Зернышко

Жила-была деревня. Хуже трудно отыскать. Что ни дом – хибара, что ни двор – свалка. Крыши дырявые – звезды сосчитать можно, стенки покосившиеся – на подпорках стоят, окна без стекол – мыльными пузырями затянуты, а вместо дверей – одеяла.
Хозяйство – внешнему облику подстатью – тоже никудышное было: коровы не доились, куры не неслись, пшеница саму себя уродить не могла, а лошади ослабли настолько, что пустую телегу сдвинуть с места были не состоянии.
Одевались жители деревни той, кто во что горазд. В иных селениях пугало на огороде выглядит лучше. Мужика-бабу-ребенка друг от друга отличить было невозможно. На теле рвань, на голове вместо шапок мешки, а ноги в лопухи обернуты. В амбарах и сараях жителей деревни той, окромя гнилой соломы, ничего другого больше не хранилось. Чем питались – одному Богу известно! Последняя крыса сбежала от них ещё несколько лет назад.
Оттого жители деревни этой, вследствие крайней своей бедности, целыми днями ничего не делали, а только вздыхали и горевали, рассказывая друг другу, как им тяжело живется
Казалось, что сложившееся положение никто и никогда уже изменить не сможет.
Но дошел до людей тех слух: мол, ходит-бродит по земле старик странной наружности: волосы у него черные, а борода седая, один глаз смотрит, другой прищуривается, зубы как у молодого жемчугом горят, а на обе ноги хромает - с палочкой передвигается. Заходит старик этот в разные деревни и села, долго высматривает, как у кого жизнь устроена, и каждый раз недовольным остается. Головой покачает и предлагает людям:
- А не хотите, честной народ, обмен произвести: я вам жизнь сытую, богатую, а вы мне – ничто!
В ответ смеялись над ним люди:
- Старичок, видать, совсем с ума спятил, не понимает, что говорит – и гнали его в шею. Следом мальчишки бежали, нехорошими словами обзывались и камнями старика закидывали.
Но дедушка обид не помнил, претензий ни к кому не высказывал, знай себе улыбался, поклоны до земли отпускал и брёл в другое место, где его, впрочем, тот же самый прием ждал.
Ни в одном селении странного старика выслушать не захотели.
Совсем иначе отнесли к слухам о странном дедушке жители захудалой деревни. Терять-то им было нечего – вся жизнь и так наперекосяк шла, на ладан дышала, а тут кто-то обещал жизнь сытую, богатую и при этом - ничего взамен не просил.
Решили они старика того разыскать. Отправили во все стороны гонцов и целый месяц каждого встречного - поперечного расспрашивали: а не видал ли кто того дедушку. Искали, искали, но найти так и не могли. Уже было отчаялись, когда старик явился в село сам. Незамеченным прошёл в самый центр и объявил:
- Меняю благополучие на ничто!
С ним тут же все согласились. Даже уточнять не стали, что он под словом ничто имеет в виду. Ведь всем ясно было: дедушка глупенький, настоящей цены товару не знает, такого даже обманывать не придется – сам все отдаст.
Удивился дедушка, что его больше ни о чем не расспрашивают и на всякий случай уточнил:
- Ничто, это то, что вам ничего стоить не будет. Что вы за просто так получите.
- Знаем, не маленькие, - перебили его в нетерпении. – Хватит, старый, зря время терять, тащи скорее сюда наше благополучие, а то мы устали уже ждать.
Усмехнулся дедушка, но спорить не стал. Достал из-за пазухи небольшой мешочек и сказал:
- Вот оно – благополучие ваше. В этом мешочке особые зернышки упрятаны, волшебные. Каждое из них способно сто других родить. Только их правильно посадить суметь надо.
Расстроились сильно жители деревни той из-за слов этих. Не о таком благополучие мечтали они. Им хотелось своё благополучие сразу, полностью и задарма получить, и чтобы при этом трудиться и сильно напрягаться не пришлось. А тут, получалось, от них какая-то там работа ещё требовалось.
Но прогонять дедушку не спешили. А вдруг его зёрнышки и взаправду волшебные – бывают же чудеса на свете! - а он, чего доброго, пойдёт с ними в соседнюю деревню, и те возьми  да и разбогатей с помощью его зёрнышек! Такого допустить они никак не могли.
