Мишка

На днях позвонил одному из своих хороших школьных друзей.

У него младшая заканчивала мед в середине 90-х. Политика «открытых дверей» была в полном разгаре. Вот она и познакомилась с одним из студентов-американцев, проходившим интернатуру вместе с ней. Познакомилась, вышла за него замуж, да и уехала вместе с ним в его родную Америку.
 
Я и хотел спросить у Юрки (с сестрой, как-никак, он, небось, общается): как русская диаспора там, за океаном, воспринимает и оценивает то, что мы называем «спецоперацией на Украине».  Но на мой прямой вопрос, услышал совсем не ожидаемый ответ:

- А сестра-то, Костян, умерла. Ещё в прошлом году. И совершенно непонятно – от чего. Похоже, операция у неё была долгая и тяжелая. Вот она и почувствовала себя плохо по дороге с работы домой. Успела припарковаться и… Умерла.

Вот такая новость. Скажем прямо – неожиданная.

И, как ни пытался вспомнить младшую Юркину сестренку… Никак! Все-таки десятилетняя разница в том возрасте, когда тебе самому чуть перевалило за полтора десятка… Очень много. Просто дистанция огромного размера.

Так, смутно всплывает в памяти, что крутилась какая-то мелочь под ногами, когда мы, зная, что родителей нет дома, заваливали к Юрке в гости и уже на кухне, опасаясь, что это недоразумение с двумя хвостиками на голове расскажет (вот как пить-дать, расскажет!!) о всех наших неправомерных действиях взрослым, не торопились доставать из своих тайных нычек пару бутылок пива, что прихватили с собою по пути, заскочив в ближайший гастроном. Вот тогда её старший брат, наш друг и одноклассник, до невозможности строгим голосом, произносил, обращаясь к ней:

- А ты что тут делаешь? Что там у тебя с домашними заданиями?! Ну-ка, марш в свою комнату! И – за уроки. Через час приду. Проверю!

И уже в спину, уходящей с понурой головой сестренки, добавлял:

- И не торопись! Сначала все на черновиках делай. Чтобы в чистовой тетради клякс и исправлений не было!   

*       * *
Нет, как ни старался, так и не вспомнил Юркину сестренку. Но, как-то неожиданно, всплыл в памяти тоже уже покойный младший брат другого моего школьного друга, Мишка. Он был младше нас лет на пять. Скорее всего, это - уже не такая большая разница в возрасте. Те шишки и синяки, что, набираясь житейской мудрости, набивали в то время мы, через какой-то небольшой промежуток, предстояло набить и ему. Может, поэтому, его присутствие в нашей компании не вызывало какого отторжения. Тем более, что встречи с ним происходили, как правило, когда я заваливал к ним с Андреем домой. А это была уже его территория. Где он, наравне со старшим братом, чувствовал себя, пусть и не таким важным, как Андрей, но тоже – хозяином?!

А бывал я у них дома довольно регулярно.

Дело в том, что их мама, теть Рая, была инспектором гороно. Поэтому, довольно часто уезжала в командировки с разными проверками. А уезжая, исходила из того, что мальчики у неё уже большие. Утром заварить чай и сделать по паре бутербродов из того, что она оставляла в холодильнике, смогут. Пообедают в школе. Там за питание заплачено на месяц вперед. Поэтому – первое, второе, чай (компот) и булочка к нему, ребятам обеспечены. А вот на ужин… А на ужин теть Рая оставляла им по рублю, чтобы вечером Андрей с Мишкой могли сходить в диетическую столовую на Мира.

А если командировка на целую неделю… Это - пять рублей! Огромные деньжищи. И тратить их на еду, когда дома по кухонным шкафчикам и в холодильнике… Чего только нет! Нет, не разумно. Лучше их потратить на что-то иное. Например, на новую резину-венгерку для очередного самострела. Или химические реактивы, необходимые для проявки пленки и печати фотографий.  Нафотографируем девчонок. А потом, все такие гордые, будем раздавать им их же снимки, купаясь и млея в лучах благосклонных взглядов…

Нет, лучше приготовить что-то самим. А сэкономленные деньги истратить со значительно большей пользой, чем просто - на жрачку.
 
