Живет такой Ваныч

 (Фото автора)

ГЛАВА 1. ВАНЬКА

  «Ванька! Твоя работа, опять начудил!?» – кричала когда-то молодая светловолосая женщина Антонина, бегая с прутом за непоседливым своим сынком – белобрысым веснущатым пацаненком. «В кого такой пошел? – удивлялась она.– Ну дня не пройдет, чтобы не начудил чего!» Озорником и баловником сын рос, спасу не было. Шкода тот еще! Хворостина, приготовленная Антониной Петровной, так и стояла наготове в углу, дожидаясь мягкого места единственного сыночка.

А уж как в школу Ванька пошел, то хоть прописывайся родителям там: без конца в учительскую вызывали. Отец–Иван Антонович Журавлев, суровый с виду человек, мать жалел, сам разбираться ходил. Сидит пацаненок во дворе, взбучку ждет за очередную шалость свою, а тот только и скажет: «Ванька, ну ты того...этого...смотри...не очень-то» – и спрячет улыбку под густыми усами. Заверит сын батю клятвенно, что больше никогда. Да только, видно, память у него короткая была: вскорости опять шкодил.

Зимой как-то дело было. Сидел Ванька в доме один, скучно стало. Зашел в курятник, собрал несколько яиц, постоял, подумал... Через некоторое время соседка Клавдия глянула через штакетник, а во дворе у Журавлевых куры гуляют по снегу в носках разноцветных, бечевочкой подвязанных. Ванька рядом стоит с хворостиной – выгуливает.

– Ой! Эт чё такое, Вань?! – удивилась Клавдия.
– Да, говорят, у кур ноги мерзнут на снегу, вот они и несутся плохо.
Дня три не прошло – во всей деревне щеголяли куры в вязанных из козьей шерсти носочках! Кое-кто из наиболее доверчивых даже петухов нарядил, резонно решив, что и им для "ентого дела" надо ноги в тепле держать. Обман вскоре раскрылся: потянули за ниточку из клубка, кто кому и что сказал, и привела эта ниточка прямо к дому, где хворостина в углу проживала. Правда, в этот раз Ваньке не очень попало, не было у мамки сил побольнее бить, потому как сама смеялась очень.

Время быстро бежит. Незаметно и деревня в село разрослась– церковь построили. У Ивана уже и восьмилетка позади, и техникум, и на флоте отслужил.
Прошелся вразвалочку по деревне, как в песне поётся, "Бескозырка белая, в полоску воротник"... Девки глаз с него не сводили. Да только Ваня шутил со всеми, но никого не выделял, все ждал такую, чтобы «тренькнуло», как сам говорил.

Дождался! Вскоре Галину в селе увидел, переехала сюда с родителями, пока он в армии служил. Как глянул на нее, голубоглазую, с русой косой до пояса, и аж сердце зашлось – "затренькало!" А уж как рассмеялась Галя, словно колокольчиками серебряными зазвенела, то и совсем Иван покой потерял.

Да вот только ухажер у Галины уже был – Федор, который год назад еще отслужил. Отчаянно добивался тот девушки, проходу не давал, а та ни да ни нет не говорит, улыбается только. Видно, тоже "своего" ждала. А Ваня-то ей сразу приглянулся: веселый, да шебутной.

Мать Галину поучала:«Выходи за Федьку, мужик сурьезный будет, а с Ваньки какой прок? Все хиханьки да хаханьки!» Да вот только Галя и сама хохотушкой была. Пока она так раздумывала, не сразу и заметила, что Федор к ней заглядывать перестал, чуть не стороной обходит. Да ей самой так с Ваней чУдно и дивно было, что вскоре и свадьбу веселую справили.

Так и жить стали: дружно и весело, хоть и над женой Ваня успевал подшучивать да разыгрывать...
Пошли как-то в клуб фильм хороший посмотреть, "Любовь и голуби" назывался. Очень он им по душе пришелся, про таких же сельских людей, как они сами. Да вот и обронила Галина фразу шутливую: «Как же мне этот актер понравился – Александр Михайлов!»

Промолчал Иван, а где-то через месяц на почту, где она работала, приходит бандеролька, ей адресованная. Удивилась Галина, размышляет: «Надо же, из самой Москвы, от какого-то Михайлова. Может, ошибка? Да нет, адрес ее». Девчонки на почте уговорили прямо там и развернуть, а то мало ли чё… Развернула Галина пакет и обомлела – "мало ли чё" оказалось маленьким флакончиком с чУдными польскими духами с интригующим названием "Быть может" – "страшный" дефицит того времени. Девчонки ахнули от зависти. А в конверте и фотокарточка отправителя была – актера Александра Михайлова с дарственной надписью – "На память Галине от главного героя фильма "Любовь и голуби" Василия Кузякина".

Зарделась получательница, недоумевает, но все надеется, что ошибка вышла. Почтарки посоветовали мужу не признаваться и сами молчать обещали, мол," мало ли че?" Да вот только Галина сразу мужу все показала: и флакончик, и карточку. Посмотрел Иван на фотографию актера, духи зачем-то понюхал... – не выдержал, засмеялся и признался, что его это рук дело.

А получилось тогда вот как: вспомнил Ваня, что у них на флоте морячок служил–Сашок Михайлов, почти полный тезка актера, отчество только другое. Через друзей адрес его нашел, написал: так, мол, и так, помоги, Сашок, жену разыграть, купи открытку с фотографией актера А. Михайлова, пришли. Сашок на славу постарался, даже духи раздобыл, которые жена его посоветовала. Долго потом про эту историю в селе вспоминали, как Галина, смеясь, с хворостиной бегала за любителем розыгрышей. Нет, не обижалась она на него, потому как понимала мужа и... любила очень!


ГЛАВА 2. ИВАН ИВАНОВИЧ ЖУРАВЛЁВ

   Полвека прошло с той поры, как пацан Ванька курами в носочках народ смешил. Сейчас это молодой пенсионер Иван Иванович Журавлев, а по-простому – Ван Ваныч (давно уж так сельчане его зовут). В свои шестьдесят крепенько выглядит, бодрячком, в русых волосах и седина почти не видна. А уж как прищурится Ваныч хитрО да улыбнется – океан обаяния!

 Раньше Ван Ваныч инженером работал в городе, каждый день туда ездил. Потом завод закрыли. А когда на пенсию проводили, чтобы без дела не сидеть, устроился в санаторий, который неподалеку выстроили. На все руки мастер: и с сантехникой справлялся, и мебель ремонтировал. Да и от соседей отбою нет, то одно принесут починить, то другое. Денег не брал, не принято у него: свои же все–сельские. А вот поговорить, пока мастерит, да пошутить с людьми очень даже любит. Сам про себя смеётся: «Были бы уши!»

 Расположилось село ОЛЬХОВОЕ в красивейшем месте на высоком берегу реки Хопер. Как сейчас говорят – в экологически чистом районе. А воздух и правда чистый, целебный, приправленный запахом пахучих трав. Поэтому здесь и санаторий отгрохали многопрофильный. Желающих поправить свое здоровье да красотами насладиться много бывает.

 Приезжие собирают и увозят с собой грибы, которые тут же на балконах на веревочках сушат, и целые веники полезных трав. После вылазки санаторных как Мамай прошел. Только у местных и свои места-заначки имеются. Всем лесных даров хватает.

 Вот и Ван Ваныч любит ходить один по родным местам, грибы собирать, ягоды, сладкие и пахучие. Бродит не спеша, чтобы успеть о жизни подумать, поразмыслить, повспоминать, как они с женой Галиной сынишку Кольку к лесу приучали. Шутками-прибаутками в лесу перекликались: «Ау! Ты где, любимая моя, сласть моя?» «Я здесь, ясноглазый мой!» И оглашался лес их счастливым смехом! Вот как-то здесь, в лесу, Иван и проговорился жене, вроде в шутку, что он её у Федора когда-то выиграл. А дело вот как тогда было...

 На чьей-то гулянке приняли мужики на душу веселенького больше чем надо. Вот Федору и стукнуло в голову потащить Ваньку в сумерках поговорить «по душам» по-мужски! За грудки схватил:
 – Оставь Галину в покое!.. Давай драться, чья возьмет!

У Ивана голова хмелем меньше отуманена была:
 – Да зачем нам в грязи валяться в новой одежде да с раскрашенными мордами потом красоваться?

 – И чё делать?! – Федор был настроен решить эту проблему конкретно: здесь и сейчас.
Ну, Ваня больше в шутку и предложил:
 – А давай, кто быстрее до первого стожка добежит, того и правда?

 – А давай! – Феде было все равно, как сражаться за любовь свою, лишь бы сражаться.

 Вот так и устроили урок физкультуры. Встали в позицию "на старт" и на счёт "ТРИ!" рванули. По правде говоря, Иван рассчитывал, что захмелевшего Федора в два счета обгонит, но тот вдруг рванул как спринтер - со скоростью ветра. Вон и стожок уже недалеко… И вдруг Федор… УУХ!.. и рухнул как подкошенный - об кочку споткнулся.

 Подбежал Ваня, задыхаясь, руку ему протянул, чтобы помочь встать.
 – Не судьба! – произнес Федя, сам встал и понуро пошел в сторону села. А вскоре, после их свадьбы, Федор и вовсе из села уехал. Думали, шутка, а оно вон как все обернулось.

 Года четыре всего назад вернулся в отчий дом, на родину свою. Приехал с женой, дети выросли, разлетелись. Вскоре почтальоном устроился. Где его по жизни помотало, никому не рассказывал. Но в гости к Ванычу иногда заходит, былое вспоминают, Галину поминают  –дружат.

 Пять лет уже Ваныч вдовствует. Не уберег он любимую свою, сердечко у неё с рождения слабым было, потому только одного Кольку и родила. Больше Ваныч не разрешил рисковать, жалел очень.

 Жизнь свое берет: хлопоты, заботы, много времени внуку Антошке посвящает. И по-прежнему, как с детства повелось, сидит в нем озорство, уж очень почудить любит, разыграть по-доброму. Ну нравится Ванычу, когда люди удивляются, шутят и радуются! Вот про эти его розыгрыши я и продолжу свое повествование.


 ГЛАВА 3. КАК ВАН ВАНЫЧА ЖЕНИТЬ ХОТЕЛИ

  Пять лет уже Ваныч вдовствует. Сельские женщины-одиночки засматриваются на него, виды имеют, а он все прислушивается к себе: тренькнет или не тренькнет... Глухо сердце пока.

 Неделю назад Веня, молодой диджей при санатории, отпросился в город по делам. А по вечерам на летней эстраде для санаторных танцы устраивают. Кинулись к Ванычу: помоги, мол, замени.

 Вспомнилось Ванычу, как в юности в клубе для молодежи как-то музыку врубил, сам сидит, ковыряется в аппаратуре. Поднимает глаза, а там... Зал кипит. Дерутся все. Ну, он остановил музыку и предложил продолжить это мероприятие на свежем воздухе. В эту ночь мордобитие было массовым. Шли бои между городскими и поселковыми. Классика, в общем. И вот он уже домой шел, а навстречу толпа городских. А он-то поселковый! Ну, настроение упало, конечно, но идти продолжает. Хорошо нашелся среди них наблюдательный: «Этого не трогать! Он музыку гоняет!» Прямо как у ковбоев –"в пианиста не стрелять!" Такая вот история была.

 Так вот...заменил Ваныч диджея, сидит, музыку гоняет для отдыхающих. А одна гражданочка, из приезжих, все от эстрады не отходит, глаз с него не спускает и танцевать ни с кем не идет. Ваныч даже заерзал от такого неудобства, а сам-то разглядеть ее успел: миловидная такая женщина, в очках больших, лет на пяток моложе его будет, в светлом бежевом костюмчике, блузочка беленькая, прическа строгая. Так и прождала она его до тех пор, пока он в подсобку аппаратуру не убрал. Слово за слово, познакомились.

