По натянутой струне Гл 18. Разрыв

Глава 18. Разрыв

…Почему пошел прямо, а не повернул налево, где через каких-то километр – полтора вагончик, в котором он живет со своей семьей, не думал. Просто шел ни о чем не думая и все. Да, да, а что говорить, столько за последнее время передумал, что хоть роман пиши из тех мыслей. И зачитались бы люди ими, в которых он сам себя совестливо критиковал, развязывая узлы разной сложности. Нет не морские, и не змеиные с рыбацкими, а психологические, переполненные мыслями о своих поступках, и тех, которые еще не совершил.

Уперся Готлиб в бывший склад, который в прошлом году они с работниками ЛПУ переоборудовали в спортивный комплекс из двух игровых залов, для футбола, волейбола, баскетбола, настольного тенниса. Подумать только, люди вкалывают, но сидят без зарплаты, получая время от времени крохотные авансы, и вместо того, чтобы поднять бучу, как шахтеры, продолжают работать, веря в хорошее будущее, проводя соревнования…

Объявление о товарищеском матче по мини-футболу между работниками ЛПУ и транспортным предприятием было хорошо освещено фонарем. Прочитав его, невольно встряхнул головой. Подумать только, ведь сам пробивал это мероприятие, выпрашивал время у заместителя начальника ЛПУ, чтобы на два часа – нужные для соревнования, прервать в спортзале тренировки.

За себя ответственной поставил химика-лаборанта Наталью Светлову, профгруппорга службы энерговодоснабжения. И не просто, а в которую месяц назад, нет – уже два, как влюбился. И не только как Шекспировский Гамлет в Офелию, которых образы они играли на сцене, а по-настоящему.

Открыв дверь в спорткомплекс, не снимая с себя верхней одежды, прошел в игровой зал, бушующий криками болельщиков, и тут же был отмечен ударом мяча в колено.
- Извините, - сказал ему подбежавший вплотную футболист, и показав Готлибу, где скамейки для зрителей, схватил мяч и ударил по нему, поддерживаемый криками болельщиков.

Готлиб пошел вдоль зала, прикрытого от игрового поля сеткой, и присел на первый свободный стул среди болельщиков. Теперь нужно разобраться, какая команда играет в белых спортивных костюмах, какая в синих.

- Наши в синей форме, - от знакомого шепота в ухо, Готлиб невольно отдернулся, и не выдержав, оглянувшись, чуть не охнул от удивления. Перед ним сидела та самая Наталья, о которой он пытается уже какой раз забыть, вычеркнув ее из памяти.

- Спасибо, Наташенька, а сколько еще играть будут? – спросил он.

- Через минуту закончат. Наши выигрывают со счетом четыре-два, так что поздравляю вас с этой победой…

Счет не изменился, и болельщики из зала побежали на игровое поле поздравлять победителей…

Готлиб взяв под ручку Наталью, пошли в сторону набережной реки Казым. Воздух, хоть и морозный, но воспринимался спокойно, и все потому, что ветер успокоился.

- Готлиб, неужели все изменилось у нас? – перегнав его и развернувшись к нему лицом, спросила Наталья.

- У вас же отношения…

- Мы уже об этом с тобою говорили. Дерзкий он и жестокий, у нас нет больше с ним никаких отношений.

- Да, да… - опустил глаза Готлиб и молчал.

- А у нас с тобою, они есть - отношения? – Не давая Майлеру сделать шага, Наталья смотрела в его глаза.

- Я, - и невольно глотнув в себя много воздуха, чувствуя мощный холодный компресс от него у себя в глотке, Готлиб, не дыша смотрел в эти огромные глаза Натальи. – Милая, - наконец он выдавил из себя это долгожданное слово, и больше ничего не сказав, сжав ее своими руками, начал безудержно целовать ее глаза, лицо.

Сколько это происходило он не знал, как и она. А только, может быть фонарь, если у него есть что-то живое вместе с любопытством.

- Пойдем ко мне?

Вопрос или предложение от Натальи прозвучало так неожиданно, что он и не готов был сразу на него ответить.

- Нет, нет, я сегодня к этому еще не готов. Нет, нет, Наташенька, - и сделав неловкое движение, похожее на толчок, он сделал несколько шагов назад и, развернувшись, быстрым шагом пошел в поселок.

- Готлиб, Готлиб…

Нет, нет, он не слышал ее. Нет! Он ее не слышал. Этому мешали слезы, сдавленные до боли кулаки. Он шел все быстрее и быстрее, может, даже бежал…
Нет, он не знал ни только сейчас, что ему делать, а вообще в далеком завтра, послезавтра, в наступающем феврале.

Ноги сами перешли с быстрого шага в бег… Мысли, сузившиеся всего в несколько слов: «Что делать?», через некоторое время сменились в «Так нельзя, нет».

…И даже не заметил, как оказался дома.

Обнимая сына и дочь, что-то в ответ говоря жене.

Даже не заметил, как съел большую порцию макарон по флотских и, сказав жене, чтобы не трогала его до завтрашнего обеда, провалился в глубокий сон.