Поэтому, как только теть Рая уезжала, Андрей сообщал мне об этом в школе. И ближе к вечеру, я подгребал к ним, чтобы, проведя ревизию того, что есть в наличии по шкафчикам и в холодильнике, решить вопрос по меню на ближайшие дни. В нашей школьной компании я был штатным поваром. Кулинар, конечно, из меня тогда был никакой и спасало только то, что едоки были совершенно непривередливые: «Горячее сырым не бывает!», и ели все, мною приготовленное, Даже не перебранное и немытое пшено. Ели и только камушки и зерна необрушенного пшена на зубах хрустели. Ну, если только перед тем, как взяться за ложку, кто-то не очень довольным голосом произносил: «А что это сеня пшено какое-то и не желтое совсем, серое?». Но по итогу, то, что накладывалось в тарелку, не просто съедалось, вылизывалось. Так что мытье посуды много времени не занимало.

В общем, как только Андрей сообщал мне, что «мама уехала», я, быстренько разобравшись с домашними заданиями, топал к ним с Мишкой. Дверь почему-то всегда открывал именно он. Может, это было его почетной обязанностью? Или, как младший, Мишка просто был более шустрым? Так или иначе, дверь открывал Мишка. И, увидев меня на пороге, тут же оборачивался назад и громко кричал в глубь квартиры, подражая знаменитым героям «Джентльменов удачи»:

- Андрюха, Костян пришел! Жрать будем!!

 *    * *
А ещё Мишка был знатным «поперечником». Из тех самых, у которых «стрижено», когда оно «кошено».

В те давние времена хоккей с шайбой, почти, как Александр Сергеевич, был нашим всем. И когда проходил Чемпионат Мира, нас было не оторвать от телевизора. Мы неистово болели за наших. Мы, но не Мишка. Он болел за чехов, матчи с которыми для советской сборной почти всегда складывались непросто.

На время трансляции матча СССР-Чехословакия Мишка выдворялся в соседнюю комнату. Чтобы не мешал болеть! За наших!! Но это его не останавливало. Включив радио, он по «Маяку» слушал комментатора и был в курсе всего происходящего на хоккейной коробке. Поэтому, как только чехи забивали очередной гол в ворота советской сборной, он барабанил в закрытую дверь комнаты, в которой мы сидели у телевизора, и громко кричал с непередаваемым злорадством в голосе:

- Ха-ха!! Наши вашим очередную плюху влепили!!

Да какие «наши», когда они – совсем не наши!! Естественно, мы тут же срывались с уже насиженных мест и, преодолев ожесточенное Мишкино сопротивление, врывались к нему в комнату, чтобы настучать этому противному болельщику «за чехов» по его глупой макитре. Чтобы мозги встали на место! «Наши» - это СССР!! Понял?! Нет, ты понял?!!

Но, увы. Наши взбучки не меняли сложившегося положения вещей. Упрямым Мишка был до невозможности.

 *    * * 
Нет, почему-то вспомнилась не Воркута, по которой, пусть и через старшего брата, но я знал Мишку несколько лет. И даже не Питер, в котором мы с ним прожили вместе, бок о бок, целый месяц.

Я как раз восстанавливался, после долгого перерыва, на заочное, нужно было кое-что досдать. Старые знакомые ещё оставались. Ну, комендант и поселил меня в когда-то родное общежитие. А что? Студенты разъехались. Кто по стройотрядам, кто на практику, кто на каникулы. Да, абитура подъехала, но… Свободные комнаты есть. Вот комендант и вручил мне ключи от одной из них:

- Держи, Константин. Живи, сколько надо.

Я и вселился со своим немудреным скарбом.