 Женщина эта, Элеонора Карповна, москвичкой оказалась, учительницей русского языка и литературы. Услышал это Ван Ваныч и сразу напрягся, стал за языком следить, чтобы не вылетело ненароком привычное "едрихен штрихен". Пришлось проводить незнакомку, а чего б не проводить: санаторий-то  рядом. Для начала историю этих мест решил поведать:

 – Земли эти когда-то принадлежали русскому дворянскому роду Нарышкиных...
 – Я в курсе, – сказала Элеонора Карповна и добавила: – К этому роду принадлежала мать Петра 1 – Наталья Кирилловна.
 – Ну да...– сбился Ваныч. – У Нарышкиных в Саратовской губернии было тридцать сёл и деревень да более тридцати тысяч душ крепостных...
 – Ах, Иван Иванович! Какие у вас здесь места красивые! – опять перебила новая знакомая. – Жила бы здесь и жила!

 Дошли до санатория, попрощались.
А на следующий день вызвали Ван Ваныча к ней в номер кран починить, потом дверку на тумбочке. Понял, что неспроста это. И вот с тех пор, где бы на территории Ваныч не появился, глянь, а эта Элеонора Карповна рядышком уже, неровно дышит.

 «А что? Женщина из себя ладненькая, спокойная, может, и выгорит что. Одному жить тяжело! Если бы еще внук Антошка не навещал, совсем бы от тоски завыл», – размышлял Ван Ваныч. Вот только имя её запомнить не мог, то Эльвирой назовет, то еще что сморозит. Решил пока просто на "Вы" обращаться. И все к себе прислушивается – тренькнет или не тренькнет?.. Пока тихо было – молчит душа.

 Вскоре учительница в гости к нему напросилась. «Ну а чего?.. Посидим, – думает Ваныч, – чаю попьем». Внеочередную уборку пришлось затеять, чтобы перед москвичкой не оконфузиться. Привел. Пока Ваныч с чаем гоношится, Элеонора Карповна глядит по сторонам и все носик морщит, вопросы задает:

 – А это к чему? – и теребит салфетку кружевную на телевизоре, что жена его когда-то с любовью вязала.
 – Для красы, – отвечает Ваныч уверенно.
 – Надо говорить правильно – "для красоты",– поправляет она и добавляет: – Ну совсем ни к чему!
 
Остановилась у стены, где в большой рамке под стеклом висели старинные фото предков его:
 – А это здесь к чему?
 – Да это я все собирался родовое дерево составить, – оправдывается Ваныч.
 – Надо говорить "древо", – поправила она. – Ни к чему здесь! В альбом бы надо!

 Чувствовал себя под этим взглядом Ваныч, как школьник у доски, того и гляди
из класса выставит! За чаем разговор легче пошел. В свои руки гостья его взяла.

 Рассказала о своих проблемах: через полгода на пенсию уйдёт, в школе уже намекают, что пора место молодым уступить. Живет в двухкомнатной с дочкой, внучками и зятем нехорошим, который спит и видит, как от нее избавиться. Да она и сама бы ушла от них с глаз долой. А куда? Вот если бы здесь годы свои доживать, а на лето внучек привозить, в красоте такой пожить...

 – Ну, у нас иногда и продают тут старые домики под дачу, – подал идею Ваныч.
 – За что покупать?! – запричитала потенциальная пенсионерка.

 На том разговор и окончился, да вот только теперь Элеонора – Эльвира каждый день приходила чаи гонять и порядок свой наводить. Вскоре и половички полосатенькие в кладовке оказались, стали шлепать по полу не разуваясь. «Так теперь принято, –учила новая "жиличка", – ни к чему это, ИВАН ИВА-НО-ВИЧ!» Четко так выговаривала, для слуха непривычно.
 Даже когда Антошка, внук, в гости забегал, то и ему доставалось: то разговаривает слишком громко, то со стола не то схватил. От такого перевоспитания пацаненок совсем перестал появляться.

 А уж когда Элеонора о перестановке заикнулась, мол, стол бы от окна отодвинуть и посередине комнаты поставить, то совсем Ваныч закручинился. Привык у окошка на улицу поглядывать, сельчан приветствовать. Что делать теперь - не знает, намекал уж деликатно гостье, что привык в одиночестве жить, но Элеонора вставляла свое привычное: «Ни к чему это – одному жить, вдвоем веселей». Да вот только насчет веселья уж очень она скупая была, за все время и не улыбнулась даже. Хотел как-то Ваныч представить, как они в постель одну лягут... Не представлялось!

 Больше всего Ваныча взгляд её внимательный напрягал. Сидят, бывало, за столом напротив друг друга... Ваныч, пока еще на правах хозяина, развлекает гостью разговорами, байки травит, а та и не улыбнется ни разу, словно и не слышит о чем речь, а как будто сочинение проверяет. Глаза и так огромные, да еще и очками увеличенные. Так и кажется: один раз моргнет - значит точку невидимую в его рассказе поставила. Полтора мига – запятую шлепнула. А уж если три раза подряд реснички трепыхнулись - значит многоточие необходимо. Ну, а молчание в конце одно только может означать – опять двойка!

 Живет Ваныч и дни считает, когда у москвички путевка закончится и начнется его освобождение. Только приходит Элеонора вдруг вечером радостная и с порога объявляет:
 – Иван Иванович, а я путевку...
 – Докупили? – с ужасом ляпнул он, а про себя добавил:- Едрихен штрихен!
 – Неееет, – протянула она улыбаясь и подавая Ванычу надежду, – продлила! Так надо говорить! На две недели!

 Ванычу от такого расстройства аж закурить захотелось, что редко себе позволял. Протянул привычно руку к полочке, где пачку в заначке держал, – пусто!
 – А...? – протянул он.
 – Так я выбросила давно! Вредно это! Ни к чему!

 В эту ночь Ван Ваныч не спал – думу думал: что к чему, а что ни к чему... И надумал!
 Утром к Вене-диджею в санаторий зашел, пошептался о чем-то и какой-то диск в карман сунул. А тут и Элеонору встретил. Пошли по аллейке.

 Атаку на училку (как он её про себя называл), Ваныч издалека начал. Стал ей вроде случай из жизни рассказывать. Постарался на славу. После его фразы: «А я и говорю другану: «Едрихен штрихен! Ляжь, отдохни, а потом и ехай к ихней родне со своими евонными курями!» – на лице у учительницы отразилась такая мировая скорбь, что она, ломая ноги, быстренько умчалась на водные процедуры.

 Но к вечернему чаю опять была тут как тут, нарядная, вся из себя, как никогда: сережки в ушах игриво болтаются, перстеньки поблескивают...«Свататься пришла!» – ахнул Ваныч и решил гостье показательное выступление устроить.

 Появился, шатаясь, из кухни, встал перед проемом двери, обхватил двумя руками голову, отметил размер и попытался примерить. Элеонора Карповна не преминула полюбопытствовать:
 – Что это вы делаете, Иван Иванович?
 – Да днем бухнули с ребятами, голова опухшая до сих пор, проверяю, пройдет в проем или нет?
 Учительница нервно захихикала:
 – И часто вы так...с ребятами?
 – Частенько, но с утра ни-ни, только с обеда. А уж вечером сам Бог велел.

 Быстренько шмыгнул на кухню, налил в графинчик воды и появился с обаятельнейшей улыбкой: – Сомовна, первача не желаете?
Не дожидаясь ответа от насторожившийся гостьи, налил из графина полстакана и хлобыстнул, что называется, не поморщившись.

 – Ой! Ни к чему это! – прошептала перепуганная Карповна свою любимую фразу. – А я вас вроде пьяным и не видела.
 – Так это...я ж запойный! Два месяца могу держаться, а потом месяц – отдай мое! Да вы не беспокойтесь, Сомовна, я когда выпью, смирный, только уж больно музыку люблю слушать. А вы пейте чай, пейте!

 Ваныч решил, что пришла пора применить против училки тяжелую артиллерию, вернее, шумовую атаку. Вытащил диск припасенный и забабашил для гостьи тяжелый рок, да на всю мощь!!! У Элеоноры глаза так увеличились, что чуть стекла у очков не лопнули. Жестами показывает, нельзя ли потише.
 – Нельзя! – кричит Ваныч. – Эффект не тот!

 Но эффект оказался тот: вскочила Элеонора Карповна и, не прощаясь, выбежала за дверь. Больше не приходила.

А попрощаться с ней Ваныч всё - таки пришел. Гостинцев принес: грибов сушенных, ягод, трав, с которыми она чай полюбила пить. Извинился за шутку грубую.
 «Да все я поняла, Ваня, – улыбнулась Элеонора. – Не так-то просто две судьбы в одну сложить, особенно две души».

 На том и расстались. Каждый вернулся в свою жизнь.

 Только женщины на завалинке поинтересовались: «Ну что, Ваныч, где училка твоя? Чего не женился-то?» Посмотрел на них Ван Ваныч, вздохнул и ответил коротко, но понятно: «Ни к чему!» А про себя добавил: «Не тренькнуло!»


 ГЛАВА 4. ВАН ВАНЫЧ И ГРОЗА РЫБАЛКИ


  Надумал как-то сын Ван Ваныча с семьей в Турцию смотаться, как он выразился, пусть, мол, Антошка море увидит, на песочке погреется. Ну а что, дело хорошее.

 На другой день, проводив своих до автобуса, вернулся Ван Ваныч домой и уже стал скучать по внуку. С Антохой весело было и поговорить на разные темы, и на речку сходить, а без компании рыбалка не рыбалка.

 – Гришка! – окликнул Ван-Ваныч соседа, копавшегося в огороде.
 – Чё? – отставив надоевшую лопату, коротко откликнулся вечно лохматый мужчина пятидесяти лет.
 – Айда на речку, вдвоем веселей.
 – Неее, моя крупнокалиберная не отпустит, – тихо доложил Григорий, жестом показав на окно.
 – Валюха! – зычно крикнул Ваныч. - Ухи хочешь?
 – Угощаешь что ли, Ван-Ваныч? – в окне показалась кудрявая голова соседки.
 – Я у тебя Гришку заберу на вечерок. За рыбкой сходим. Отпустишь?
 – Да пусть идет, толку здесь от него, – разрешила пышнотелая Валюха и скрылась.

 Гриша быстро собрался. По пути уговорили еще и почтальона Федора, ровесника Ваныча. Втроем совсем хорошо, как в детстве босоногими пацанами, с удочками на плечах.
 По пути Ван-Ваныч развлекал спутников своими байками:
 – Как-то давно приехала к нам подруга жены, они в школу еще вместе ходили в городе. Вроде сюрприза нам. Городская, расфуфыренная такая особа, Снежаной звали. Надо же, имя какое диковинное – вроде красивое, а холодное. Но вот что странно: не успела гостья эта в калитку войти, сразу к Данке нашей кинулась, которая на цепи сидела, потому как очень злючая была, и ну ее тискать и обнимать, словно сто лет не виделись! У Данки чуть разрыв сердца не случился от такой неожиданности. Застыла истуканчиком, только хвост суетится: туда-сюда, туда-сюда. А гостья ей сует полпалки сервелата, мол, пусть у собаки тоже праздник будет. Подарков нам навезла, продуктов различных... Я до тех пор ананаса так близко и не видел – чуднАя растопырка. Галина его на комод сразу пристроила, за сувенир приняла.

 В общем, всполошилась жена от такой неожиданности, кинулась на стол собирать. Вон Федор помнит, какая у меня Галчонок хлебосольная да приветливая была. Ну так вот, а я уже с удочкой стоял наготове, решил: пусть без меня посидят, навспоминаются. «Ваньк, ты на рыбалку что ль собрался? – кричит мне жена. – Вот нашел время! Гостья в доме!» Но тут неожиданно проявила интерес сама гостья. Ручками так взмахнула элегантно и говорит: «Не возьмете ли меня с собой, это, наверное, так экзотично! Никогда на рыбалке не была».
 «Да об чем разговор, – вмешалась Галина,- идите, а я пока пироги допеку. Через час чтоб дома были». «Да мы туда и обратно», - заверил я жену.

