вы ничего не принимали перед приемом?

Я покачал головой.

Слегка растерянный доктор взял меня за запястье и прижал к нему два пальца.

- Я даже пульс у вас нащупать не могу. Вы точно ничего не употребляли?

- Нет, – твердо ответил я.

- Мне надо вас послушать. Снимите рубашку.

Я поочередно расстегнул все пуговицы и стянул с себя рубашку. На этот раз немолодой врач вооружился статоскопом и сказал мне дышать глубоко.
Продолжалось это не меньше пяти минут. Я вдыхал как можно глубже, несмотря на то, что моя грудь даже не вздымалась.

- Еле слышные шумы. Вам необходимо срочно серьезно обследоваться. Вы как сейчас себя чувствуете?

- Вполне сносно. Только вот спать по ночам не могу.

Однако мой ответ не устроил доктора, и он начал усиленно что-то строчить на какой-то бумажке.

- Я вам выпишу направление в два медицинских центра. Один из них совсем недалеко отсюда. Как можно скорее поезжайте туда и запишитесь на полное обследование. Ни в коем случае не откладывайте это в долгий ящик, – он протянул мне бумажку, которую я покорно взял. – Вот, а это отдайте в регистратуру. – еще одна бумажка.

– Вообще, дождитесь меня там, я сейчас выясню, сможем ли мы сами вас доставить в один из центров. Идемте.

4

Я ослушался врача и покинул клинику, как только расплатился за прием в регистратуре. Мне не хотелось, чтобы меня везли куда-то прямо сейчас, да еще и на скорой. Необходимо было все как следует обдумать, поскольку хоть врачи и всегда падки на страшные прогнозы, долгая болезнь никак не вписывалась в мои планы. Тем более, я и вправду чувствовал себя более чем нормально, а на свои мысли и ощущения я всегда полагался в первую очередь.

Я медленно брел по улице и спустя минут сорок не заметил, как прошел два квартала. После выхода из дверей клиники я словно попал в прострацию.
В своей голове я начал понемногу собирать пазл из того, что со мной случилось за последнюю неделю. Бессонница, последствий которой я по большому счету не переживал. Да, не переживал. Никакой депрессии и нервных срывов. И к врачу я пошел только потому что это состояние у меня держалось уже неприлично долго. Куда больше меня беспокоила потеря интереса ко всему, что никак не связано с работой. С другой стороны, это объяснялось легко – сейчас наступал переломный момент перед повышением. Оглушающая тишина и странный баг на телефоне? Ну, это вообще полная ерунда.

Размышления привели меня к логичному выводу о необходимости смены обстановки. От одного дня в ауле я не умру. Мне просто надо отвлечься от города.
Я находился неподалеку от места, где останавливался автобус, развозивший пассажиров от моего аула до города. И я еще успевал на семичасовой рейс.

Автобус ехал на средней скорости по трассе, окрестности которой оставались неизменными на протяжении последних десяти лет. Пока я ехал в аул, в дом, который уже не мог в полной мере называть своим, дорогу заволокло густым туманом, который становился все более непроглядным по мере приближения к месту назначения. В какой-то момент мне приходилось как следует напрячь зрительные нервы, чтобы не пропустить свою улицу.

Кряхтение двигателя автобуса разбивало вдребезги нависшую над аулом вечернюю тишину. Утопающее в зелени летом, в конце октября это место выглядело унылым и мрачным, лишенным всякой осенней лиственной позолоты. Я не стал торопиться и быстрым шагом спешить туда, где меня явно не ждали. В конце концов, я уже не в городе, а посему можно и прогуляться, дабы прочистить мозги и прийти в себя.