И как-то, ближе к вечеру, прибегает дежурный с вахты:

- Вас (ну, ничего себе – ВАС!) к телефону! Межгород.

Спускаюсь вниз, беру трубку. Андрей:

- Костян, тут такое дело. Мишка отслужил срочную, дембельнулся. Собирается в Питер, поступать в Универ, на юридический. Можно, он этот месяц, пока будет готовиться к экзаменам, сдавать их, поживет у тебя?

- Какие вопросы?! Пусть приезжает. С комендантом я договорюсь. Адрес помнишь? Нет? Записывай…

Мишка и приехал. И целый месяц мы жили бок о бок. Будними днями занимаясь каждый своими делами, а на выходных, то ездили в Петергоф, «на фонтаны», то ходили в кино, то заваливали в какой-то из моих любимых музеев. Например, в музей Арктики и Антарктики. Осмотреть экспозицию, а заодно и вспомнить родную Воркуту. Естественно, под такие воспоминания, уже вернувшись в общагу, можно было и раскатать бутылочку «беленькой» под сковородку жареной и аппетитно пахнущей картошки.

С той нашей встречи у меня осталось несколько фотографий. На одной из них (редкий для того времени, цветной снимок) Мишка стоит в парадке, с дембельским значковым иконостасом, на балконе той комнаты, в которой мы с ним жили.

Я сразу же по его приезду обратил внимание, что он приехал «по граждане»:

- Мишка… А форма-то где?!

- Дома осталось. Надоела она мне за два года срочной. До чертиков. Да и зачем мне тут форма? Я же в гражданский ВУЗ поступаю.

- Ну, ты, Мишка, даешь!! Тебе же экзамены сдавать. Экзамены! А я, ещё по своей абитуре помню, что к пацанам, которые приходили в форме, у экзаменаторов было совсем другое отношение! И спрашивали их значительно меньше. Ответил по билету, да и ладно. И оценки ставили повыше. В общем, так. Сейчас же дуй на Невский, по автомату междугородней связи позвони в Воркуту и попроси теть Раю, чтобы она незамедлительно выслала тебе парадку. Ты понял? Незамедлительно!

Мишка и поехал на Невский. А как посылка пришла и он её получил, я его и сфотографировал. На память.

Вот только парадка Мишке не пригодилась. В советские времена в юридический институт или на юридический факультет просто так было не поступить. Для поступления требовалась рекомендация обкома партии. У Мишки была такая рекомендация. От штаба дивизии, где он служил. Мишка её и сдал под роспись в приемную комиссию вместе с остальными документами: свидетельством о рождении, аттестатом о среднем образовании, медицинской справкой установленной формы и прочая, прочая.

Документы у него приняли, он и начал готовиться к вступительным экзаменам.
Но дня за три до первого из них, приезжает из своего универа весь такой взъерошенный и злой.

- Миш, ты чего такой? Случилось что?

- Да, случилось? Мне из приемной комиссии документы вернули!

- …?! С чего это вдруг?!

- Да говорят, для поступления нужна рекомендация Обкома.

- Но у тебя же она есть!

- Есть, да не та! Они говорят, что дивизия – это уровень Райкома. А нужна – Обкома!! К нему приравнена рекомендация штаба Округа. Я им и так, и так: это же формально! Да, рота, батальон, дают рекомендацию осознанно. Они знают человека. Поэтому решают по сути: давать ли ему такую рекомендацию, нет. От полка и выше, выдача такой рекомендации носит уже формальный характер. В полку, дивизии, а тем более, в округе, человека уже не знают, но смотрят документы. Есть рекомендация батальона, значит, и полк такую рекомендацию даст. Есть рекомендация полка, в дивизии без лишних слов подпишут нужный документ. У меня есть рекомендация дивизии. Штаб округа подпишет нужную рекомендацию. Но!! Для этого мне в Читу лететь надо (служил Мишка в Забайкалье). А это – и деньги нужны, и времени остается – всего ничего. А сейчас лето, с билетами, сам понимаешь, засада…

- Так объяснил бы все этим, в приемной.