 Ну, захватил я удочку вторую, и отправились на Хопер. Идет эта фифа городская рядом, а каблучки-то все глубже в землю проваливаются. Идет, хихикает, что не пришло в голову переобуться. Да мы впопыхах и не подумали. Одной рукой гостья шляпку соломенную от ветра придерживает, из-под которой волосы длинные на ветру полощутся, а другой за подолом трепыхающимся следит. Пока до Хопра дошли, тучи неожиданно собираться стали. Ну не возвращаться же? Как гостью забавой не порадовать "экзотической"?

 Спустились к берегу, устроились. И тут началось: «Ой! Фу! Червяки! Я их боюсь! Они шевелятся! А протыкать как ?!» Насадил ей червя, поплевать заставил, показал, как удочку закинуть подальше, а сам метрах в двадцати от неё пристроился. Через какое-то время визг – и в воздухе замелькала рыбешка.

 «Что делать? – кричит. – Я боюсь, она трепыхается!» Чертыхнувшись, пошел к ней, лещика снял, нового червя насадил, на свое место отошел. Только зря так и просидел! У меня пусто, а у нее клюет раз за разом, так и бегал к ней рыбу снимать. В ведерке уже и жерех плещется, и карась с окуньком, да все крупнее и крупнее рыба идет. Чудеса!
 «Ой, какие они все разненькие!» – умиляется Снежана. И опять визг, снова рыбу снимаю, червяка насаживаю. Пришлось так рядышком и стоять...

 За этим учением и не заметили, как тучи небо вмиг обложили чуть не до темноты. Гроза началась. Молния вертикальная так и долбанула! И загрохотало все, и хлынуло как из ведра! Кричу рыбачке своей: «Всё! Сматываем удочки! От реки подальше надо! В реку молния попадет - не поздоровится! Убьет!» «Как это УБЬЕТ?!» – ужаснулась та. Стоит моя гостья на берегу, вся мокрая, словно только из реки вынырнула, перепуганная, трясется вся.

 Кричу: «Наверх поднимайся, по склону, в лесок». А под ногами уже грязь сплошная, скользкое месиво. Природа озверела не на шутку! Самому жутко стало! Ведерко с рыбой на берегу бросил, не до того. Пришлось гостью подталкивать наверх по грязи. Я ее, простите, за заднюю часть толкаю, а она вниз опять сползает и меня прямо в реку направляет, все время причитая:«Ой, мамочки, ой, мамочки!»

 Шлёпочки её модные на каблучках так в Хопер и съехали, там же и шляпка поплыла. Кое-как вперед пролез, руку подал, в другой две удочки держу. Жалко бросать! Наконец наверх взобрались, грязные, как черти.

 А тут опять такой разряд полыхнул, мало не показалось! Она аж заверещала от испуга, в лесок рванула и заметалась заполошно: куда бежать?! А молнии словно окружили нас. «Под большим деревом не стой, молния попадет - убьет!» –кричу ей.
 «Мамочки!» – еще громче заверещала она и плюхнулась прямо в лужу, прикрывая голову руками.

 Вот лежит, мужики, передо мной на земле деваха в прозрачном от воды сарафанчике, и что делать с ней - не знаю. Встать отказывается – боится. На уговоры, что простынет, не поддается. Кое-как утащил недалеко, под кустики: все-таки укрытие.

 Вот так ливень и переждали. Хорошо недолго лил, вскоре домой пошли. Счастье, что по пути никто не встретился, мужики бы потом обсмеяли, что русалку длинноволосую поймал да в свои калоши обул. Ну, а дома, в баньке, Галька ее отогрела. Потом напоили, накормили да спать уложили.

 Нормальная подруга оказалась, веселая! Даже обещала когда-нибудь рассказ про это приключение написать. Забыла видно...

 – Что-то мне подсказывает, что это была последняя в ее жизни рыбалка, – засмеялся Григорий.

 Так, за разговорами, мужчины  и к реке подошли, занялись горячо любимым делом.



ГЛАВА 5. ВАН ВАНЫЧ И ВОЛШЕБНАЯ НАЖИВКА

 Пошел как-то Ван-Ваныч с мужиками соседскими на рыбалку. Полноводный Хопёр рядом, лови не хочу. По дороге, как всегда, байки травили, понятное дело о чем – о рыбалке. На этот раз Федор, почтальон, историю припас:

 – Я тогда еще в Осташкове жил, возле Селигера – красивейшее озеро! Приезжает ко мне как-то брат двоюродный из Москвы. И вот мы с ним тоже на рыбалку пошли. Сначала наловили карасиков для наживки. Каши наварили, червей накопали. Ну, и как кто-то из сатириков говорил: "У нас с собой было!" Пришли, поставили донки с карасиками: на окуня. А сами на берегу с удочками. Братец ловил плотву, а я ершей. У плотвы поклевка мелкая, ее трудно заметить. А ёрш хватает без компромиссов, доверительно так заглатывает, потом крючок не достанешь. Но у нас было... И немало. Сначала вино и припасы, что захватили, но они быстро кончились. А у нас все еще было... Короче, мужики, мы сожрали всю наживку, кроме червей. Двух пойманных крупных окуней отдали мелким пацанам. На душе было ну очень хорошо. Карасиков выпустили. Да и остальную рыбу тоже. И когда заявились домой, то пришли к выводу, что рыбалка удалась.

– Это вам повезло, что каша была, – засмеялся Ваныч, – а я вот на макуху ловлю, ею не закусишь!
– Или гусеницами с мотылями, – захихикал Григорий.
– Ну да, или пенопластовыми шариками, – хмыкнул Федор.
– Это как? – заинтересовался Григорий. – Не слышал.
– Это я на почте в интернете вычитал, – блеснул познаниями Федор. - Только эти шарики замучаешься вымачивать на прикорм, такой состав сложный: там и сухое молоко, и сухари панировочные, ваниль добавляют... Наверное, в городе всё можно купить, а до нашего села пока дойдет…
– Ой, а я слышал еще, что мыло добавляют и духи даже! – вскинулся Григорий.
– Пробовал? – прищурился Ваныч.
– Неее... Меня Валюха самого тогда намылит с ног до головы, если я её пахучие запасы из шифоньера таскать буду.

Вскоре, за разговорами, мужчины и к реке подошли. Пристроились подальше друг от друга, клёва ждут. Да только и Григорий, и Федор что-то скучные сидят, а у Ваныча рыбки так и мелькают над речкой, как акробаты, словно сами готовы из воды на берег выпрыгнуть: одну за одной тягает да в ведро закидывает.

Удивились. Григорий первый не выдержал, кричит:
– Ваныч, ты ее прикормил там что ли?
– Ну да...– отвечает тот неохотно.
– Да ну, а чем?
– Не поверите.
– Открывай секрет!

Рыбаки мигом оставили снасти, с любопытством подошли к Ванычу.
– Никому не проболтаетесь? – прищурился рыбак.
– Да ни в жисть! – заверил Федор.
– Чтоб нам рыбы не видать! – поддакнул с готовностью Григорий.
Посмотрел на них Ваныч внимательно, большую паузу устроил, а потом и признался:
– А я еще вчера сухарики в самогонке отмочил немного да и прикормил здесь. А рыба потом на запах первача ох как клюет! Да еще если и на червя брызнуть пару капель – волшебная наживка получается.
– Ёлы-палы! Да не может быть! – ахнул Федор.
– А чего? Все может быть, – размышлял Григорий, – это же они прикорма с самогоном пережрут, а потом червь для них как на похмелку идет.
– Ну так сами видите, – продемонстрировал им полное ведерко Ваныч.
– То-то я и заметил, что они у тебя как акробаты кувыркались! Спьяну значит! Надо же, только поймал вроде, а вся рыба спит уже...Твою маковку! – веселился Григорий, предвкушая будущий улов.
– И давно ты их подсадил на алкоголь? – Федор любил подробности.
– Да с месяц уже, – лениво отвечает Ваныч.
– Так может с нами поделишься? Испробуем.
– Дак кончился самогон, чуток брал. В следующий раз сами попробуйте.

 На следующий день весть о чудесной наживке облетела все мужское население села и на ближайший берег Хопра высадился десант из желающих проэкспериментировать новый способ ловли. Кое-кто из наиболее доверчивых возле своего места прямо из кружки речку окроплял. Остальные насаживали на крючок наживку, набирали самогон в рот, плевались им на червя, остаток проглатывали. Быстренько закидывали в себя кусочек хлебушка и, закинув удочки, замирали в счастливом ожидании своего рыбацкого счастья...

 Пахло травным летним вечером, ни с чем не сравнимым теплым запахом реки, и над всем этим летал дразнящий, аппетитный аромат первача. Ах, как под него захотелось тут же отведать горячей ушицы! Вот только с рыбой в этот вечер не очень везло. Одна мелюзга попадалась – котам на ужин. Но рыбаки надежду не теряли, снова и снова упорно повторяли процесс: червяк, самогон, плевок! Затем стояли озадаченные, вглядываясь в спокойное течение реки, думая каждый о своем.

 Впрочем, скоро повеселей стало, потеплело как-то на душе, похорошело, на разговоры потянуло, на смех. И никто не одергивал, мол:"Тихо ты, рыбу распугаешь". Да Бог с ней, с рыбой, не убудет. Зато вечер какой хороший выдался, и мужики рядом свои – сельские. Давно все вместе так не собирались, как на мальчишнике прямо. И развернулась душа, и песня стала проситься наружу! Сначала робко так затянул кто-то:

– Как упоительны в России вечера...
– Любовь, шампанское, закаты, переулки, – неуверенно подхватили рядом.
– Ах, лето красное, РЫБАЛКА и прогулки, – дурашливо закричал кто-то. На него тут же шикнули, мол, не порть песню, и через паузу грянул сводный хор рыбаков, да так слаженно, словно под палочку дирижера:

"Как упоительны в России ве-че-ра-а-а-а"...

Ах, как они пели, черти, как они пели! С такой русской душой: широкой, сильной и нежной! И неслась, стелилась эта песня по тихой глади Хопра. Да это и ничего, что с трудом, общими усилиями, на один куплет насобирали, зато повторили раза три. Вскоре стали расходиться. Рыбаки - народ весёлый, они говорят, что время, проведенное на рыбалке с удочкой, не засчитывается Господом в прожитое! И еще долго было слышно издалека: "Как упоительны в России вечера".

Утром Ван Ваныч, заметив за забором соседа, окликнул его: – Гринь, ну как рыбалка?.. Идет?
– Едет! Как никогда! – хмуро ответил Григорий, недовольно мотая лохматой головой.
– Так много улова? – уточнил, посмеиваясь, Ваныч.
– Так мало! Признайся, разыграл нас с прикормом?
– Ну, разыграл, пошутил.
– Да уж, попались на удочку!.. А как же рыба в ведре?
– Рыба? А я ее три дня собирал на этот случай. Пока до реки тогда шли, боялся, что в пакете разглядите.
– Устроил ты нам вчера упоительный вечер, во всех смыслах, – подытожил разговор Григорий и, не выдержав, улыбнулся.

 Три дня мужики сторонились Ван Ваныча: бойкот устроили за розыгрыш. Потом простили. А вскоре и сами смеялись, вспоминая эту историю и дополняя её новыми, выдуманными подробностями. А вот жены их до сих пор на просьбу мужей налить им стопочку самогонки к ужину весело подкалывают: «На рыбалку пойдешь? Рыбки захотелось, а?!»


ГЛАВА 6. ВАН ВАНЫЧ И КАЗУС

  Подкинули как-то Ван Ванычу на целую неделю внука–школьника Антошку. Родители его, живущие на другом краю села, затеяли вдруг срочный ремонт. После того, как этот третьеклассник раскрасил хвост у петуха и смешал всю краску в банках, его решили на время изолировать, сослав на перевоспитание к деду, который живет один. Вот пусть и развлекается с непоседливым внуком.

