Это семейное

 - Павлик, проснись! Быстрее вставай!
Сквозь сон я увидел встревоженное лицо мамы надо мной, рядом с ней стоял заплаканный старший брат, на столе горел ночник. Я сел в кроватке, пытаясь понять куда мы так торопимся. Тут я услышал за дверью детской грохот и крики - отец сорвавшимся голосом выкрикивал резкие непонятные фразы, как команды для собаки, при этом на пол с грохотом летела посуда и мебель.
 - Возьми Серёжу за ручку, идите за мной. Только тихо, - мама приложила палец к своим губам и внимательно посмотрела нам с братом в глаза, убеждаясь поняли мы или нет.
Страх медленно начал просачиваться в мой сонный мозг и когда плачущий брат сжал мою руку, я тоже начал тихо хныкать. Мама прижала ухо к двери, выбирая подходящий момент и, скомандовав нам “пошли”, раскрыла дверь и через коридор бросилась ко входной двери. Мы в одних пижамах понеслись за ней, боясь отстать. Краем глаза я увидел отца. В одних трусах он стоял посреди кухни с вытянутыми перед собой руками, сжатыми в кулаки, лицо его было перекошено от злости, он кричал в сторону своих кулаков - “где остальные?” -  и, как мне показалось, весь он был перемазан собственной кровью.
Тогда я жутко перепугался и запричитал - “папа, папочка, что с ним?”
 - Не останавливайтесь! - кричала мама нам в след.

Мы выбежали в тёмный ночной двор и спрятались между двух припаркованных машин. Мама аккуратно прижала нас с братом к земле и, подав нам знак не шуметь, стала прислушиваться.
Кажется, папа не гнался за нами. Но от этого лично мне легче не становилось, мне было страшно оставить его одного на окровавленной кухне в таком состоянии.
 - Мама, что с папой? - шептал я сквозь слёзы.
Тихо, - со злостью шепнула мама, снова выставив перед нами указательный палец.
Мама выглядывала из-за бампера машины. Движения её были резкими, она напряжённо всматривалась в сторону подъезда, тут же резко вскакивала и, прислонив руку козырьком к глазам, смотрела в тёмное небо. Мне казалось, что на нас могут напасть со всех сторон. Я обнял хлюпающего брата и спрятал лицо на его груди. Брат и сам трясся от страха, хоть ему уже и было десять. Мы быстро замёрзли, ведь ночи в мае ещё не прогреты.

Я услышал звон разбитого стекла. Приподнявшись до капота машины, за которой мы сидели, я увидел как из светящегося окна нашей кухни на втором этаже свешивается по пояс на улицу папа и истошно кричит:
 - Убирайтесь из города, твари! Я вас найду, суки! Слышите! Вам конец! Вы не прорвётесь!
Стёкла сыпались со звоном на асфальт, в соседних окнах стали зажигать свет и сонные лица выглядывали на улицу, выискивая источник шума. Папа продолжал истошно кричать, а всё его лицо было вымазано кровью. Мне стало страшно от того, что отец высунулся так далеко из окна, что может вывалиться и разбиться, хоть и не так высоко. Мы плакали уже не стесняясь, в голос, а мама не смотрела на кричащего отца, она продолжала прислушиваться и озираться по сторонам.
 - Мама, мамочка, что происходит? Нам страшно!

Мы услышали сирены и двор осветился яркими мигалками. Папа не сопротивлялся, он охотно подставил руки для наручников, пытаясь отдышаться после тяжёлой борьбы, которую он вёл на кухне, отвечал на вопросы представителей власти и шарил дикими глазами по углам квартиры.
Когда его вели к машине, мы стояли у подъезда, укутавшись в пледы, принесённые соседями.
 - Папочка! - пропищал я.
Он повернулся на нас, улыбнулся и подмигнул маме. Она проводила его серьёзным взглядом.