- Да объяснял, я! А они заладили одно и тоже: «Обком, обком»… Забрал я у них документы. Уже билет взял на Сыктывкар. Попробую в местный универ документы подать. Ещё успеваю. Там, правда, юридического факультета нет. На исторический подам…

Вот так и уехал Мишка. А парадка его осталась в Питере. Значки я с неё снял, потом в Воркуту, на старый Вазейский адрес, отправил. А парадка… Ну, потерявши голову, о волосах не плачут.

Комендант был в курсе этой истории. Спросил, куда мой товарищ делся, я и рассказал. В курсе был Мурман, хозяйственный, но очень человечный менгрел, добрая ему память. Вот и прислал мне по осени вырезку из питерской «Вечорки». А там статья про абитуриентов, что подавали документы для поступления на юридический факультет Ленинградского университета.

Оказывается, рекомендации не того уровня, что были нужны для поступления, не только у Мишки были. Таких ребят довольно много оказалось. И кто-то из них догадался зайти в бюро ВЛКСМ факультета. Так, мол, и так. Факультет сразу вышел на комитет ВЛКСМ универа. А те, в свою очередь, на райком того района, к которому относился университет.  И там оказались понимающие люди: «Да это же формализм чистой воды! Присылайте всех таких ребят к нам. Мы отштампуем их документы печатью райкома». А надо сказать, что питерские райкомы по своему статусу были приравнены к обычным, областным, краевым, республиканским Обкомам.
Так вопрос и решился. Райком проштамповал рекомендации низового уровня. Народ повторно сдал документы в приемную комиссию, там их приняли и допустили всех до сдачи вступительных экзаменов.

Всех. А Мишка уже уехал.

Вот такой он был. Если какая проблема, это – не для него. Махнул рукой, развернулся и ушел. Подальше от проблем. Которых нет и не может быть в его жизни. Так он, видимо, считал…

*       * *
Нет, почему-то не Воркута и не Питер вспомнились мне, когда я узнал о смерти младшей сестренки своего друга и одноклассника. Вспомнилось Тальное. Небольшой городок на Украине, в котором жила мама теть Раи. Вот мы с Андреем после второго курса (я после практики, он – после лагерей) и ломанули к его бабушке. Мишка уже был там. На больших летних каникулах. Он ещё в школу ходил.

Чуть больше недели я был там. Несколько дней, по сути. А почему-то вспомнилось именно Тальное.   

* * *
Лето на Украине жаркое. Ближе к полудню так, вообще, пекло.  Ни выходить на улицу, ни что-то делать – нет никакого желания.

Вот мы и лежим с Мишкой в одной из комнат самой обычного одноэтажного частного домика – традиционной украинской мазанки, единственное окно которой завешено плотным покрывалом. Чтобы солнечные лучи не пробивались в помещение и в нем сохранялась относительная прохлада. Но вот именно, что относительная. На несколько градусов ниже, чем то пекло, которое - за окном. Поэтому даже здесь, в комнате, жарко. Мы, народ северный, к таким температурным параметрам непривычный, лежим, чуточку одуревшие от жары, в комнате, что ближе к выходу из дома. Я на кровати у одной из стен помещения, Мишка -  у противоположной.

Да что там мы! Даже бабушка. Местная жительница, а так же, как и мы с Мишкой, лежит, пережидая это пекло, в соседней комнате. 