А им было хорошо вдвоем! Дед был молодым пенсионером, а потому сил хватало и на речку сходить, и на огороде поработать, да и выкраивал время с внуком за жизнь поговорить. Одно было плохо: не любил помогать внуку уроки делать. Особенно по математике. И не подходи!

Заигрался как-то вечером Антошка во дворе, за уроки поздно сел. Математику-то быстренько осилил, а вот на литературе затык вышел.
– Дед, а дед! – кинулся он за помощью. – Ты сказки знаешь?
– Знаю! Жила–была пенсия...недолго.
– Да нет! Мне настоящие сказки надо!
– Ну, так сразу и не вспомнишь, – попытался отвертеться Ван Ваныч.
– Да мне только названия надо! – взмолился внук.
– А! Названия? Ну, это запросто.

Дед взял листочек с ручкой и углубился в далекие детские воспоминания... Зевающий Антошка старательно ждал результат, потом, совсем сонный, склонил голову на стол и уснул – уморился. Уложил его дед, снова за урок по литературе принялся. Наконец вроде справился, но список сказок показался ему непозволительно коротким. Решил тогда Ваныч на улицу выйти за помощью, где, как всегда, обсуждая политический климат в стране, отдыхали на завалинке говорливые соседки.
– Ну что, бабоньки, вспомним молодость? – игриво обратился он к ним.
Те, по большей части его ровесницы, прекрасно зная озорной нрав Ваныча, не на шутку всполошились.
– Сейчас АЙКЬЮ у вас проверять буду!
От непонятного слова бабы совсем перепугались. Пришлось объяснить более доходчиво. Помогли. Сказок вспомнили много!

Наутро Антошка быстренько переписал в тетрадку оставленный на столе список и довольный убежал в школу. А вот из школы вернулся не очень довольный и прямо с порога прокричал:
– Дед! А, дед! Тебя училка срочно в школу вызывает! В классе ждет!
– Опять звонок школьный испортил?
– Нет!
– Опять с дворником подрался?!
– Да нет! И окон не бил, и стулья не ломал, и жвачкой не плевался. Два дня уже!
– Хм...А какая училка? Новая? – заинтересовался дед.
– Новая! Светлана Игоревна. Ох и строгая! – Антошка аж глаза закатил для большей убедительности.
– Молодая?
– Ну, какая молодая! Ей, наверное, целых тридцать лет! Или даже тридцать два!
– Надо познакомиться... Разберемся! – сказал дед.

Надел Ван Ваныч чистую рубаху, нахлобучил для солидности соломенную шляпу, и пошли они, стар и мал, в школу, на разборку, значит. Школа была совсем рядом. Уже минут через десять они стояли на пороге класса: Ван Ваныч, разглядывающий стоящую у стола молодую нарядную учительницу с белыми кудряшками, и Антошка, ничего не понимающий, но на всякий случай с поникшей головой.
– Здравствуйте, уважаемая! – Ван Ваныч вежливо снял шляпу.
– Здравствуйте! Что же вы, Иван Иванович, уважаемый человек, а насмешки строите?! Это вы помогали Антону уроки делать?

Дед быстренько глянул на "предателя", но тот отчаянно помотал головой, мол, не я.
– Не отпирайтесь! Я сама догадалась! Антон, выйди, подожди за дверью! – сказала учительница так строго, что деду захотелось выскочить за дверь первым.
Антошка тут же послушно скрылся.
– Садитесь, - пригласила учительница деда за первую парту и положила перед ним раскрытый учебник.
– Читайте, – Светлана Игоревна ткнула в книгу розовым пальчиком с чуднЫм синим маникюром. Дед, не спеша, втиснулся за парту, вытащил очки, протер их полой рубашки и послушно уткнулся в книгу.

– Упр. номер сто пятнадцать, – послушно прочитал он.
– Все читайте!
– Упражнение номер сто пятнадцать. Всё? – скосил он глаза на склонившуюся над ним строгую учительницу.
– Задание читайте! – тоненькие розовые пальчики забарабанили по парте.
– За-да-ние...ПРИВЕДИТЕ ПРИМЕР БОЛЬШОЙ СКАЗОЧНОЙ ЛЮБВИ...Ну?
– А вы что отвечаете?! – Светлана Игоревна пододвинула к нему Антошкину тощую тетрадку в линеечку.
– А мы отвечаем... "БЕЛОСНЕЖКА и СЕМЬ ГНОМОВ!" – довольно бодро прочитал Ван Ваныч.
– А еще?! Читайте!
– А еще "СКАЗКА О МЕРТВОЙ ЦАРЕВНЕ и СЕМИ БОГАТЫРЯХ!" – торжественно произнес дед.
– О! Еще сейчас вспомнил:"Али, бАба и 40 разбойников!" Не пойдёт?..
– Не паясничайте! Вы что, не понимаете?! – возмутилась учительница. - Хорошо!
Читайте дальше, пока не поймете! Всё читайте!
– Оглашаю весь список, пожалуйста, – послушно кивнул дед. - "СКАЗКА О ПОПЕ и о РАБОТНИКЕ ЕГО БАЛДЕ". "ИВАН ЦАРЕВИЧ и СЕРЫЙ ВОЛК!"... Что не так, уважаемая Светлана Игоревна? А! Наверное, зарубежные надо было? Так вот же и эти есть: «БРЕМЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ!" Или "Робинзон Крузо и Пятница". Ой, а это вроде не моё... Списал, видать, Антоха где-то.

Дед пристально вчитывался в каракули внука:

– "КАК ОДИН МУЖИК ДВУХ ГЕНЕРАЛОВ"... ЧТО? И продолжения нет. Нет, это не я писал!
– Конечно, не вы! Это Салтыков – Щедрин написал!
– А что он с ними сделал, мужик-то, с генералами?
– Прокормил!
– Ааааа. Нет, я так и не понял, уважаемая, а что написать надо было?

Ван Ваныч посмотрел на учительницу наивными глазами и почесал затылок.

– Пример! Пример привести БОЛЬШОЙ СКАЗОЧНОЙ ЛЮБВИ! Например, "ЗОЛУШКА!" Или вот это... Про Князя Гвидона. Помните?..

Светлана Игоревна отошла к доске, красивым жестом протянула руку к окну и проникновенно, с душой, стала медленно декламировать:

   Что готов душою страстной
   За царевною прекрасной
   Он пешком идти отсель.
   Хоть за тридевять земель.
   Лебедь тут, вздохнув глубоко,
   Молвила: "Зачем далёко?
   Знай, близка судьба твоя,
   Ведь царевна эта — я".

Закончив читать, Светлана Игоревна смущенно опустила голову, ну ни дать ни взять – лебёдушка! Не удержался Ван Ваныч от представленной красоты, заулыбался и захлопал аж:
– Вы прямо как...как актриска! – выдал он неуклюжий комплимет.
– Ой, ну что вы, – зарделась учительница. – Так вы поняли?
– А чего не понять? Я эту сказку хорошо помню, там еще Царь Салтан был...со сватьей бабой Бабарихой и ткачихой, и с поварихой был...
– Иван Иваныч! Прекратите!
– Не пойдет? А еще помню 33 богатыря: "Все красавцы удалые. Все равны, как на подбор, с ними... дядька Черномор!"

Светлана Игоревна тоненько взвизгнула, зажала рот рукой, не в силах больше сдерживаться, хохоча вылетела из класса и, звонко топая каблучками, и встряхивая кудряшками, помчалась по пустому коридору.

– Дед, ты идешь? – показалась из-за двери светленькая головка Антошки. Ван Ваныч степенно надел шляпу и весело подмигнул внуку:

– Иду!
Они шли по коридору, а из учительской доносился хохот и женские голоса:«33 богатыря и Черномор?! Али и бАба?.. Ну, Ван Ваныч!»

– Чего это они смеются, дед?
– Да все нормально, Антоха, казус вышел, – бормотал Ван Ваныч, еле сдерживаясь от смеха. – Недопоняли мы задание! А училка хорошая у вас: правильная, с юмором, такие люди редки. Вы берегите её!



ГЛАВА 7. КАК ВАН ВАНЫЧ ОТ СКУКИ СПАСАЛСЯ


 Ванычу скучно... Сидит, к себе прислушивается: вот чует, что чего-то хочется, а чего именно – и сам не поймет! Все хотения уже перебрал, но без толку – не отзывается организм. Понимает только, что хочется чего-то бОльшего, кроме рыбалки, телевизора и одиночества. Наконец осенило – почудить пришла пора! Организм откликнулся далеким тоненьким визгом: одобрил, значит. Визг этот кураж называется.

 Ну не может Ваныч жить без шутки озорной, без забавы какой-нибудь, чтобы полсела не отозвалось. Да только столько розыгрышей уже было, что перестали ему односельчане верить, во всем подвох видят. Одному чудить трудно стало, в том году даже друга Федора-почтальона в подельники брал. В этом году вряд ли он согласится.

Вот такие думы одолевали Ваныча. А под окном у него соседки трещат. Сам виноват, что такую лавку перед домом отгрохал: широкую да удобную, под любую фигуру приспособленную, что только тут и собираются теперь. Это им не на завалинках своих скрючившись сидеть. Прислушался... Судачат о своем, о бабьем: не хватает банок для закруток. Скоро август на дворе, самое время соления заготавливать, а продавщица Анна что угодно из города привозит, кроме банок: невыгодно ей. «Эх, мне бы ваши заботы», – думает Ваныч. И тут его осенило!
Продумал ночью план действия и понял, что опять придется Федора вербовать, одному не справиться.

С утра сидел Ван Ваныч у окна, ждал почтальона, да с таким нетерпением, словно любимую поджидал. А чего ты хочешь, когда мысли бегают, душа горит в предвкушении дела нового!
– Федюня, зайди на минутку, – ласково позвал он появившегося на улице почтальона.
– Чего тебе? – уточнил Федор на приличном расстоянии. – Говори!
– Да что ж мне, на пол-улицы тебе докладывать?

Ваныч, видя, что Федор заподозрил неладное, решил приоткрыть карты, успокоить вроде:
– Ты когда в город едешь? Просьба одна есть. Зайди на минутку, списочек дам.

Потерял Федор бдительность, клюнул, зашел. Ваныч списочек ему протягивает, а там два заказа всего, но странных таких.

– Ты чего удумал опять, Ванька?! – конкретно интересуется Федор, зная беспокойный характер друга, и разглядывает два заказа, пытаясь найти между ними связующую нить. Не получается!

– А двадцать открыток можно и на нашей почте купить, чего по городу их искать?
– Нельзя нам здесь светиться! – не выдержал Ваныч.
– А почему это НАМ?! – задергался Федор. - Ты меня больше в свои розыгрыши не втягивай! Если, как в прошлом году, изображать привидение князя Нарышкина в развалинах его барской усадьбы, то я пас! От себя самогО чуть кондрашка не хватила! Да и в простыне потом с участковым просидел до утра...
– Неее, – перебил его Ваныч, – на этот раз дело мирное, а потому - безобидное. Но без твоей помощи, Федька-друг, ну никак! Приедешь из города - расскажу!

А пока Федор в город уехал, Ваныч за свою часть розыгрыша принялся. Вытащил из подвала все банки пустые из-под закруток, что сын с невесткой ему подкидывали, а их много накопилось. Все просил невестку к себе их забрать, та ни в какую: «Да у меня и свои девать некуда. Полный подвал закруток еще с прошлого года». Пришлось Ванычу повозиться, с содой все банки перемыть, переполоскать... Нашел себе забаву!

Но эта шальная мысль его очень грела: во – первых, подвал освободится, а во - вторых, нуждающимся банки пригодятся. Мог бы, конечно, и так просто вытащить банки на лавку свою, мол, бери, кто хочет, но неинтересно же так! А в селе давно ничего нового и забавного не происходило. Пора встряхнуть народ, взбодрить немного!

К вечеру почтальон вернулся, привез заказ. Сели за стол. Стал Ваныч его с розыгрышем знакомить, объявление заготовленное вслух читать. Федор внемлет.

