Исповедь Из книги Над синевой во мгле

Одно из самых обычных заблуждений
состоит в том, чтобы считать людей
добрыми, злыми, глупыми, умными.
Человек течёт... и в нём есть все
возможности: был глуп — стал мудр,
был зол — стал добр и наоборот.
В этом величие Человека.
И от этого нельзя судить человека.
Ты осудил, а он уже другой.
Лев Толстой

Прошло пять лет…
Это было время сбора урожая своих трудов. Компания процветала и планомерно двигалась по накатанным рельсам. Наступили времена, когда выбранные вещи на кассе упаковывались в пакеты и Инга чувствовала удовлетворение оттого, что она не испытывает мучительного напряжения финансовых провалов, а просто выбирает и покупает, без судорожной оглядки в кошелёк. И не потому, что она нашла клад, а потому, что она уверовала в то, что в её жизни больше не будет гнилых лестниц и серо-чёрных тонов.
Семья каждый год в январе уезжала в Таиланд на целый месяц. Инга и Глеб увлеклись подводным плаванием. Летом они уезжали на Алтай на своей машине с прицепом под квадрциклы, обновлялись энергией Каракульских озёр и природы Горного Алтая.
Выходные, праздники и дни рождения проводили в кругу семьи и друзей. Инга готовила сценарии и конкурсы. Было всегда весело и незабываемо интересно.
По следам путешествий и времяпрепровождений Инга занималась вёрсткой фильмов, которые с огромным интересом просматривались в тесном кругу.
Семья жила в семье!
Однажды утром Инга проснулась и стала вспоминать сон. Она бежит по красивому цветочному лугу, а навстречу ей Вера, которую она не встречала уже более шести лет. Инга видела пару раз Веру в компании каких-то забулдыг, неопрятную, с грязными волосами. Вид Веры душу раздирал.
А во сне бежит к ней Вера в белом платье — красивая, сияющая…
— Вера, мы где?
Всё вокруг так божественно красиво. Краски неземные — небо лазурно-синее, яркая радуга и золотистые лучи солнца! И цветы! Какие красивые цветы!
— Вера, ты умерла?
А Вера отвечает:
— Да, я умерла. Тогда, когда ты видела меня у дороги с этими гадами, упырями-присосками. Вот тогда я и умерла.
Инга села на кровати и почувствовала, как она покрылась потом. Прошло уже столько времени, а она не могла забыть Веру. Инга рассказала сон Глебу.
— Глеб, я её видела такой красивой.
— Инга, забудь. Вера не в твоём Мире, она в своём Мире. Наш мир раздражает её мозг, и она пытается от него отгородиться. А как пытается? Ты знаешь. Больные алкоголизмом гордятся своими мозгами — их никто не может победить. Они упиваются тем, что никакое лечение не помогает, потому что ЭТО в их заумной голове. Мне известен их сценарий на ход, а может, и на два вперёд.
— Глеб, есть талантливые люди, которые психически неуравновешенные и, того хуже, больны. С ними не всегда комфортно — они раздражительны и тяжелы в общении. Талант стоит дорого. А Вера — талантливая!
— Инга, прошу тебя, давай на этом остановимся. Я люблю тебя, и ТЫ у меня самая талантливая! Ну а сон — это же сон! — Глеб поцеловал жену, и они, попив кофе, уехали на работу.
После обеда Инга отправилась в супермаркет для генеральной закупки продуктов и уже оттуда сразу поехала домой. По дороге вспомнила, что забыла купить лимоны, и решила заехать в магазин-шкатулку к Зое.
Зоя была, как всегда, приветлива и выбрала для своей VIP-клиентки лимоны с тонкой корочкой.
— Спасибо, Зоечка! Извини, спешу, как-нибудь забегу на неделе.
— Да-а-а. Ты только обещаешь. Как дети?
— Павел учится в колледже. Дмитрий в пятом классе, а Пётр в первый готовится. Время неумолимо бежит. Только зеркало и дети напоминают о возрасте.
— И ещё лестница, — добавила Зоя вслед убегавшей Инге.