Я медленно шел по дугообразной улице, которая в ауле была чем-то вроде центрального проспекта. Стоило мне пройти дальше и повернуть налево – я бы оказался в своей школе. Хорошее место, тихое. Особенно если там не проводятся занятия, и нет орущей детворы. Я тут же вспомнил, как прятался за огромным ясенем, стоявшим на заднем дворе школы, со своими однокашниками и впервые пробовал курить сигареты. Помню, как неприятно табак прожигал мне горло и как потом я сунул в рот полпачки фруктовой жвачки дабы перебить запах перегара. Я даже помнил, почему согласился на это, и причина была вовсе не в детском любопытстве. Когда ты ребенок и тебе приходится переживать последствия запретов, устанавливаемых взрослыми, любое нарушение этих запретов превращается в приятное ощущение таинства, ощущение знания особого секрета, неизвестного никому больше.
В школе такого хватало и тогда мне это казалось крутым, а теперь интерес к этому угас. Теперь, когда ты взрослый и волен делать что угодно, наслаждение получаешь от достаточно ограниченного круга вещей. И все оттого, что твои желания нередко ограничиваются твоими возможностями.

Ноги несли меня дальше, сквозь туман, через который еле проглядывался небольшой лес, начинавшийся прямо за рядом домов. За лесом находилось кладбище. Я проходил мимо столба с дорожным знаком, когда увидел сидящего на нем ворона. Увидев меня, птица тут же начала гаркать.

- Привет, дружок. – негромко произнес я и тут же опустив взгляд, пошел дальше.
Ворон гаркнул снова.

И снова.

Я обернулся и увидел, что птица начала махать крыльями и вспорхнула, гаркнув еще раз.

Трудно сказать, почему я решил следовать за ним. С одной стороны, потому что ворон будто сильно меня об этом упрашивал, а с другой – в глубине души мне не хотелось идти домой, видеть недоуменные взгляды отца и брата, а также отвечать на кучу вопросов от мамы. Чуть ускорив шаги, я последовал за вороном и спустя какое-то время даже не заметил, как обогнул лес и оказался прямо у входа на кладбище.

- Ну, прекрасно. – саркастически я сказал сам себе. – Куда еще может привести ворон?

Ворота были широко распахнуты, словно приглашая каждого желающего окунуться в мрачную атмосферу мира мертвых. Я решил посетить могилу своего деда, раз уж оказался здесь. При жизни мой дедушка по материнской линии, которого звали Долетбий, был самым близким мне человеком. Будучи школьником, почти весь период летних каникул я проводил с ним. Я играл с ним в карты и шахматы, помогал собирать яблоки, учился у него работать с деревом: мастерить ящики, черенки для инструментов и многое другое. Именно он был для меня лучшим другом, и я сильно скучал по нему вот уже на протяжении десяти лет.

Его могила находилась достаточно далеко от входа. Я всегда приходил к ней, когда оказывался в ауле и всегда ухаживал, как только там появлялась лишняя трава. Я шел медленно, стараясь случайно не наступить на могилы тех, кто по разным причинам не был огражден от остальных невысокой металлической оградой из гладких выкрашенных прутьев.

Тут я снова услышал гарканье ворона. Обернувшись, я увидел его сидящим на надгробном камне. Птица смотрела в мою сторону. Взор ее мелких черных глаз был устремлен будто не на меня, а куда-то сквозь.

Нет, видимо тут дело не в том, что я должен проведать любимого деда. Ворон намеревался показать мне нечто иное. Я следовал за ним только из любопытства, поскольку никогда не видел подобного. Оказывается, ворон достаточно умная птица.
Я пошел в обратную сторону и повернул налево, высматривая в тумане моего пернатого проводника. Теперь он сидел на другом камне, ожидая, когда я подойду туда. Тут я понял, что скорее всего он ведет меня туда, где покоятся мои дедушка и бабушка по отцовской линии, где отец относительно недавно зарезервировал участок для всех членов семьи. Но зачем ворон ведет меня туда? Я не могу сказать, что родители моего отца не любили меня, но с ними у меня не было особой эмоциональной связи. Тем не менее, я ощущал, что птица не отстанет от меня, пока я не окажусь там.