– Уважаемые, односельчане! Будет и на вашей улице праздник! – торжественно начал Ваныч. – В это воскресенье проводится областная акция "Чистый двор".
– Слушай, Вань, – сразу встрял Федор, – а нельзя дописать еще и акцию "Чистая посуда?"
Видать, у Федора это больной домашний вопрос был. Дописал Ваныч – "ЧИСТАЯ КУХНЯ!" Федор глянул на свою рубашку цвета грязного асфальта:

– А может?..
– Не надо! – оборвал его Ваныч, поняв, что под шумок Федор бы еще и акцию "Чистая одежда" добавил. – Спалимся!

Этого слова Федор боялся больше всего: если жена Зинаида дознается о его соучастии, то не увернуться ему от сковороды, насильно очищенной.
– Так... значит, акция "Чистый двор и чистая Кухня", приуроченная ко второму августа – Ильину дню, – продолжает читать Ваныч.
– Допиши и ко Дню ВДВ, для солидности! – попросил Федька.

Уважил Ваныч бывшего десантника, дописал. Нелепо смотрелись два разных праздника рядом, ну да ладно.
– На проверку приедет комиссия из города. Особо отличившихся хозяев ждет вознаграждение и бонус! И подпись - ГОРОДСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ".

На другой день Ваныч заглянул к своему другу диджею Вене, что при санатории музыку гоняет, тот ему три объявления (под строгим секретом) красивенько так отпечатал на ватмане, не придерешься, и текст поздравительный на открытках отксерил. Фамилии и клички потом от руки уже вписали.

Глубокой ночью отправились объявления развешивать.

На следующий день уже с утра шумок по улице пошел. Вопросов много было, ответить было некому, да и некогда. Мужики все за дворы свои принялись. Федор тоже участие принял в своём субботнике. Бабы, нагруженные кастрюлями, спустились к речке отшкрябать их песочком. Чтобы усыпить их бдительность, Ваныч тоже с казаном на речку пришел, драить его стал.
- Ваныч! – кричат бабы. – А что такое "бонус?"
- Подарок бесплатный. Халява по-нашему, – слышится в ответ.

Самая ответственная работа напарникам ночью предстояла: банки развозить по дворам, да чтоб без шума, без пыли, без звяканья. Двадцать дворов наметили заранее, на большее у Ваныча банок не хватило.

Утро принесло два праздника сразу и хорошее настроение! У каждого двора красовались на штакетниках по пять сверкающих чистотой банок и скромненький прозрачный пакетик, а в нем открытка с приятными словами вроде: "Уважаемые Марфа Ильинична и Петр Кузьмич! Поздравляем вас с праздниками! Выражаем благодарность за чистоту вашего дома! Желаем счастья и процветания! А это наш бонус для вашего Полкана». И прилагался пакетик с собачьей вкусняшкой «ЧАППИ» или кошачьей – «ВИСКАСОМ». И подпись - ГОРОДСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ!"

Бабы радовались банкам, тем более, что никому не обидно, всех на улице отметили одинаково. Мужики вертели с недоумением в руках пакетики с собачьим или кошачьим кормом (это уж Федор лично клички животных вписал, ему ли их не знать, как почтальону). Весь день сельчане это событие обсуждали, только понять не могли, когда эта городская комиссия с проверкой промелькнула, что никто и не заметил.

Ох, и хорошо было у Ваныча на душе! Люди радуются - и он рад! И Федор ходит довольный, хитро улыбаясь: в доме у него все блестит.

Ну, а наши шутники все-таки чуть не спалились, когда в городскую администрацию пришло странное письмо от жителей села ОЛЬХОВОЕ с благодарностью за банки и собачий корм и со словами умиления, что в администрации знают не только сельчан по фамилиям, но и домашних животных по кличкам. Полетало это письмо по кабинетам, но так и не выяснили, кто такую странную инициативу проявил. Приняли за шутку неуместную и выяснять больше не стали: ведь благодарят, хоть и непонятно за что, но ведь и не ругают. А это главное!
И положили это письмо в папку "ХОРОШИЕ ОТЗЫВЫ!"


ГЛАВА  8. ВАН ВАНЫЧ И НАХАЛЬНЫЙ РОЗЫГРЫШ


   Весна в этом году выдалась ранняя. Ван Ваныч, приложив все силы молодого пенсионера перекапывал огород, с удовольствием вдыхая свежий, парной запах земли.
  – Ваныч! – окликнул его от калитки  друг Федор. – Я в город еду, ничего тебе там  прикупить не надо?
– Да нет, спасибо!

Вскоре, собравшись, поспешил Федор на автобусную остановку и через час  бродил уже по областному центру. Первым делом на рынок отправился, кое– что из инструментов прикупить. Купив необходимое, поспешил назад.

На выходе из рынка, дорогу ему преградил бомжеватого вида мужчина:
– Слушай, друг, выручи, трубы горят, мочи нет! Купи, а?! – прохрипел он.
– Чего купить? – опешил Федор.
– Вот! – Мужчина засунул руку за пазуху и вытащил маленького щенка, тихо попискивающего.
– Да зачем он мне, задохлик этот? – Федор попытался обойти незнакомца, воровато оглядывающегося по сторонам.
– Украл у кого что–ли?
– Почему сразу украл? Утром проснулся в подвале, выхожу, а он на ступеньках сидит...смотрит. Купи, а? Не прокормлю ведь!
– Давай так, мужик...На бутылку дам, а щенка не возьму! Лады?
Федор полез за деньгами, вытащил две бумажки, протянул незнакомцу. Тот неловко схватил их, уронил на землю.
– Подержи пока. – сказал продавец, сунул щенка Федору, наклонился поднять деньги и тут его и след простыл! Шустро так исчез за прилавками с товарами.

Стоит Федор и что делать не знает. Понимает только, что на улице щенка бросить душа не позволит. Хорошенько матюкнувшись про себя, мол, дурачина ты– простофиля, зашел купить пакетик молока, оторвал уголок и сунул щенку, как соску. Зачмокал с  жадностью  собачий детёныш.

Вот так вдвоем через час и в село прибыли. В автобусе Федор успел рассмотреть кобелька, а вот куда и кому пристроить  не придумал. В каждом дворе собаки есть.

И тут вдруг Федора посетила замечательная мысль, да такая , что так с улыбкой и дошел до калитки Григория – моложавого мужчины, соседа Ваныча. Хозяин во дворе возился.
– Гришка, дело есть! Поговорить надо!
– Что за дело спешное?
– Да тихо ты! Гляди!..– Федор как фокусник вытащил из-за пазухи  щенка.
Быстренько обрисовав ситуацию, поделился главным:
– Надо его Ванычу подбросить. А то почему только он всех разыгрывает, то с рыбалкой, то с банками!

– Точно. – подхватил Гриша. – А мне больше других достается, по–соседски. Вчера кричит мне со своего огород:"Чего это по твоей крыше петух носится?" Я кружил вокруг дома, кружил, лестницу притащил, чтобы на крышу лезть, а он только потом признался, что пошутил! А у меня и петуха-то никакого нет!
– Вот, Гришка, тут надо стратегический план выстроить.

Полчаса заговорщики придумывали план внедрения щенка, и придумали!

На следующий день, с утра, Федор у окошка стоял. Привычки  друга давно знал. Как только вдали показалась фигура Ваныча с удочками, Федор быстро схватил ведро и выскочил за калитку, делая вид, что не замечает идущего друга. Тот сам его сзади окликнул:
– Федь, куда это ты поутряне с ведром, тоже на речку что–ли?
– На речку. – Коротко бросил Федор. И не давая Ванычу передыху стал наваливать
информацию дальше,– Жучка наша недавно опять приплод принесла, ну куда их?
Пришлось троих утопить, одного оставили, а теперь Зинка и от него наказала
избавиться...топить иду. А что делать, Вань? – в голосе Федора послышалась
мировая скорбь.

Из ведра раздалось тихое попискивание.

– Что-то я раньше не замечал в тебе такой жестокости: топить! – недоверчиво посмотрел на друга Ваныч.
– Да кто ж в таком признается? – Федор наклонился над ведром, – Ой, на тряпку кобелек  напрудил, перевернуть надо. Подержи пока... – сунул он щенка Ванычу, вспомнив про уловку городского бомжа.
– Странный ты, Федор, топить идешь, а тряпку меняешь?
– Да понимаю, что грех на душу беру. – врал напропалую Федор.

Щенок на руках у Ваныча притих и уставился на него черненькими глазками не мигая, словно знакомясь. Ванычу даже жутко стало. Приложил его к себе на грудь, приласкал, чувствуя как тревожно тукает маленькое сердечко.

– Может себе возьмешь? – предложил Федор как бы между прочим.
Молчит Ваныч. Вспоминает как слово себе дал не заводить больше собак, после того как любимица его Данка так тяжело уходила. Казалось, что сердце на клочки разорвется.
– Эх, ёлы-палы, – горестно вздохнул Федор, – ладно, давай  щенка назад, знать судьба у него такая – собачья!

Увидев перекореженное от жалости лицо Ваныча, понял, что попал в цель.
Помолчали.
– Ты куда шел, Федя, на речку? – прервал паузу Ван–Ваныч, – Вот и иди, а мы с цуцыком домой пошли.


Вот так и стали они жить–поживать, старый, да малый. Откормил Ваныч щенка, тот быстро расти начал, хулиганить.

– Да что же ты за жулик у меня такой? Слушай, пес, а может мы тебя так и назовем, в честь мамки твоей? Она – Жучка, ты– Жулик?
Не реагирует щенок.
– Ну и ладно! И все–таки ты нахал непослушный у меня.
Крутящийся у ног щенок притих, посмотрел на Ваныча.
– Что, согласен, что нахал?
Закрутил малышок радостно хвостиком туда–сюда, туда–сюда.
– Ну смотри, шерстяной, сам выбрал! Чтобы потом без претензий!

На том и порешили. Все бы хорошо, да вот только стал замечать Ваныч, что растет Нахал не по дням, а по часам, нахально так растет.
Коробки для спанья ему все больше по размеру требуются, да и чашки увеличиваются в размерах, а в них и еда соответственно. Через два месяца не щенок, а словно  маленький медвежонок шастает. Ваныч на крыльце зарубки делал – отмечал рост щенка в холке. Зарубки быстро ввысь поднимались. Вскоре собаке в доме стало тесно. Построил  Ваныч будку, да только и она через короткое время  маловата стала.

Как-то Ваныч встретил Федора: – Ты чего к крестнику не заходишь? Мы же вроде, как породнились с тобой?
– Ну да...– неопределенно ответил тот боясь подвоха. Григорий-то его в курсе  держал, докладывал, что щенок прёт и прёт во все стороны, ему ли не заметить было по соседски.
– Я вот что подумал, надо Нахала нашему ветеринару Айболиту Михалычу показать. Вот сейчас и поведу - решился Ваныч.

От такой близкой перспективы разоблачения Федор аж задергался:
– Как поведешь? Он у тебя не приученный на поводке ходить, так тебя на пузе и провезет по селу, а сорвется, перепугает всех или того хуже...перегрызет на фиг. Михалыча встречу, попрошу к тебе зайти. Идет?

Однако друг Федор с обещанием не спешил, к ветеринару не шел, все время тянул. Ведь тогда точно все откроется и попадет в первую очередь за такой розыгрыш ему - Жучкиному родственнику.

Время шло... Здоровый пес вымахал.

По вечерам Ваныч сядет на крыльце, а Нахал рядом, голову положит  на колени и  беседуют о чем-то. Гладит его хозяин по коричневой шерсти, густой и мягкой, и такая благодать, что живая душа рядом.

Еще два месяца прошло.

Носится по двору мохнатый теленок, лает и хвостом машет – жизни радуется!
А как прыгнет хозяину на грудь, то лапы широкие уже до плеч достают, чуть с ног не сшибают.
Соседу Григорию пришлось от него забор сеткой рабицей нарастить.