Открывая дверь, Инга нос к носу встретилась с интересной дамой в возрасте около сорока лет.
Инга приостановилась. Дама была одета в дорогой, не самопальный костюм, что могла определить Инга с первого взгляда, и в руках держала сумку из натуральной кожи в цвет туфель, по последнему слову моды. Шёл 2010-й год.
— Инга! — обратилась к ней дама.
Инга остановилась. Дама, на которую она обратила внимание, знает меня?! Голос дамы вернул Ингу в события давних лет.
— Вера-а! — не могла отойти от приятного шока Инга и сразу вспомнила сон.
— Да, это я. Здравствуй, Инга!
Инга смотрела на женщину, назвавшую себя Верой. ТОЙ Верой, из ТОЙ жизни, облик которой после последней встречи она запомнила на всю жизнь. Она встретила Веру здесь, на этом же месте, выходя из магазина. Вид у неё был брезгливо-отталкивающий — грязные волосы, свисающие склизкими прядями на лицо, и ничего не выражающие, размытые глаза, взгляд — униженный и жалкий. Тогда она стояла перед Ингой в мужской помятой рубашке и резиновых сапогах. Этот образ долгие годы не давал Инге покоя.
— Инга! Ты не узнала меня? — голос Веры звучал как прежде, когда она ещё не совсем потеряла человеческий облик.
Сейчас на том же месте перед Ингой стояла женщина с приятной улыбкой и уверенным, но вместе с тем мягким выражением глаз. Взгляд, голос, лицо говорили о том, что перед ней стояла совсем не прежняя Вера, а другая — красивая, обеспеченная и уверенная в себе Вера. Стояла загадка в красивой лучезарной обёртке.
— Вера! Боже мой! Этого не может быть!
— Может!
— Как ты? Откуда? Пойдём ко мне, и ты мне всё расскажешь.
Вера очень ждала встречи с Ингой. Ждала, но боялась обнаружиться первой. И сейчас Вера, так и не зайдя в магазин, развернулась и села в машину к Инге.
Дом Инги поразил её. Из маленьких двух комнат и кухоньки вырос солидный коттедж с огромным залом, четырьмя спальнями на втором этаже, роскошным бассейном, сауной и зоной барбекю. Во дворе — гараж на две машины и пруд между красивых сосен и пихт.
— Мы, вообще, не ошиблись адресом? — шутливо спросила Вера.
— Это комплимент?
— Судя по тому, что комплименты женщине повышают производительность, значит, ты их ешь, пьёшь и спать с ними ложишься, — продолжала шутить Вера.
— Да-а-а, жизнь идёт, всё меняется, — поддержала тему Инга, подавая кофе.
— Ох! Узнаваемый аромат! Горьковато-сладкий! Как я соскучилась по твоему кофе, — и, наслаждаясь напитком, Вера настраивалась на исповедь.
— Инга, я помню и никогда не забуду, сколько раз ты меня хотела спасти. Верила в меня. И сколько раз я тебя подводила, предавала. Но это была не я — это был мой искалеченный разум. Тёмные силы захватили мои мозги в свои тиски, и надежда на возможность высвободиться была только в мощном толчке такой же силы, но более мерзкой и отвратной.
Вера начала свою ИСПОВЕДЬ:
— Опустившись на дно затуманенного рассудка и болезненных пониманий, я уже не принадлежала себе. Я умерла. Алкоголь убил меня. И у меня уже не было ответа на вопросы: «Что такое слабость? Что такое бессилие?»
Я не буду тебе рассказывать, что от неоднократных кодировок, гипноза и всякого маркетингового пагубного мусора я оказалась над пропастью во мгле. Ты, Инга, свидетель моих превращений ИЗ человека в НЕ человека.
По лицу Веры побежали судороги, глаз задёргался, руки сжались между собой крабом. Инга почувствовала, что исповедь Веры сильно тяжела для самой Веры.
— Это случилось в Страстную пятницу — самый скорбный день в году, когда Иисус Христос был распят и умер на кресте. Я, пьяная, лежала на обочине и очнулась оттого, что пятеро отморозков, окружив меня, с издевательскими выкриками стали мочиться прямо на меня. Струи вонючей, горячей мужской мочи попадали мне в глаза, рот… в меня… Они ссали на меня.