- Ладно, дед, черт с тобой! Согласны мы. Так и быть: тащи сюда свои зернышки, а «за ничто» как-нибудь потом приходи.
Только старик мешочек им протянул – выхватили его у него, и давай между собой тягать. Каждому хотелось благополучием одному владеть.
- Погодите! – пытался урезонить их старик – До конца дослушайте. Зернышки эти кабы как сеять не следует. Вам их секрет знать надо. Одно зернышко сто других родить может, только если его сеятель целый за год до этого ни одного дурного поступка не совершил. И тогда уже, кто бы ни сеял, всегда сто от одного получать будете!
Но кто старика того слушал! Крик поднялся такой, что последнее стекло в деревне из окна вылетело и разбилось. Когда же слова кончились – кулаки в ход пошли.
Нечего больше было старику в деревне этой делать. Поднялся он, шагнул - и в тот же миг исчез. Никто спасибо даже сказать ему не успел.
Три дня и три ночи спорили люди. Синяков и увечий понаставляли друг другу немало, обид и оскорблений нанесли и того больше, а на четвертый день, когда выдохлись и последние силы кончились -  договорились.
Решено было каждому дому выдать по одному зернышку, и пусть мужики его посеют. А осенью сосчитать, и у кого урожай  окажется самым большим, тому и доверить дальнейший сев.
Для этих целей нашли поле, самое лучшее и плодовитое в округе, и поделили его на участки. Мужики тут же принялись свои наделы огораживать. Заборы возвели такие, что у иных дома выглядят хуже.
По весне вышли сеять - смешно сказать: одно единственное зернышко сажать! Посадили и принялись посевы свои стеречь, ибо стоило кому куда отлучиться, его зернышко тут же, со всеми червяками вокруг, выкапывали и на свой участок пересаживали.
Быстро лето прошло. Поднялись колосья, каких здесь видеть не видели: высокие, крепкие, тяжелые. Обрадовались мужики, руки потирать стали, будущие барыши подсчитывать. Кое-кто даже под это дело умудрился большие деньги занять.
Приступили к жатве. Срезали колосья – каждый свой - и понесли их в деревенский амбар - пересчитывать.
Пересчитали и великое разочарование испытали. Почти все колосья пустыми оказались. Пять, десять, максимум пятнадцать зернышек в каждом колоске обнаружилось. Какие там сто! Никто даже близко к обещанному  уровню не приблизился.
Опечалились мужики. Все грехи свои вспомнили: как пили, как били, бездельничали, жульничали, воровали и над женами своим издевались.
Непригодными оказались мужики волшебные зернышки сеять. С горя тут же всем селом в запой ушли. Только к следующей весне и вышли. Новый сев пора начинать, а кому его доверить – неясно.
Решили баб послать. Кому как не им положение спасать! Бабы целыми днями только тем и занимаются, что убирают, стирают, готовят, воду носят, траву косят, детишек непутевых воспитывают и за скотиной ухаживают. Да еще мужу-извергу угождают! И при этом каждый норовить их обидеть, унизить и бока намять!
Нет судьбы печальнее на свете, чем бабья! Если уж у них ничего не получится, тогда пиши пропало - никто уже точно ничего изменить не сможет!
Вышли бабы в поле. Быстро свои зернышки посадили и принялись рядом с ними жить. Все остальные дела забросили. Результаты не замедлили сказаться: дома грязью поросли, скотина от бескормицы по окрестным лесам разбежалась, дети одичали настолько, что по-звериному выть начали, а мужики от постоянного одиночества и тоски в беспробудное пьянство впали. Впрочем, они бы и без этого повода с утра и до вечера не просыхали.
Зато к осени…
В два раза выше и в четыре тяжелее уродились колосья. Большим праздником повеяло.
- Ну, - вздохнули облегченно жители деревни. - Наконец-то за все несчастья и беды наши нам компенсация выйдет!
Но зря надеялись.
Достали зернышки – и прослезились! У кого двадцать, у кого тридцать, сорок, даже сорок пять.  Но чтобы сто – ни у кого!
В голос бабы. А что вы хотели? Кто сплетничал, завидовал, оговаривал, в соседское тесто стекло точеное подсыпал? Вот вам и благополучие!