Как-то сын Ваныча – Николай, заглянул в интернет и зашел к отцу с результатом:
– Бать, похоже, что твой Нахал – помесь кавказской овчарки со среднеазиатской овчаркой.
– Ничего себе! Это на какой же границе они снюхались?
– Но это не точно, батя. Надо у ветеринара нашего узнать.

Щелкнул Николай Нахала телефоном и отправился к Айболиту Михайловичу.
Вернулся вскоре еще больше обескураженный.

– Айболит сказал, что это фотошоп и таких собак ему видеть не доводилось ни в каких источниках. Да, и насчет прививок напомнил против бешенства.
– Сделаем! Вот намордник завтра куплю в городе побольше и тогда сделаем. Источниках...Не там смотрел, не на то дно заглядывал. Да ладно, какая разница, какой породы наш Нахал, Нахаленок, Нахалюша, любимчик мой?, – гладил Ваныч
подбежавшего пса, который  задрав  морду не сводил с него преданных, веселых  глаз, – Хоррроший пёс! Хоррроший!

На следующее утро, покормив Нахала и попросив Григория присмотреть за ним, Ваныч в город уехал. Долго пришлось намордник искать по размеру, да и другие дела задержали, так что возвращался Ван Ваныч в село уже под вечер.


Идет к дому, а навстречу ему группа мужиков сельских, возбужденных, да вооруженных кто чем, что под руку попалось: кто с палкой, кто с метлой.

– Что за шум, а драки нет? – полюбопытствовал Ван-Ваныч.

Заговорили все разом... Картина вырисовывалась такая: в селе переполох!
Час назад, тетка Степанида, собирая в лесу грибы, заметила недалеко на тропинке медведя. Перепуганная, тут же сиганула в село.
Никогда еще она так быстро не бегала, да еще с корзиной на голове, в виде шлема
- обезопасила голову на всякий случай! Кричать стала только когда до села добежала, тогда голос прорезался: "Спасите! Помогите! Медведь в лесу!"
Всех всполошила, все по домам закрылись.
Вот теперь и идут они на ликвидацию такой неожиданности!

– Да откуда в нашем лесу медведь? – не поверил Ваныч, - Тут зайца и то не встретишь!
– Ну а проверить-то надо? – возразил Федор, явно настроившийся на охоту.
– Ваныч, ты с нами? – уточнил Григорий и тут же предложил ему своё боевое оружие– швабру.

С час мужики пошумели в лесу, поаукались, а тут и темнеть стало. Решили поиски неожиданного зверя на утро отложить. Стали по домам расходиться.
– Гриш, Нахала не забыл днем покормить? – вспомнил Ваныч.   
– Не, не забыл! До завтра!

Подошел к своей калитки Ваныч, а она настежь! Как так?! Подозрение закралось. Свистнул тихонько, позвал: – Нахал!

Вылетает с заднего двора навстречу друг его дорогой, на грудь кидается, а сам!.. Никогда еще таким извазюканым  Ваныч его не видел: мокрый, грязный, с налипшими листьями, веточками в густую шерсть забившимися, и с запахом грибным! Понял Ваныч, какой "медведь" Степаниду напугал! Видать Григорий забыл калитку на засов закрыть!

Начал пса в порядок приводить. Чистит хозяин щеткой пса, а сам думает:" Слава Богу, что обошлось!" – и Нахала отчитывает.
Все высказал: и что на цепи тот так и не приучился сидеть, и за самовольную отлучку попало. В конце-концов успокоил, что никому не расскажет, а то шумихи не оберешься.

Так эта история и забылась, мол, померещился медведь Степаниде.



ГЛАВА 9. КАК ВАН ВАНЫЧ ГОСТЕЙ ПРИНИМАЛ

  Окликнул как-то Ван Ваныч на улице друга своего – почтальона:
– Федь, не поможешь Нахалу будку соорудить, крестнику твоему?
– Опять прежняя мала стала? Ну дак, чего не помочь? – с видимой готовностью согласился Федор Петрович и уже через полчаса появился, волоча за собой пять длинных досок.
– Да куда столько? – удивился Ваныч. – Это уже не будка, а теремок будет.
– Пусть, на вырост! – расщедрился Федор.– Гришку крикнем на подмогу.
– Да не пойдет он.
– А спорим?
Федор подошел к штакетнику и зычно крикнул:
– Гришка! Подмогни будку для Нахала соорудить!

Услышав свою кличку, изолированный на кухне пёс ответил громким стуком пересчитываемых кастрюль.

– А чего? Эт я щас, мигом, – подозрительно быстро засуетился вечно лохматый молодой мужчина и вскоре показался во дворе с банкой краски.
Работа за разговором спорилась: быстро отмерив и распилив доски, приступили к сборке.
– А может, и не вырастет больше Нахал. Мать его увидеть бы! – ляпнул Федор, не подумав.

И наступила тишина. Ваныч чуточку поморгал, как бы соображая, затем уставился на Федора и уточнил:

– Чью мать? Его? Жучку твою? Так я ее видел. Толку–то? От горшка два вершка.
А Григорий уже Федору на выручку откликнулся:
– Слушай, а не могла этого кутенка твоя Жучка притащить откуда–нибудь? Ну, вдруг перепутала, за своего приняла, пригрела, прикормила?
Федор опомнился от своей промашки, стал тему подальше уводить:
– Ваныч, на нашей улице ни у кого приплода тогда не было, кроме Жучки. А вот к кому она бегала, про то уже не узнаем, но таких "телят" ни у кого больше нет. Слушай, я вот в газетке читал как-то: есть такая болезнь –гигантизмь называется.
Может, и Нахал где ее подхватил?!
– Да это вроде люди ею болеют, – возразил Ваныч.
– А что, собаки не люди что ли? – непонятно на что обиделся Федор, уже и сам отказывающийся понимать, в чем тут дело. Не поедешь же в город бомжа того отыскивать, мол, у кого украл хоть вспомни!

– Мне кажется, это просто уникум такой природный, экс...клюзив – вставил модное слово Григорий.
– А может, ты сам , Ваныч, чего ему в пищу добавляешь? Как на самогон тогда рыбу ловил? Признавайся. Может, потому и аппетит у него зверский?
– Гришка! Ты сдурел?! Ты где собак пьющих видел? – остановил Ваныч фантазии соседа.
– А у Никитиных Санек приучил своего пса Казанову пиво пить. Погоди, а может, Казанова и есть тот блудник? Может, это он Жучку совратил по пьяни? Большой кобель?
На минуту все притихли, вспоминая Казанову и Жучку, мысленно пытаясь их сложить... Не складывалось!
– Тьфу, мужики! Несем околесицу какую-то! – закрыл тему Ваныч, и вновь все застучали молотками. Дело с будкой спорилось. Вот уже и крышу "присобачили", как выразился Федор, а Гриша вдруг воскликнул:
– Твою маковку! Окна вырезать забыли! Какой же терем без окон? Я вот краску припас для ставенек.
Посоветовавшись, решили обойтись без окон, чтобы не продувало. Тогда Григорий решил их нарисовать – два окошка со ставнями синенькими, а в каждом уголке, под окошком, красивенько вывел –"ГАВ".
– Это что за «ГАВ»? – удивился Федор.
– Это подпись моя – Григорий Алексеевич Васин.

Посмеялись подельники над таким забавным совпадением, а вскоре стояли и любовались на свое творение. Теремок получился отменным: большим, красивым – такие детишкам ставят на детских площадках.
– Выпускай Нахала! – скомандовал Федор. Пес пулей вылетел из дома и радостно побежал обнюхивать свое новое жилище. Вроде понравилось: залез внутрь, поелозил немного и притих, обвыкаясь. А Ван Ваныч пригласил друзей к столу обмыть новую недвижимость. Быстренько соорудили на стол, все свое: картошечка, соления всякие, ну и напиток жгучий само собой.

Первый стаканчик первача за теремок опрокинули.
– Спасибо за помощь, друзья! – поблагодарил хозяин.
– Чтобы долго стоял! – коротко провозгласил Федор.
– И не скоСОБАЧИЛСЯ! – добавил Григорий и первый засмеялся.

Второй стаканчик легко пошел за хозяина дома – Ваныча. Ну, а третий пропустили за виновника торжества – Нахала!
– Чтобы больше не рос! – ляпнул Григорий, не подумав.

Наконец алкоголь основательно попал в душу, теплышко разлилось, потянуло на разговор. Тут Ваныч и озадачил гостей:
– Ну что, други мои верные, давно подозреваю, что скрываете от меня что-то.
И наступила тишина. Переглянулись гости, не зная кому начать. Первым нарушил паузу Федор, робко подав голос:
– Ёлы-палы! А как ты?.. Когда?
– Догадался когда? Да уж больно вы с готовностью в помощники мне идете. Ну?..
– Твою маковку! – пришел в себя и Григорий. – Ваныч, ты только не психуй! Решили мы тебе тогда вроде розыгрыш подстроить – щенком обременить. А то чего только ты всех разыгрываешь? – с обидой в голосе добавил он в свое оправдание.– Да кто ж знал, что вымахнет такой громила?
– Ясно. Нахала где взяли?
– В городе, у бомжа на бутылку выменял. Выходит, что беспризорника ты приютил, Ваныч, сироту без отца и матери, без роду, без племени. – Федор уже знал, на что бить.
– Ну, что без роду – это точно! Что сказать хочу... Спасибо вам, друзья, за Нахала! – чуть не прослезился Ваныч. Громко и радостно растерявшиеся гости чокнулись:

– ЗА НАХАЛА!!!
В окно, выходившее во двор, раздался стук. Все оглянулись... вровень с подоконником виднелась страшная рожа, перепачканная синей краской, с торчащими во все стороны лохмами! Может, она и улыбалась, но размер клыков гасил такую мысль в зародыше. Эта рожа принюхивалась!
– Твою маковку! Так и кондратий хватить может, – прошептал Гриша откашливаясь. Федор вспомнил предупреждение Ваныча о непереносимости Нахалом запаха алкоголя.
– Ёлы-палы! Как выходить будем? – озаботился он.
– А никак! Придется у меня ночевать, на полу постелю, – ухмыльнулся Ваныч.–Попались?

– Зинка прибьёт! Валька прибьёт! – слаженно, в один голос оценили ситуацию гости и притихли, представляя, каким именно способом будут жены их изничтожать. Судя по их скривившимся лицам, ничего хорошего им не светило. Пожалел женатиков Ваныч, альтернативу предложил:
– Или придется вам тогда через окошко в спаленке на улицу вылезать.

Посоветовавшись, гости решили через окошко попробовать.
– Тогда на посошок? – предложил хозяин, с улыбкой наблюдая над захмелевшими любителями розыгрышей. Те молча кивнули, молча выпили и пошли в спаленку.
– А пролезем? – окинул Григорий пьяным взглядом пузико почтальона, которое часто было предметом насмешек. Как высокий и худой, как жердь, Федор умудрился вырастить посреди себя такое, оставалось загадкой. Создавалось впечатление, что когда-то он проглотил футбольный мяч, а тот там и прижился.
– Так, по очереди пытаться будем, не все сразу, – успокоил Федор, не замечая насмешки.
– Чур, я первый тогда! У меня Валька злее! – занял очередь на свободу Григорий.
Кряхтя и извиваясь, помогая себе короткими матюгами, Гриша вскоре первый на улице оказался, приземлившись на стоящую под окном широкую лавку. А у Федора затык вышел: сначала плавненько так наполовину завис на подоконнике, а дальше дело туго пошло – застрял! И ни туда, и ни сюда! Ровно в районе пупка и заклинило.
– Втяни в себя, – командовал с той стороны Григорий, переживая за друга.
– Чего втянуть? – болтался Федор, уже мало что соображая, потому как больше всего на свете ему хотелось спать, и очень срочно.
– Да что втягивается, то и втягивай!
Григорий схватил почтальона за обе руки, скомандовал Ванычу:
– Пихай его с той стороны! За ноги подними, на меня толкай.
– Да пихаю-толкаю я! Не идет! Давай на счет... Раз, два, три!