Говорила Вера, и голос её дрожал. Инга почувствовала, как у неё стали шевелиться волосы, по коже побежали мурашки, и от волнения её стало подташнивать. Перед ней сидела красивая, эффектная женщина, и невозможно представить, что это она рассказывает о себе.
— Я не помню, как пришла домой и, одетая, встала под душ. Стала мыться, мыться, мыться, будто меня окунули в склизкие вонючие помои. Я сняла вещи и продолжала мыться. Меня начало рвать. Тошнота и рвота выворачивали внутренности. Я села на пол и сидела, пока от нечисти не осталось следа. Потом, не помня, как, я доползла до постели и отключилась. Не знаю, сколько проспала, но проснулась от сильного сердцебиения. Я знала, что это может быть концом. Надо выпить 50 грамм водки, даже скорая, в этих случаях, даёт разбавленный спирт.
ЧТО произошло в моей голове? Но, как только я подумала об алкоголе, меня опять начало тошнить. Я нашла твои травы, которые ты мне приносила, пытаясь вытащить меня из запоя, и заварила себе чай. Выпив травяной отвар, я уснула. Проснулась вся в поту. Стала мерить температуру — 38.5.
Меня трясло неделю, я бредила, потела, но температура не снижалась. Меня опять стало трясти, я подумала: «А вдруг не поможет. И это конец».
И какой-то внутренний голос, по старой памяти, говорил: «Выпей водочки, и всё пройдёт…» НЕТ!!! Только не водка, лучше смерть, чем такая жизнь!
Страх за разрушение моих мыслей и чувств сковал меня, и, чтобы не разорвать связь своего разума с Разумом Высшим, я повторяла: «Я должна победить. Победить! Всё будет хорошо. Боже, дай мне силы!»
Были моменты, когда я обводила взглядом комнату и представляла, что меня найдут в этом гадюшнике неживой, и в довесок — на полочке в шкафу мой красный диплом.
Но… исчадие АДА, которое унизило, отняло разум и превратило в животное, выплюнуло меня. Я пошла на поправку. Температура упала, а сильная слабость не проходила, будто через центрифугу пропустили.
Я продолжала пить твой спасительный чай и мало-помалу начинала вставать.
Настроение, которое преследовало меня годы: агрессия, подозрительность, склонность жалеть саму себя, чувство одиночества и тоски, — отступило. Страх того, что принесёт мне предстоящий день, — отступил. Чувство неполноценности уступило место той полочке, где лежал мой красный диплом. Я возвращалась к жизни.
Почувствовав себя более-менее нормально, я пошла к Зое.
Только переступила порог, Зоя как закричит: «Верка, даже не проси. Ничего не дам! Продавать тебе уже нечего, всё, что было, уже пропила».
Но её реплика меня не спугнула. Унизительная реплика пролетела мимо, не задев меня ни запятой, ни даже грозным восклицательным знаком. Да и Зоя была права, я действительно продала почти всё, но, как и когда — не помнила.
Я подошла к прилавку и, глядя ей в глаза, спросила: «Зоя, я тебе, наверно, должна? Я не помню».
Зоя на меня смотрела, не скрывая удивления, спросила: «Вер, что с тобой? Ты какая-то не такая? Похудела, что ли?»
Я серьёзно ответила: «Зоя, ты не волнуйся, я тебе всё верну или отработаю, сошью что пожелаешь».
Зоя прониклась и спросила: «А что тебе надо? Сразу предупреждаю — водки не дам!»
«Да мне водки и не надо. Мне порошок, мыло, зубную пасту и кое-что из продуктов — кашу геркулесовую, масло, хлеб и кефир».
Как только Зоя услышала список, обрадовалась, будто ей мумиё принесли — настоящее, которое она ищет, да не может найти.
Ну вот, собственно, и всё. Я привела квартиру в порядок. Отдраила, отчистила, отмыла.
