Встреча с хозяином...

      Стреноженные кони всхрапывали в темноте, гулко топоча копытами в ночи. Два чубатых деда и пяток мальцов сидели кругом у костра... Языки огня перекликаются друг с другом, смешиваются и соревнуются, кто больше в воздух выбросит пламени... И если один вдруг взвивался выше других, то озорничая, озарял поляну вокруг костра. Под эту музыку огня неспешно, с расстановкой, узрев в нас благодарных слушателей, дед Матвей завел свой очередной рассказ: 
– Сема! Ты ж помнишь сколько раньше в наших лесах зверюг разных бегало, это ж прорва голимая. А сейчас бурундучка встретишь и то радость. А раньше… Эх, да чо там говорить… Поизвели живность лесную, ничегошеньки не осталося…
      Однова возвращался я из Язовки на хутор. Напрямки если шагать, то верст десять, а то и более сократишь. Да и приятней по травке лесной идтить… Ну так вот иду я и духом вольным лесным, духмяным наслаждаюся и чет вдруг притомился. Красота-то она красота, а как по балкАм и буеракам, да по колючкам лесным прошкандыбаешь верст пяток, так тут любой устамши станет. 
      Дай-ка, думаю, передохну малость, а тут и на полянку выбрел... На ней пяток штук стожков сена стоит, да скирда. Всякую насекомую я не очень уважаю, а потому и решил на скирду залезть… У меня ведь как? Сказано – сделано... Нашел слегу (длинная жердь) попрочнее, да и обосновался на вершинке, как орел кавказский… Достал из оклунка шмат сала, горбушку хлеба, луковичку, запить кое-чего, гм... кха... Ну и перекусил маненько. Сытый живот он ведь на организму как действует – сразу на сон шибает. Запивка тоже дреме содействует, она у меня ядреная на кедровых орешках, очищэнная, прозрачная как слеза девки опосля первой брачной ночи…  Гм... кха...  Чот не туда я завернул. Ну да ладно. Вот значится от запивки, да закуски и сморило меня… Солнышко еще высОко,  дай думаю отдохну маненько... 
      Отодвинулся я от края скирды, чтоб наземь ненароком не брякнуться, разгреб ее вершинку, соорудил себе подходящее гнездовище, залез в него, прикрылся сверху от мошки немалой охапкой сенца пахучего и задремал… 
      Сплю и слышу сквозь сон, навроде как волчий вой, думал показалось. Хотел было глянуть, чго это такое деется в окрестностях моего обиталища, но пока раздумывал – услыхал, как кто-то лезет ко мне по слеге. Дальше чую, как на край скирды, совсем рядышком со мной, плюхнулось на сено что-то чяжелое. Я кумекаю – никак еще один постоялец заявился… Пробуравил амбразурку в сене и чудок форму содержанием не замарал… Хозяин леса - медведь ко мне соседушкой прискребся, язви его!!! Не так чтобы в годах, молоденький, но такой, что лапочкой даст разок и пойдет из меня дух гулять на волюшку вольную с приплясом. 
      Слышу, а внизу-то тоже шум и подвыванье волчье слыхать. Чуток глаза скосил вниз, а там стая волчья скирду обступила и ажник заходится, подвывает! Ну, думаю, все – попал в окружению. Стелите гроб, я спать пришел… 
      Молоденький мишка оказался шутником. Шебутной, язви его, прям как я в молодости. Стал он дразнить своих супостатов... Гребанет лапой клок сена и вниз на волчьи бошки бросит... Сам ворчит довольный, вроде смеётся, а волки, там внизу, с азартом шарпают его «подаруночки». Но кому шутки-хаханьки, а кому – слезки-страханьки... Топтыгин, клята его душа, с радостной злостью сбросив несколько охапок с самого краюшку скирды, стал подгребаться к моей головушке горемычной. Шутник, твою мать, гм... кхм... 
      Чую, еще два-три хапка и мишка долбанет меня по башке седой, да и сверезит к волкам на растерзанию. Бегсти то некуда, я ж не летун пернатый, а казак конятый... Но меня – вояку старого, так просто не возьмешь. Уперся это я руками в пол своего гнездовища, кое-как приспособился, и как только Мишка начал разворачиваться за очередным оберемком сена, изо всех сил ковырнул обоими ногами его со скирды. На вроде как жеребец лягнулся… 
      Тот, весь в сене и трухе, свалился, как черт в курятник, в самую гущу волчьей стаи. С переполоху, волки, изначаль, брызганули в стороны, но потом, увидев совсем близко желанную добычу, ринулись к нему. Мишка, однако, был уже на ногах. Рявкнул баском, врезал одному-другому по мордасам и дал деру. Волчья стая с воем и гвалтом покатилась по дороге вдогон… 
      Сижу я значится и мерекаю: медведь конечно молодой, пацан еще, но он и есть медведь – хозяин леса, зверюга с понятием… От волков дурных отобьется и возвернется к скирде глянуть, кто это его с верхотуры на землю пинком под зад сверезил, да отмстить обидчику возжелает… А может, и не вернется: кто знает, какая у него думка… Да только береженого Бог бережет, а дурня и в церкви бьют… Так что лучше здеся не засиживаться. Взял я ноги в руки, да оставшиеся версты до станицы проскакал таким лихим аллюром, что жеребца – чемпиона завидки бы взяли. Тут уж не до буераков и колючек было… Агафьюшка потом с неделю с одёжы репьи очищала, да в бане из меня колючки боярки да шиповника выковыривала… Утыкан я имя был лучшей ёжика лесного, ажник в паху торчали. А може Агафья придуривалась и делала вид, что из паха колючки выковыривает, чтоб красотой моей мужчинской полюбоваться... Гм... Кха... 
      Чот изнова не туды завернул... В обчем долгонько наверное потом этому супостату – мишке в лесу икалося от моих слов "ласковых" про него... Чтоб пусто ему было... 
      Дед Матвей довольный хохотом дружка Семы и интересом ребятишек, достал из костра уголёк, прикурил махру в огромной козьей ножке и смачно, со всхлипом затянулся горьким дымом. Лошади, по-прежнему, с хрустом рвали зубами сочную луговую траву, а мы с нетерпением ждали очередных интересных рассказов от старых казаков...