Когда я оказался у аккуратной изгороди, ограждавшей наш участок от остальных, я увидел убранные могилы дедушки и бабушки, рядом с которой была еще одна. Сквозь туман я не без труда прочитал на ней свое имя.

Свое имя и даты, последней из которых была дата от 25 октября 2021 года. Судя по ней, я умер пять дней назад.

Происходившее со мной напоминало чью-то злую шутку. Я пригляделся к могиле и увидел, что в сравнении с другими, она была разрыта и большие грязные клочки земли валялись вокруг ямы.

Я не мог понять, что со мной творится. Я здесь. Несмотря на бессонницу, преследовавшую меня на протяжении последней недели, я знал, что я жив. Я дышу, я чувствую запах влажной травы, я ощущаю, как тяжело вдыхать воздух, пропитанный тяжелым туманом. Не могло же быть так, что я умер несколько дней назад, а затем воскрес. Встал из могилы, и воскрес как ни в чем не бывало! Со мной не произошло ничего сверхъестественного двадцать пятого октября. Иначе я запомнил бы это. Тогда я работал, задержался дольше обычного и на следующий день я тоже работал. Да, я заходил в Департамент, ел пасту с курицей в обед и после окончания рабочего дня вновь задержался.

Единственное, чего я не мог припомнить, так это то, чем я занимался после работы в понедельник. Видимо смотрел фильм, а затем лежал без сна. Или нет?

Я стоял возле своей могилы и ощущал, как у меня подкашиваются ноги. Мне отчаянно хотелось присесть, и тут я вспомнил о лавочке возле ворот кладбища, куда я пошел и сел в надежде понять, наконец, что происходит.

Я вспомнил сегодняшний поход к врачу, неисправные тонометры и отсутствие у меня пульса. Я вспомнил, как начальница отметила мою бледность и болезненный вид. Мне хотелось посмотреть в зеркало, которого не было поблизости, поэтому я открыл фронтальную камеру своего смартфона и стал рассматривать себя: мешки под глазами, бледные губы и кожа. Я выглядел так, словно серьезно болел, хотя чувствовал себя нормально.

Даже если допустить, что я рухнул без сознания и умер от какого-нибудь инсульта или кровоизлияния в мозг по дороге домой в понедельник, то как я мог до сих пор ходить и дышать? Я, конечно, слышал, что после смерти мозг еще какое-то время продолжает работать. Но там речь идет о секундах, или максимум о двух минутах, а прошло уже целых пять дней. Может быть я в коме? Может быть, я пребываю в летаргическом сне и происходящее со мной – это все неправда?

Видимо, у меня оставался единственный способ узнать это наверняка.

5

Дом моих родителей находился прямо посреди одной из улиц аула. Я подходил к нему, испытывая некую грусть от того, что меня туда не особо тянуло. Я чувствовал себя неблагодарным и плохим человеком, но ничего не мог с собой поделать. Если б не та чертовщина, что со мной происходила, я бы ни за что сюда не приехал и остался бы в городе, выполняя задания для своего руководства.

Открывая калитку, я не знал, чего жду. Видимо, если мое появление в доме не вызовет никакой реакции, значит я и вправду умер, и либо превратился в призрака, либо в другую загадочную субстанцию. Во дворе я никого не увидел. Тишина, нависшая над аулом и, в частности, над домом моих родителей не воспринималась за хороший знак. Войдя в прихожую, я разулся, снял с себя пальто, повесив его на руку, и вошел на кухню, где моя мама проводила почти все свое время либо за приготовлением пищи, либо за просмотром телевизора.

Я увидел ее, увидел, как она постарела, и удивился, как не заметил этого в прошлый раз, пребывая здесь. Хоть меня и можно было назвать редким гостем, но такая перемена в облике моей матери все равно была для меня резкой.

Мама услышала шаги и повернулась в мою сторону. В ее взгляде я увидел теплоту и любовь, которую не замечал раньше.