Уныние охватило деревню. Зернышек всего на один сев осталось, а кто совершит его – непонятно. Ведь, окромя ребятишек малых, все остальные уже пробовали.
Делать нечего – надо несмышлёных детишек посылать. Авось они, в силу своего нежного возраста, настоящих грехов еще натворить не успели. К тому же, каждый знает: детский грех не грех, а – шалость. За такое даже Бог не наказывает.
Привели с каждого двора по ребенку. Самому послушному и тихому. Разъяснили задачу. Затем детей этих в течение всего года принялись нещадно пороть, дабы никто из них за это время ничего дурного совершить не смог.
Лишь один дом обошли. Некому в нем было зернышко передать. Рос там мальчик по имени Ванька, ни к чему не пригодный, а других детей там не было. Никакой практической пользы от этого ребенка получить было невозможно. Когда все другие дети всякое добро в дом несли, этот наоборот: умудрялся последние родительское имущество разбазарить. Бедовый парнишка. Прослышал он как-то, что вороны все блестящее любят, а взять им это неоткуда – и развесил по окрестным деревьям все мамины украшения. Вся деревня сбежалась потом посмотреть и над Ванькой посмеяться. В другой раз помог проезжавшему путнику оброненный багаж собрать, получил за это шоколадку и нет, чтобы самому съесть, как все нормальные дети поступили бы, так он, лишь кусочек откусив, остальное понес зайчиков угощать. Они, мол, такой вкусняшки никогда в своей жизни еще не пробовали. Словно он сам этот шоколад каждый день плитками лопает! Ну, не идиот, скажите? Как его еще можно назвать? Ведь любому известно: зайчики капусту и морковку предпочитают! А недавно снова отличился. За щенка вступился. И добро бы его был, или знакомый какой, а то – ничейный! Деревенские мальчишки несли его на речку топить и поглазеть, как тот мучиться будет. А Ванька – в драку. Один на шестерых! Ясное дело – накостыляли ему. Целый месяц потом синяки и ушибы залечивал. И ради чего все? Щенок тот – все ребята хорошо это видели – как только Ваньку бить начали, тут же в лес убежал. Там, поди, и подох от одиночества. И стоило ради этого страданья и увечья претерпевать? Как такому волшебное зернышко доверить. Он же его первой попавшейся курице скормить, если ему покажется, что она три часа не ела.
Не в состоянии был мальчик тот понять, какую выгоду он бы смог получить, если бы научился только о себе думать. Не мудрено, что деревня решила его обойти. К тому же, на Ванькин дом как раз зернышка и не хватило.
Подошла очередная весна. Последний шанс наступил, чтобы попытаться благополучие заполучить. По этому случаю нарядили детишек в самые лучшие одежды и благословили за все родительские неудачи посчитаться.
Вывели за околицу. Дальше одних оставили, дабы своими взрослыми грехами делу препятствий не чинить.
Сначала мирно шли дети, помалкивали. Но недолго длилась идиллия: а вдруг кто самое лучшее место займет, ручейки питательные заграбастает и все солнечные лучики прикарманит?
Первым делом мелкие и слабые по канавам разлетелись, затем очередь настала победителям   бодаться. Славная была битва: носы поразбивали, рожи поисцарапали, волосы повыдирали, одежды парадные в клочья изодрали – красота! Но вот только окончательного верха никому одержать так и не удалось
А когда дошли, выяснилось, что никакой выгоды от спешки получить было невозможно: поле во все концы одинаковое было, и воды в ручьях сколько угодно, и солнечные лучи во все стороны светят одинаково.
Однако не успокоились дети. Принялись обзываться, плеваться и комьями земли перекидываться. Чуть не забыли, зачем пришли. Лишь когда солнышко на закат пошло – опомнились и зернышки свои посадили.
Следом родители подошли. Но не для того, чтобы чад своих накормить, напоить, обогреть и утешить, а чтобы железными цепями их к кольям приковать и оставить так до осени, дабы никто из них никуда отойти не мог и зернышки свои без присмотра не оставил.
С тех пор дурной славой стало пользоваться место это.  Жители деревни его за версту обходили. Стоял там такой жуткой вой и плач, что никакое сердце не могло выдержать страданий безвинных чад, доносившихся оттуда!
Прошло лето, наступил конец и детским мучениям.