Но Федор застрял как пробка, вернее, как самолет в пробке. Ваныч и сам был уже не рад, что пошутил насчет Нахала, не тронул бы он их – добрейший и умный пес. Да что теперь говорить – не удержался сам от розыгрыша.
– Ваныч, пилу неси! – продолжал командовать активный Григорий. – Раму будем пилить, посередине которая. Или мыло! А чё? С двух сторон раму намылим, проскользнет, может. Только вот раздеть его придется, по голому-то легче пойдёт
Вон и сам Федор молчит, не возражает! Как раздеть-то его теперь? Толкая подозрительно притихшего Федора, Григорий возмутился:

– Твою маковку, да он уснул!
Недовольный побудкой, Федор прислушался к своей природе, похоже, оценивая ее выпуклости и впуклости, вдруг развернулся сам на бочок, и громко подал команду:
– Тяни-толкай!
Опять схватили его за конечности, плавненько пропихивали, и вскоре плюх – самолет так боком и приземлился на лавку с той стороны. Свобода!
– Держи, Гришка, – протянул Ваныч соседу его банку с краской.
– Пока! Будь здоров, Ваныч! – Гриша подхватил под руку шатающегося Федора и медленно повел его вперёд. У калитки остановились передохнуть.
– Гринь, какой-то у нас неправильный розыгрыш получился, – подвел итог Федор.
– Погоди, Федя, идея есть! Только не спи! Я быстро.

Пристроив попутчика у штакетника, шебутной Григорий быстро принялся за дело. Вскоре под светом уличного фонаря на калитке Ваныча красовалась корявая надпись: "Осторожно! Во дворе злой Нахал!"
– Ну как? Зацени!
Федор с трудом открыл глаза и уставился на калитку:
– Очумел? Это и на Ваныча могут так подумать!
– Точно, ща исправлю, – стал замазывать фразу художник, а через некоторое время спросил:– Так пойдет?

И отошел от калитки, на которой чуть ниже прежней надписи синела другая: "Осторожно! Добрый Нахал!"
– Так если он доб–рый, то за–чем пи–сать "Осто–рож–но?"–зевая, Федор с трудом договорил длинную фразу.
– Точно! Ща!..
Вскоре два шутника – затейника, пошатываясь, отправились по домам.

Утром Ваныч долго смотрел на свою измазюканную синей краской калитку, на которой со стороны улицы размашисто было написано одно слово– Н А Х А Л.



ГЛАВА 10. ВАН ВАНЫЧ И ПЕРЕПЕЛКИ

 Ни свет ни заря появился у Ван Ваныча сосед Григорий, который возбужденно размахивал руками и потряхивал всклокоченными со сна волосами.

 – Ваныч! Наказать ее надо!
 – Кого?
 – Валюху мою, крупнокалиберную! Выдала сейчас на всю катушку: мол, обманул ты вчера нас с Федором насчёт Нахала, не тронул бы пёс! И еще так зло посмеялась, что вот сколько ты нас не разыгрываешь, а все тебе верят. Это, говорит, какая-то "ДЕРЕВНЯ ДУРАКОВ" получается!

 – Ну, а от меня-то ты чего хочешь? – уточнил Ваныч.
 – Отомстить ей надо! Разыграй её так, чтобы мне можно было сказать, что и она живет в "ДЕРЕВНЕ ДУРОЧЕК".
 – Да, задача. Подумать надо, – улыбнулся довольный Ваныч, потому как дело появилось и новым розыгрышем запахло.

  В этот же вечер Ваныч позвонил другу Федору, своему спецагенту по розыгрышам. Нужный реквизит тот всегда из города привозил, чтоб без утечки информации. На другой день заказ был доставлен, и Ваныч тут же крикнул через забор соседу:

 – Гринька! Зайди, дело есть!
 – Вот! – придвинул Ваныч коробочку, лежащую на столе.
 – Что это?– удивился Григорий.
 – Розыгрыш! Ты же просил? Открывай!
 В коробочке лежали перепелиные яйца, ровно двадцать штук.
 – И чё?!..
 – А то! Подложишь под свою несушку, я-то кур не держу, а вместо цыплят Валентина твоя будет перепелок выращивать. Вот удивится!
 – Точно! – ухмыльнулся Федор. – В селе вроде ни у кого перепелов нет. Потом признаюсь, что Ваныч и её разыграл! Вот смеху-то будет!

  Тут же состоялся "военный совет в Филях" по проведению розыгрыша. Федор предложил соорудить инкубатор, дождаться птенчиков и потом уже подсунуть под Валюхину квочку. Остальные члены заговора не согласились – хлопотно: собирать инкубатор, да следить за температурой, и каждый день яйца переворачивать...

 Ваныч вспомнил, что у сына Кольки видел маленькую заквохтавшую несушку.
На следующий день в сарае у Ваныча соорудили курочке гнездо: прибили невысоко от пола к стене старую корзину и соломки подстелили. Сразу подложили несколько куриных яиц, а когда несушка к ним привыкла, подсунули только перепелиные.

 – Ёлы-палы, Ваныч! Ты не мог розыгрыш покороче придумать? Восемнадцать дней ждать! – бурчал Григорий. – И еще неизвестно, вылупятся ли?
 – Будем надеяться, – уклончиво ответил Ваныч, который не любил бросать дело на полпути, да и сам эксперимент увлек.

 В положенное время птенцы стали появляться, но из двадцати проклюнулось лишь десять. Махонькие, слабенькие, ножки разьезжаются. Ваныч с Федором на рыбалке были. Дежурный по корзинке Григорий тут же позвонил деловым партнёрам, мол, как бы не загнулись плоды эксперимента. Федор вспомнил, что перепеляткам в первые дни ножки пеленают, чтобы на "шпагат" не садились, а то бедрышки вывихнут.

 Вскоре перед глазами вернувшихся рыбаков предстала удивительная картина: на столе у Ваныча, в коробке из-под обуви, на соломке лежали рядышком все десять комочков с открытыми клювиками, завернутые в разноцветные тряпочки и перевязанные шерстяной белой ниткой бантиком. Как дитятки малые!

 – Ёлы-палы! Эт чё такое, Гринь? – удивился Федор.
 – Твою маковку! Так сам  же сказал, что пеленают!
 – Только лапки перевязывают. Давай по новой! – Кстати, Валентину твою сейчас возле магазина встретили.
 – Вот! Самое время под её квочку перепелят сунуть! – обрадовался Григорий, схватил коробку и рысцой к своему курятнику.

 Ваныч глянул в окно, а по улице Валентина в нарядном голубом платье, словно облако, уже к дому плывет. Мигом сообразил, что операция провалиться может. Стремглав к телефону:
 – Гринь! Смывайся из курятника! Валюха идет! Огородами обходи!
 – Твою маковку! – только и успел произнести абонент и отключился.

 Вскоре запыхавшийся Григорий водрузил коробку на стол, сообщив, что не успел подложить птенчиков.
 – А где еще два? – сняв крышку, спросил Федор. Григорий в недоумении только руками развел.
 – Едрихен-штрихен! Вот знал ведь! – сокрушался Ваныч. – Хочешь сделать розыгрыш хорошо – сделай сам! Ну...или с Федором, – снизошел он.
 Федор от такой похвалы прямо расцвел.

 Со двора раздался оглушительный вой, почище сирены. Это пронзительно верещала, потрясая мощной грудью, Валентина:
 – ГРИ-И-ШКА-А-А-А!!!.. Заметив Ваныча, крикнула: – Гришка у вас? Пусть домой бежит! Знамение у нас! Ой, батюшки! – запричитала она.
 Муж её сразу сообразил, где он птенцов обронил, и прошептал:

 – Не пойду. Что я ей скажу?!
 – Мы с тобой! – поддержал Ваныч.
 Валентина молча показала в сторону курятника и пошла за троицей. Согнав квочку, ткнула пальцем. Среди целых куриных яиц дергался крохотный перепеленок со связанными ножками.
 – Что это?! – наконец обрела Валентина дар речи.
 – Ну, что? Цыпленок...маленький, – пояснил Ваныч очень серьёзно.
 – У них может тоже карлики бывают, – внес свою лепту Федор.
 – Жертва аборта это! – перешел Григорий в наступление. – И чего орать-то было? Всполошила всех!
 – А почему лапки перевязаны? Подбросили! Не иначе как наколдовал кто, порчу навели! Жди беды! – Валентина гнула своё.
 – Да пуповина это! Запутался он в ней.
 – Гришка, какая пуповина?! Ошалел? А скорлупа где?!
 На этот вопрос мужчины ответа не знали и потому глубокомысленно молчали, досадуя, что не догадались подложить яичные скорлупки.
 – Еще вУду! – шепнула Валентина, показывая на второй комочек, показавшийся из-за куриного яйца, в полном тряпичном обмундировании. – А это что? Скажешь, что счастливчик, в рубашке родился?!

 Это был явный провал! Крыть мужикам было нечем. Кое-как Ваныч отговорил Валентину бежать за участковым, пообещав, что сам  разберётся и накажет, кого надо!
 – А с ними чего теперь делать? – Валентина, похоже, смирилась. – Живые ведь.
 – А чего делать? РОстить, – потешался осмелевший Григорий, радуясь, что история благополучно закончилась. Женщина стояла, словно сомнамбула. Воспользовавшись ее состоянием, Григорий приобнял жену за талию:

 – Ну что, хозяюшка, нальешь нам по стопочке? Обмыть надо прибавление в семействе!
 – Ща налью, – обреченно кивнула Валя и выплыла из курятника.
 – Вот это эффект! – веселился Григорий. – Я ее такой пришибленной со дня свадьбы не видел.
 – А если бы она всех десятерых увидела – перепёлок перепеленатых? – еле сдерживаясь от смеха, скороговоркой проговорил Федор.

 Ваныч долго молчал, а потом высказался:
 – Не разыгрывал я женщин, нечего было и начинать.

 В доме Валентина молча накрыла на стол, подошла к двери, поправила свои белые "химические" кудряшки и тихо сказала: «Сидите, а я домой пойду». Хозяин, разгоряченный розыгрышем, лишь махнул рукой:
 – Да, Валюха, отдыхай, мы сами тут...Спасибо! – когда за ней захлопнулась дверь, добавил смеясь: – Езжай в "Деревню Дурочек"!

 Его мечта сбылась: и её Ваныч разыграл! Деловые партнеры хорошо посидели втроем, поговорили... Остальных перепелят Ваныч решил сыну Кольке отдать вместе с "мамкой"– несушкой.
 Вскоре Федор откланялся и ушел. Уже стемнело, когда хозяин вышел проводить Ваныча до калитки.
 – Валюха! Спасибо за всё! Я пошел! – крикнул Ваныч соседке.
 Никто не ответил.
Григорий вернулся в дом, пробежал по комнатам. Тревога закралась в сердце, он к Ванычу кинулся: – Дома её нет! И телефон оставила!

Осмотрели все надворные постройки...Пусто! Женщины нигде не было!



ЧАСТЬ 11. ВАН ВАНЫЧ И БУМЕРАНГ


 – Вот где она?! – нервничал Григорий, не понимая, куда могла пойти жена на ночь глядя. Ваныч, как более трезвый, принял командование на себя, приказав звонить Федору.
 – Федя! Валюха моя не у тебя?
 – Ёлы-палы! С чего бы это?!
 – Да вдруг случайно увязалась!
 – Как это...увязалась? – шепотом переспросил Федор, чтобы жена Зинаида не услышала. – Вы что, перепились там?
 – А ты помнишь, что она сказала, когда уходила?
 – Помню. Вроде домой пошла.
 – Как это: из дома домой? – начинал трезветь Григорий. – Вот это её шандарахнуло!
 – Скорее перепелюхнуло. – в трубке раздался короткий смешок.

 Григорий отключился, коротко доложил Ванычу, что не увязалась.
 – Валюха плавать умеет? – озадачился тот.
 – Еще как! А к чему спросил?!
 - Классику читать надо! Куда бегут первым делом обиженные женщины?