Двигаться и что-то делать – не хочется. Но и просто так лежать – скучно. Вот я и подкалываю Мишку:

- Нет, ну мы-то с Андрюхой, - понятно. Уже возрастной народ. Студенты. Безоблачное детство прошло. Уже можно (и нужно!) подвести какие-то итоги. Вот мы и лежим. Подводим. Но ты-то! Мишка… Ты же ещё полный сил и энергии школьник. Вот какого лежишь?! Нет, чтобы встать, сходить в сарай, проверить оснастку удочек. Взять там же, в сарае, штыковую лопату и сходить к молочно-товарной ферме. Накопать навозных червей. Как мы, твои старшие товарищи, вечером, по холодку, пойдем на рыбалку без удочек и червей?!
Нет, правильно бабушка Нина говорит. Ледаченький (с ленцой) ты, Мишка. Ледаченький…

И слышу в ответ:

- Ой, Костян… Отстань! Тут пошевелиться сил нет. А куда-то идти… На улицу, в это пекло… Нет, ни за какие коврижки!

И вдруг… Прямо за окном, видимо, с плодового дерева, стоящего прямо у стены дома, что-то, задевая по пути ветки и шурша листвой, падает и с приличным шумом ударяется о землю. Я прикинув произведенный упавшим предметом шум (нет, не слива и, тем более, не вишня; последнюю и не слышно было бы) и ещё не отойдя от только что произнесенных украинизмов, вслух констатирую:

- О, яблуко впало…

И что происходит после этого…

От Мишкиной расслабленности и обездвиженности не остается ни малейшего следа. Как подкинутый какой-то сильной, но невидимой для глаз пружиной, он подскакивает со своей кровати и размахивая, от избытка чувств, руками, громко кричит в глубь хаты:

- Ба! Ба, ты слышишь?!  «Яблуко»… Ну, Костян и серый! Лета не знает!! Яблоко от груши отличить не может!!

«Не может»… Да как я его отличу через занавешенное покрывалом окно?! И откуда мне, в отличие от Мишки, знать расположение плодовых деревьев в саду его (не моей!) бабушки?! Нет, сразу, - «не может».
Торопыга ты, Мишка. Был…

*    * *
Там же, в Тальном, вечером первой и единственной в тот наш приезд пятницы, мы с Андреем, прихватив с собою какого-то его дальнего родственника, тоже студента, то ли геолога, то ли геодезиста, проходившего там практику и квартировавшего у бабушки Нины… А что? Он почти местный, из соседнего райцентра, Звенигородки. Так что неписанные правила и обычаи местной молодежи должен знать. Да и мы, рядом с ним, принимая во внимание его мягкое «г»-канье и проскальзывающие время от времени в речи украинизмы, вполне можем и за местных сойти. Если, конечно, сами будем помалкивать.

В общем, тем теплым, погожим пятничным вечером мы втроем отправились на танцы. Мишка даже не рыпался со своим вечным – «И я с вами!». «Мал ещё. Остаешься с бабушкой. Нас не ждите, ложитесь спать. Мы будем поздно».

Отбыв номер на первой паре быстрых танцев и присмотрев за это время в толпе девчат тех, которые нам приглянулись, мы стали их приглашать на медленные. Девчонки, естественно, были местные. Невысокие, темноглазые, с короткими прическами, которые, похоже, как раз были в Тальном в большой моде. В общем, нормальные девчонки. Весь вечер мы и протанцевали с ними, даже на быстрых формируя свой, небольшой кружок.

Видимо, и мы им приглянулись, потому как под окончание танцев они, пошушукавшись между собой, доложили нам: «Вас тут наши, местные пацаны, собрались бить». И после небольшой паузы добавили: «Но вы не бойтесь, мы вас до дома доведем такими тайными тропами, о которых мало какая собака в нашем городке знает».

- Да кто боится? Мы?! Девочки, разве мы похожи на героев картины известного русского художника «Дети, бегущие от грозы»?!

С другой стороны… Отказываться от предложения проводить, исходящего от таких симпатюль?! Нет, мы, конечно, глупые в своей самоуверенности молодые люди. Но – не до такой же степени!

И с танцев мы уже ушли вшестером. Нельзя сказать, чтобы наша компания сильно торопилась домой. И шли мы не плотной, сплоченной группой. Разбились на пары. Каждая из которых старалась держаться от иных на пусть и небольшом, но все-таки расстоянии, чтобы никто не мешал заниматься тем, чем хотели заниматься оба отколовшихся от основной толпы.