Не напрасно страдали дети, не напрасно мучились - поднялись колосья самого высокого человека в деревне выше и самого крупного младенца тяжелее.
Но ликовать никто не торопился. Не забылись прошлые неудачи и разочарования. Потому возможное празднование отложили до того момента, когда все зернышки в колосках окончательно будут сосчитаны.
В первом колосе их больше семидесяти оказалось. Много! Но никого это не устроило.
Дальше – пятьдесят, восемьдесят, восемьдесят два, восемьдесят шесть, восемьдесят восемь и … все!
До заветного числа ни один колос не дотянул.
Тишина установилось такая, какая только в гробу бывает. Сердца ледышками застыли, а чувства, как поломанные часы, встали.
Вот вам и души ангельские – детки безвинные! Натворили дел! Вспоминай теперь, кто чем отличился? В огороды чужие лазали? – лазили! Птичьи гнезда разоряли? – разоряли! Кошек соседских камнями обкидывали? – обкидывали! Вот вам и ответ! Чему тогда удивляться! М-да…
Шалость, оказывается, тоже грех.
Большое унынье охватило жителей захудалой деревни. Поняли они, что с благополучием им, похоже, придется распрощаться теперь навсегда.
Страшный и нескончаемый стон прокатился по деревне.
Ни одна собака за это время гавкнуть не посмела.
Детишек, понятное дело, с досады и от бессильной злобы как следует выпороли. Что никто не умер при этом –  удивительно.
Стало казаться всем – конец света наступает. Пустой мешочек из-под зернышек решено было как можно скорее куда подальше выкинуть, чтобы он своим видом не напоминал жителям деревни о великом разочаровании, которое испытали они из-за своих неудач.  Достали мешочек, понесли, а из него вдруг зернышко выкатилось – одно, последнее, каким-то образом сохранившееся и никем не примеченное.
Великий страх охватил жителей деревни. Кто же теперь его посеет, если все уже пробовали, и не у кого не получилось? Один Ванька-дурачок остался. Но тому зернышко доверить – все равно, что выкинуть. Однако никакого другого кандидата у жителей деревни не оставалось. Скрепя сердце, принесли зернышко Ваньке
- Держи, изверг,  сей, губи наше благополучие. Видать, на роду у нас написано никогда хорошей жизни не видеть!
А Ванька в это время все мир улучшал, прожекты разные строил. Задумал он в деревне новые дороги проложить, широкие и асфальтированные, а на месте большой свалки пруд выкопать, и чтобы в нем обязательно лебеди плавали; старую школу снести и на ее месте построить новую - самую лучшую в округе. Ну, не дурак, скажите на милость! К нему с серьезным делом пришли, а он!.. Срамота! Божье наказанье! Ужас! Эх… Ничего у него не получится. Не дождетесь…
Махнули на него рукой и думать забыли.
Никто даже не заметил, как по весне вышел Ванька в поле. Никто не провожал его, никто за ним не следил. Не было людям до Ваньки никакого дела.
Пришел Ванька в поле – а там уже ямка под зернышко выкопана. Зайчики постарались. Бросил Ванька в нее зернышко, и косые тут же ее закопали, наносили воды в  ротиках и полили. Следом вороны прилетели и всех других птичек прогнали, дабы никто из них невзначай Ванькино зернышко склевать не смог.
Приготовился Ванька добро свое сторожить. Но не успел присесть, как из леса выскочил огромный пес. Сначала Ванька испугался, попятился, а пес подбежал к нему и давай лицо облизывать. Оказалось – это подросший, когда-то спасенный им щенок
- Ступай, добрый мальчик, домой, а я вместо тебя посторожу, - говорили глаза собачки.
Пришел Ванька домой. Местные жители увидели его и ахнули:
- Посмотрите, как он наше добро бережет, бесстыжий. Не успел посадить, а уже побросал все. И за что нам такое наказание?
Но когда пошли проверить – убедились, что стережет зернышко такой сторож, от которого вся деревня, при всем своем желании, ничего стащить не смогла бы.
Время жатвы подошло незаметно. Все опять забыли про Ванькино зернышко, и когда он принес созревший колос, никто не встретил его, никто не откликнулся. Ели дождался Ванька, когда к нему кто подойдет. Всего один человек из всей деревни сжалился над ним и соизволил из дома выйти.