Тонну бутылок вынесла. Пять пакетов мусора. Перестирала шторы и скатерть, которые ты мне подарила. Погладила. Полупустая, но чистая комната обновилась и задышала.
На моё счастье, швейная машинка стояла под столом, её сберегли неведомые силы защиты. Я нашла старые шторы из плотной хорошей ткани и сшила Зое красивую стильную юбку с жакетом. Увидев комплект, она мне поверила и открыла кредит под продукты, пока я зарабатывать не стала. Но я уже через две недели с ней рассчиталась.
Не знаю, что произошло, но я даже запах спиртного не могу переносить. Пройдя этот позорный путь, я обрела счастье!
В комнате повисла щемящая тишина. Вибрация чувств в воздухе убеждала — произошло ТО, что не зависит ни от нас, ни от времени, ни от убеждений. Случившееся сохраняло глубокое чувство тайны.
«Верить и благодарить! Молиться и верить!»
Помолчав, Вера заключила свою историю:
— А рассказала я свою исповедь только потому, что верю тебе и этим хочу доказать тебе, Инга, свою преданность.
Инга улыбнулась и спросила:
— А давай ещё кофе с тортиком?
— А давай! — поддержала Вера и достала из сумки бутылку воды.
Инга удивилась.
— Вера, а у нас хорошая очищенная вода из артезианского колодца.
— А-а-а… Это по привычке. В тот день, после которого я не вернулась, меня Клава угостила соком. Я не знаю, что произошло, но я еле-еле добежала до магазина, купила водку — и домой. Ну и всё началось… Экспертизы сока не было, можно только догадки строить, добавила ли Клавдия в сок водку. Но сейчас я даже не знаю, ругать или благодарить Клавдию. Могу сказать только одно: обиды не держу ни на кого. Это меня и спасает.
Инга молчала. В рассказе Веры чувствовалось тяжёлое, страдающее дыхание.
Вера всегда вызывала чувство уважения и притягивала теплом и человечностью, несмотря на то, что была резка и излишне откровенна. А Клавдия, к поведению которой трудно придраться, всегда вежлива и учтива. Но пакостна и холодна. Впечатление, что она следит за своим поведением с усилием, — скрыть скрываемое.
«Если у человека нет никаких недостатков, значит, есть один, но большой. Это о Клаве. Как она могла так поступить с Верой? Сознательно навредить в угоду своему самолюбию», — Инга остановила бушующий ураган мыслей и с усилием перевела разговор в спокойное русло, дабы не окунуться в бабские пересуды.
— Вера, ты победила! Это награда Всевышнего! О Клаве забудь, ей тебя никогда не понять. Место прогнётся, а такие, как Клава, останутся. На нашем жизненном пути встречаются разные люди: одни удержат от пропасти, другие руку подадут и спасут, но есть и такие, которые подтолкнут в пропасть и руки не подадут. А жизнь продолжается, и к ситуации надо относиться философски, как ты, — ни на кого не держать обиды! В конце концов, мы сами участники любой сложившейся с нами ситуации. Так чем ты сейчас занимаешься? — спросила Инга.
— Я шью шторы, скатерти и чехлы на стулья для VIP-залов. Попала в струю, на отсутствие заказов не жалуюсь.
— В тендерах участвуешь?
— Безусловно. Ну, если ты помнишь, я окончила наш НГУ, экономический факультет, мне несложно и в удовольствие.
— Есть работники?
— Ну конечно. Семь швей и бухгалтер.
— А как компания называется?
— «Белый Фламинго».
— «Белый фламинго»? Твои наборы с вензелями W F.
— ДА! — с гордостью ответила Вера.
— Ну всё понятно. Наслышана. Молодец. Женщина-легенда! Я горжусь тобой!
— Инга, дорогая, спасибо тебе за всё. Но мне надо бежать. Я тебе позвоню. Ты подготовь Глеба, чтобы он не препятствовал нашим встречам.
— Могла бы не предупреждать. Всё будет о ‘Кей! — и на этом они распрощались.
Вера упорхнула, оставив после себя шлейф французских духов.
А Инга ещё долго сидела в неподвижной позе, приходя в себя от выцветших и отверделых воспоминаний.