Мы вернулись в квартиру, где всё было перевёрнуто. Складывалось впечатление, что тут случилась массовая драка - битая посуда, заваленные тумбочки и сорванные полки, оторванные обои, измазанный кровью линолеум. Мама включила нам с братом мультики на планшете. Когда мы с ним остались одни в комнате, а мама начала подметать осколки, я, как мог, спросил у брата, что произошло на самом деле. Язык глухонемых я знал пока что плохо, но понял, что брат уже успел позабыть, что что-то случилось, перестал бояться и плакать, и уверяет, что всё в порядке. Я посмотрел на него удивлённо - он полностью погрузился в мультик и, казалось, даже не вспоминал о том ужасе, который мы пережили буквально час назад.

В дверь позвонили, когда уже стало светлеть на улице - это была наша тётка, сестра отца. Она помогала маме затягивать оконную раму с выбитым стеклом пищевой плёнкой и тихо говорила:
 - Думаю стоит детям всё рассказать, они уже взрослые.
 - Нет, исключено! - отрезала мама.
 - Сколько можно скрывать? Один уже стал инвалидом, ты хочешь и младшего загубить?
Я понял, что они говорят про нас. Я посмотрел на ссутулившуюся фигуру брата, он искренне улыбался фиолетовой собачке, скачущей на экране.

Мама так ничего нам и не сказала. А через два дня вернулся папа. Он был бледный и сильно похудевший. Мама прыгнула ему на шею и они так долго стояли в прихожей, не разжимая крепких объятий. Я обнимал их в районе пояса, прижимаясь к ним обоим, мне хотелось утонуть, раствориться в родителях, я нуждался в их внимании и любви. Отец ласково погладил меня по голове и присел на корточки, наши глаза оказались совсем рядом.
 - Послушай, сын, чтобы ни произошло, помни - я всегда буду защищать вас.
 - Папа, а что произошло?
Он улыбнулся, ему понравилось, как я умею хитро выведывать секреты.
 - Пока что ничего страшного, сын. Но, ты должен быть на чеку и защищать брата. Понял?
Он прижал меня к себе и я почувствовал, как на его шее стучит пульс.

С того события прошло несколько месяцев, возможно, пол года. Всё стало как прежде, на кухне вставили новое стекло, переклеили оторванные обои и отмыли кровавые следы с мебели. Папа с мамой были полностью поглощены  друг другом, могли долго целоваться при нас, а потом запирались в спальне. Я, конечно, немного ревновал, мне хотелось родительского внимания, даже порою слегка хныкал, но всё же понимал. Мама в такие моменты не обнимала меня, не шла у меня на поводу, а просто с улыбкой подмигивала мне.

В один из дней я уже лёг в кроватку и, включив на столе ночник, начал засыпать, как вдруг в моей голове что-то застучало. Я резко сел. Прислушался. Стал сомневаться, но стук повторился снова и он был в моей голове, а ни где-либо в комнате. Брат крепко спал. Я заткнул свои уши и стал прислушиваться. Сначала было неразборчивое бубнение, постепенно перерастающее в целый хор голосов. Они бормотали незнакомые слова и скреблись внутри меня, пытаясь открыть какую-то дверь. Речь была не человеческой, я сначала слышал бульканье, похожее на то, как я полоскаю горло при ангине, но потом я стал понимать и различать их фразы - они кричали мне “впусти нас, открой нам”, а ещё рядом кто-то тараторил “когда видишь милосердие сосоредоточенное в чистом лиловом полупрозрачном перевёртыше ты перестаёшь быть ты не цепляешься”.

Как же мне стало страшно в этот момент - сложно передать. Но я, разрываемый изнутри этими чудовищными голосами, головой открыл дверь в родительскую спальню, повалился к ним в ноги и закричал:
 - Они здесь! Они снова пришли!
Родители были голые, но не стали одеваться, а прижали меня, рыдающего, к себе, крепко обняли, папа целовал меня в голову, а у мамы, я почувствовал, из глаз потекли слёзы.
 - Они не прорвутся, сынок, держи их, - прошептал папа, стискивая меня в объятиях.