Стал считать. Впрочем, без особого усердия. И никак не могли до конца дойти. После цифры девяносто непременно сбивался. Приходилось все заново начинать. Дело в том, что, когда до цифры девяносто доходил, глаза начинали скакать, как бешеные, видя, что в оставшейся кучке еще довольно приличное количество зернышек остается. От волнения руки тут же теряли всякую способность чего-либо пересчитывать. Пришлось бежать за помощью.
Слухи со скоростью смерти облетели деревню. В каждом доме жуткий переполох наделали.
- Бросайте все и выходите! В это невозможно поверить! Свершилось! Только скорее! У нашего Ваньки зернышек уродилось, как песка на морском берегу. Сосчитать не получается!
После такого известия, никто не смог дома остаться. Пришли даже те, кто последние лет десять с кровати не вставал.
Принялись считать. Многие за то брались, да всегда одно и тоже получалось: после цифры девяносто – сбивались. И дальше - ни с места. Неизвестно сколько бы провозились, если бы один старичок не предложил:
- А вы их кучками по десять штук складывайте, затем кучки эти пересчитайте.
Так и поступили. Вышло, что одно Ванькино зернышко 152 других родило.
В пору было ура кричать и обниматься, но чувств восторженных почему-то никто выказывать не торопился. Главный вопрос не решен был: как теперь эти зернышки между всеми поделить. Согласно словам дедушки, урожай больше от сеятеля не зависел – теперь каждое зернышко будет по 152 других приносить, независимо, кто его в землю бросит.
Долго ничего не получалось, и зернышки никак поровну делиться не хотели. Обязательно кому-нибудь меньше доставалось, а с этим никто согласиться не желал. Дело чуть было снова до большой драки не дошло.
Пришлось, во имя полного спокойствия и всеобщего согласия, Ванькину семью из списка получателей зернышек исключить. Им богатство без надобности. Ванька все равно его на всякую ерунду употребит, прожекты свои глупые осуществлять станет и тем самым бывшую захудалую деревню перед соседями позорить.
Впрочем, два зернышка Ване все же досталось. Потому что иначе поровну не делилось.  Другие жители деревни получили их по пять. Но Ванька и тому был рад. При его бережном отношении, трудолюбии и экономии ему больше и не надо было.
С тех пор многое изменялось в жизни деревни той. Словно кто судьбу с головы на ноги обратно поставил.
Через год каждый двор собрал по 760 зерен, через два – больше ста тысяч, а через три – счет на миллионы пошел. И пошло, и поехало! Золотым потоком обрушилось на жителей когда-то захудалой деревни богатство. От прошлой бедной жизни не осталось и следа. Где избы покосившиеся стояли – огромные небоскребы поднялись, где куры, козы, коровы паслись – страусы и другие экзотические животные разгуливать стали, а мужицкие телеги уступили место шикарным лимузинам с темнокожими водителями.
Один лишь Ванька ничего себе не построил, ничего не приобрел. Все свои богатства он пустил на строительство новой школы, сооружению на месте деревенской свалки большого пруда с лебедями, прокладку широких асфальтовых дорог. На том деньги у него и закончились. Не на что оказалось даже износившиеся ботинки поменять – так всю зиму и проходил в рваных. Смеялась над ним вся деревня, босоногим миллионером прозвала.
Мамка не выдержала несправедливые упреки слушать и продала на рынке свои оставшиеся украшения - купила сыну новые ботинки. Обновке Ванька сильно обрадовался - таких он отродясь не носил! однако одевать постеснялся: – школа, мол, еще не достроена, не имеет он моральное право в новых ботинках щеголять! Чудак, не понимает, что через год нога у него вырастит, и ботинки ему эти тогда уже будут без надобности.
И здесь нежданно-негаданно явился в деревню старичок. Тот самый, что волшебные зернышки принес. Не иначе, как «за ничто» пожаловал. Встретили его не очень ласково.
- Чего тебе, старче, надо? Говори!
- «За ничто» пришел, - безобидно сказал старик
- Так и бери свое ничто! – рассмеялись ему в лицо и стали фиги показали.
- Вы не поняли, - пояснил старик - Ничто - это чего вам ничего не стоило, что вы с помощью моих зернышек заполучили. Теперь это все мое. Как договаривались. Несите мне все это поскорее!