Вот так, неспешно, мы, какими-то проулками, двигались в сторону дома, время от времени останавливаясь, чтобы… Чтобы, скажем так: всмотреться в темное до черноты украинское небо, усыпанное неисчислимым количеством таинственно мерцающих звезд.
 
И когда нам оставалось пройти один небольшой сад, чтобы прямо за ним упереться в калитку бабушкиного дома… Вот тут все и началось. Из-тени плодовых деревьев выступили четыре, хорошо различимых в ночном сумраке фигуры. Нас здесь, зная, куда мы должны прийти по итогу, явно ждали. И за просто так отпускать не собирались.

«Расклад перед боем не наш. Но мы будем играть!». Когда знаешь, что драки – не избежать, правило первое – бей первым... От всей нашей расслабленности и благодушия не осталось и следа. Девчонок в момент, как ветром сдуло. Ну, а мы, сгуппировавшись – один по центру – впереди, двое по бокам и чуть сзади, бросились вперед.

Сказать, что «закипела суровая битва», было бы сильным преувеличением. Обычная уличная драка, в которой просто хочется достать, дотянуться кулаком до противника, но при этом, желательно, не дать ему дотянуться до тебя. Удар, уход в бок или назад. Шаг вперед, снова удар. Вот такой танец в ночи.

Правда, продолжался он, как потом оказалось, совсем недолго. Девчонки-то, молодцы. Они не убежали. Помчались к бабушкиному дому, стали стучать в окна и громкими криками: «Баб Нин, баб Нин! Там ваших парней убивают!!», - перебудили полквартала. Естественно, бабушка, не одеваясь, в одной ночной сорочке, подхватив во дворе какую-то увесистую палку, побежала на шум драки, в этот проходной сад. Мишка, естественно, понесся за ней.
 
Наши противники, увидев надвигающееся на них нечто в белом саване, с косой в руках, а за ним ещё какие-то силуэты (у страха глаза велики!), кинулись в рассыпную. Преследовать их у нас не было ни малейшего желания…

Давно это было. Но даже сейчас, вспоминая эту историю, я  вижу перед собой не только маленькую бабушкину кухню, слабо освещенную небольшой сороковаттной лампочкой, висящей где-то у самого потолка, нас, уже смывших с себя «кровь и пот» только что отшумевшей битвы и возбужденно обсуждающих её детали: кто кому, от кого и как сильно… Нет, это только фон. Визуальный и звуковой. Главное, что я вижу - это полные неподдельного восхищения глаза Мишки. Большей частью обращенные в сторону старшего брата, но и нам с Олегом… Тоже кое-что изредка перепадает от них: «Не испугались, не побежали. Трое. Против четверых»…

 *    * *
Вот уже десять лет, как нет с нами Мишки. Но, сколько буду жить, не забуду тот погожий сентябрьский денек, когда, проводив Андрея в Сыктывкар, на похороны, я возвращался из Череповца домой. Сильный боковой ветер срывал листья с придорожных деревьев и щедрой рукой бросал их багряно-золотым ковром под колеса моей «Шкоды».

А я смотрел на прозрачное в своей ранне-осенней голубизне небо с плывущими по нему нескончаемой вереницей белоснежными, чуть подретушированными серым снизу, от земли, облаками и думал: «Господи, красота-то какая! А Мишка… Неужели Мишка уже никогда… Никогда в жизни не увидит вот этой красоты?!».

Да, смерть, как правило, приходит неожиданно. И, не спрашивая нас, забирает куда-то в горние выси дорогих нашему сердцу людей. Но… Пока мы живы, мы помним их. А, может быть, и не только мы…

*    * *
Двадцать первого марта был Мишкин День рождения. Ему бы сейчас… Исполнилось пятьдесят пять. Всего-навсего пятьдесят пять.

24.03.2022 г., г. Петрозаводск