- Ишь, чего захотел, старый хрыч! - возмутились жители деревни. -  Благополучие наше решил себе прикарманить! С какой это стати? Ты, что ли, зернышки эти сажал, поливал, жал, на собственном горбу в ангары перетаскивал. Или, может, помогал нам их на рынок отвозить и цену хорошую набивать? Ступай, лучше, старик, по добру по здоровому, пока мы тебе бока не намяли! Ничего мы тебе не дадим! Ничего твоего у нас нет!
- Хорошо, – быстро и без всякого сожаления соглашался старик, - хотите ничто себе оставить, что ж, оставляйте, воля ваша.
Так всю деревню обошел старик, и везде ему от ворот поворот показали.
Зашел дедушка к Ваньке.
- Что, мальчик, и ты не захочешь мне ничто отдать?
Ванька смутился:
- Я бы с радостью, дедушка, но не могу я ребятишек новой школы лишить, или пруд с лебедями обратно закопать, или дороги разобрать. Приходи лучше через год, я тогда с вами полностью рассчитаюсь.
- Неужели от богатства моего ты себе ничего лично не приобрел? Ни за что не поверю, - закачал головой дедушка
- Ваша правда – пристыдился Ваня - есть у меня ботинки, почти не одеванные. Только их я вам и могу отдать. Другого у меня ничего нет.
- Ботинки, так ботинки, - нисколько не удивился Ванькиному предложению дедушка – забрал обновку и был таков.
Над ним после вся деревня гоготала.
- Ну и дурак! Это надо же! Последние ботинки отдал!  И откуда ты такой взялся на нашу голову. Так тебе и надо, идиоту, ходи босиком теперь еще один год.
Пришлось Ваньки и следующую зиму по деревне без ботинок бегать.
Прошел год. Ничем других не хуже и не лучше. Беды ничто не предвещало. Однако, случилась она.
Как обычно собрали богатый урожай и повезли его молотить. А колосья все пустыми оказались! До единого! Как сговорились. Никто ничего понять не мог.
Как такое могло произойти? Отчего волшебные зернышки кончились? Что мы не так сделали?
И тогда вспомнили дедушку.
Получалось, напрасно они его не послушали, зря прогнали. Пожалели ничто ему отдать, так вот он ничто им и оставил. Перехитрил всех дедуля, умнее умного оказался. Ведь он заранее знал, что мы ничто ему не отдадим.
Но в еще большее негодование пришли жители деревни, когда узнали, что у главного деревенского дурачка Ваньки урожаи по-прежнему рекордными оставались. Одного его дедушкино проклятье не коснулось.
Прибежали жители деревни к Ваньке и стали требовать у него поделиться зернышками. И тут первый раз в жизни Ванька им отказал:
- Не вы ли меня все время учили только о своей выгоде думать – вот я ваш наказ и выполняю: ничего никому не дам!
Поразились люди. Не ожидали они такого поворота.
Попробовали подлизаться – не сработало, запугивать стали – не вышло, жалобиться принялись, и Ванька не выдержал:
- Как вы не понимаете! Никакие волшебные зернышки вам больше не помогут! Чтобы вы теперь не сеяли, всегда ничто получать будете. Я ничем вам помочь не могу. Вы это сами выбрали!
Что тут сказать? Нечего. Сами во всем виноваты.
Другого ничего не осталось, как проситься к Ваньке батраками наниматься – есть-пить надо, дома высотные содержать и экзотический зверинец от голодной смерти спасать.
Ванька зла не помнил. Всех взял. Платил по совести – никого не обижал, но и спуску бездельникам не давал. Хорошим хозяином себя показал.
Прошло время. Вырос Ванька. Уважаемым человеком сделался. И по богатству, и по уму. Но от прежних своих привычек не отступил. В душе он продолжал оставаться все тем же босоногим миллионером.
Теперь у него было, что старику отдать. Ванька его каждый год ждал. А тот все не приходил и не приходил. Очень это огорчало Ваньку. Он знал, что без всякого сожаления отдал бы теперь старику все, чего бы тот только не пожелал, ибо за это время Ванька посеял на земле столько добра, что и без волшебных зернышек мог уже спокойно обходиться