 Григорий задумался, как на экзамене:
 – Так это...на вокзал, под паровоз.
 – Правильно! Вокзала у нас нет, значит...
 – На речку?!
 – Ну, на всякий случай проверить надо, покликать. Неси фонарь.

 Вскоре из сарая показался Григорий в соломенной шляпе и с удочками в руках, объяснив, что это для конспирации. Высвечивая себе путь фонарем, мужчины вскоре свернули в лесок по направлению к Хопру. Село стояло на возвышенности, спуститься к реке удобно было только в одном месте, где на крутом склоне давно была встроена длинная деревянная лестница.

 – Твою маковку! – привычно затянул Григорий. – Тут и днем ноги сломишь, а уж ночью... Да не пошла бы она сюда одна!
 – Ну, давай отсюда покличем, – согласился Ваныч.
 – Ва-а-а… – только открыл рот Григорий и тут же смолк, остановленный тычком в бок.
 – Ты чего открытым текстом орешь? Сам говоришь – конспирация!

Григорий кивнул и негромко затянул, как волк на луну:
 – А-у-у-у-у...
 – Погоди, а как Валюха догадается, что это её зовут? Дома как к ней обращаешься, ну, кроме имени?
 – Белочкой зову, – засмущался Гриша, – она же блондинка у меня.
Тут же набрал побольше воздуха и заорал, что было мочи:
 – БЕ-ЛОЧ-КА-А-А!!

 Недалеко от них затрещали кусты, за которыми на скамейке обычно тусил молодняк. Раздался громкий смех: «Эй, мужик! Белочка обычно сама приходит, её не зовут!» Ваныч резко повернулся и пошел в село. Сосед рванул за ним.

 – Айда в дом, Гришка, посмотрим, что из вещей пропало. Если паспорта нет, значит сбежала.
 – Куда?! Зачем?!
 – Может, от обиды, в « Деревню Дурочек», как ты сказал. Вдруг она слышала?
 – Ой! Ой! – запустил Григорий пальцы в свои лохматые кудри.

 Паспорт, деньги, вещи – все оказалось на месте. Ваныч заметил голубой женский шарфик, сунул в карман:
 – С собой возьмем.
 – Зачем?! – удивился Григорий.
 – Ну не душить же! Нахала в команду пора брать, пес умный, понюхает – найдет.
 – Ну ты и голова!– восхитился Гриша, обретая надежду.

 Вскоре надели на Нахала ошейник, дали понюхать шарф, приказали: «Ищи!» Пёс сразу кинулся на крыльцо темного дома.
 – Похоже, что он ни хрена не понял, – разочаровался Григорий.
 – Жрать хочет, – пояснил Ваныч и силком потащил Нахала со двора. – Гулять!

 Эта команда псу понравилась больше, и он потащил Ваныча круги нарезать возле дома, норовя заскочить обратно в калитку.
 – Нет, похоже, пока не накормлю, дело не пойдет. – сообразил хозяин.
 – Иди, корми, а я к себе загляну, может, Валюха появилась.

 Пес отчаянно рвался в дом. Приказав псу «Жди!», Ваныч зашел в дом, включил свет. В центральной комнате, на диване, раскинувшись во сне, спала большая женщина. Ваныч пулей вылетел в прихожку, набрал номер.

 – Гришка! Нашлась твоя Белочка.
 – Где?! Живая?
 – Это я не знаю, – растерялся Ваныч. – У меня валяется, на диване.
 – Голая?!
 – Почему голая? Нет вроде.
 – К моей жене не прикасаться! Сейчас буду!

 Гришка на радостях опрокинул стаканчик беленькой для снятия стресса и с куском огурца выскочил из дома.

 Мужчины стояли и смотрели на спящую женщину.
 – Не раздетая хоть, – с облегчением выдохнул Гриша.
 Валентина между тем зашевелилась, повернулась к ним и радостно протянула руки:
 – Гришка! Ты где был?!.. Заждалась я!
 Муж с готовностью  кинулся к ней.
 – Ты что, Ваныч?! Уйди!.. Домой иди! Я Гришку зову! – возмутилась женщина, протягивая руки к стоявшему в дверях Ван Ванычу. – Иди ко мне, Гришенька!

 Такого поворота никто из мужчин не ожидал. Происходило что-то непонятное... Похоже, что кто-то начинал сходить с ума, не все же трое!
 – Гришка, выйдем! – позвал Ваныч.
 – Твою маковку! Вот это поворот, Ваныч! Похоже, что сдвинулась моя Валюха! Белочка моя ненаглядная! – голос его предательски задрожал.
 – Едрихен штрихен! Да с чего?! От двух цыпляток в тряпочках? Нет, тут глубже причину искать надо! Это следствие, толчок. Гринь, ты её не поколачивал случайно?
 – Как можно?! Такую поколотишь!.. Ты её хорошо разглядел сейчас?
 – Да чего б я её разглядывал? – осторожно заметил Ваныч. – Ты с темы не съезжай! Похоже, что «Скорую» надо вызывать с психбригадой.

 
 Представив жену в смирительной рубашке огромного размера, Гришка взвился:
 – Да погоди ты! Может, к утру оклемается, рассосется?
 – Если это от стресса, то в таких случаях надо клин клином вышибать. Еще один стресс устроить.

Мужчины помолчали, вглядываясь вдаль, где не видно было ни одного светящегося окна. Село спало.

 – Может, дом поджечь, а её спасти? – поступило робкое предложение.
 – Мо–о–ожно...– задумчиво протянул Ваныч. – Только сначала в ваш дом перетащим, там и чиркнешь.
 – Не упрём! Ты её вблизи видел?..– опять поинтересовался сосед.

 – Гри-и-ша! – раздался из дома ласковый женский голос. Мужчины переглянулись: кому идти? Зашли вдвоем.
 – Гришаааа! – Валя опять протянула руки к Ванычу. – Ты сегодня спать ляжешь?.. А чего это Ваныч за тобой туда-сюда ходит?! Пусть уж домой идет!

 Пришлось Ванычу поработать ее мужем: молча пощупал лоб, не горячий ли, укрыл одеялком, осторожно похлопал по плечу, поглядывая на ревнивого Гришу, погасил свет, вышли, посовещались. Наконец приняли решение перетащить Валюху в родную обстановку, надеясь на то, что там мужа скорее признает.
 Споро принялись за дело: с трудом перевернули сонное тело на другой бок, спустили ноги, посадили. Подхватили с двух сторон за подмышки, попытались поднять...Тело сопротивлялось, потом открыло глаза, сказало: «02 позвоню!» – и рухнуло на бок.

 – Ваныч! У тебя хлебнуть нечего? У меня, похоже, тоже стресс! – забегал непризнанный муж по кухне.
 – Да хватит уже, нахлебался. Стресс у него! Вот когда Валюхой меня назовешь, тогда поверю... Эх, не вовремя фельдшер в отпуск укатил!
 – А если Айболита позвать, ветеринара? – подал идею Гриша. – Вдруг встречался с подобным случаем?
 – Это с каким? Когда корова быков перепутала? Звони сам!
 – Хорошо... Айболит, ой, Михалыч, беда! Валюхе моей плохо! Заскочи к Ванычу, она тут устроилась!
 Ничего толком не поняв, ветеринар пообещал заскочить.
 – Что будем говорить, шеф? – наклонился к Ванычу сосед.
 – Правду! – Ваныч поморщился – Ох и прет от тебя, как из бочки! Подумает, что понапились все, вот и перепутались. Заел бы чем.

Гриша достал из кармана оставшийся кусок огурца, внимательно присмотрелся к нему:

 – Ща приду, Ваныч, домой сбегаю, я мигом!

  Дома он первым делом хлобыстнул еще беленькой (на случай страшного диагноза от ветеринара) и вскоре мчался обратно с букетиком петрушки.
 – Так ты что, за зеленью бегал? – не поверил Ваныч.
 – Нет, не только за ней, я догадливый, – широко улыбнулся Григорий и полез в карман.

 Вскоре появился Айболит Михалыч. Возле спящей Валентины сидели мужчины...в белых медицинских повязках.
 – Надень, Михалыч! – протянул запасную маску Григорий, на всякий случай дыша в сторону, и объяснил: – Чтобы не заразиться!
 – Рассказывайте! – коротко предложил ветеринар.

 По статусу мужа, стал объяснять Григорий немного заплетающимся языком, перескакивая с одного места на другое...
 – Подожди! – остановил  Михалыч. – Вы легли, а она вас потом перепутала?!
 – Да нет!!!
 Пришлось Ванычу снять дурацкую маску и повторить историю с розыгрышем, птенцами и умопомрачением, взяв с Айболита слово, что он НИКОМУ! Ветеринар сидел, с трудом  переваривал информацию и пытался выявить главную причину такого неадекватного женского поведения.
 – Ну что ж, надо больную осмотреть, – сказал Михалыч, приблизившись к дивану.
 – Я тебе осмотрю, только тронь! Сядь, Айболит, на место! – строго приказала Валентина и широко открыла глаза. – Гринь. Ну что?.. Кто у нас в «Деревне Дураков» живет? Кто кого разыграл? Да не нашелся еще тот человек, который меня – русскую бабу обманет! Неужто я, сельчанка, каких-то перепелят не узнаю и испугаюсь? Эх, скучно мне с вами!.. Пошли домой, суженый, рассвет на дворе. Прости, Ваныч, если что не так. Только помни, что на каждого шутника другой шутник найдется! И ты, Михалыч, прости, что потревожили. Зато теперь, при свидетеле, не отбрешутся!

 Проводив гостей, Ваныч задержался у калитки. Он вдыхал утреннюю августовскую свежесть и вглядывался в голубое, ясное, такое безоблачное небо, где медленно и торжественно поднималось ввысь оранжевое светило, озаряя новый наступающий день. «Не разыгрывал я женщин – нечего было и начинать! Ничего, мужиков в селе много, на мой век розыгрышей хватит»! – подумал Ван Ваныч и хитро улыбнулся.



ГЛАВА 12. ВАН ВАНЫЧ И НАКАЗ

  Приснился как-то Ванычу на рассвете странный сон...
 Будто сидит он, скрючившись, на зимней рыбалке посреди замерзшего озерка. Чего-то хочется, а чего – и сам понять не может. Да еще и не клюет! Только собрался сматывать удочки, как вдруг рыбка взлетела из полыньи и плюхнулась у его ног.

 – Едрихен-штрихен! Золотая?! – ахнул Ваныч.
 – А ты как думал? – обиделась рыбка. – Червонная – три девятки. Ну, не томи, скорей загадывай желание и отпусти с миром!
 – Да мне бы это... – засуетился Ваныч.– Честно скажу – сам не знаю. Живу скучно, хочется чего-нибудь удивительного, сказочного, чудесного.
 – Будет тебе чудо! – усмехнулась рыбка высшей пробы. – А пока, будь добр, подтолкни к проруби. Некомфортно как-то.

 Опустил ее Ваныч аккуратненько, а она взмахнула хвостом и говорит:
 – Жизнь прожил, а в сказки веришь! – улыбнулась золотыми зубками и исчезла.

 «Приснится же такая чертовщина, – подумал Ваныч, проснувшись. – К чему бы это? Слышал, что бабам рыба снится к прибавлению в семействе. Так-то бабам».

 Хотел Ваныч привычно спустить ноги на пол и ...не смог. Слабость страшная во всем теле, как шарик сдутый. «Эх, надо было здоровья у рыбки попросить, а то чуда захотелось. Может, давление опять? А вдруг это просто старость и мой час настал?! Как рыбка сказала? "Жизнь прожил..." Может, и правда – прожил? Ведь так и совсем можно не проснуться!» – загрустил он.

 Представил Ваныч, как лежит тут один, и задумался… Неужели так мало ему отпущено было? Через месяц шестьдесят пять всего. Юбилей собирался отметить. Уставившись в потолок, Ван Ваныч мысленно пробежался по жизни своей. Ведь так и прожил все годы в этой родительской избе, сюда и Галчонку, жену, привел, Кольку родили. За какие грехи так мало?!
 Дня не помнит, чтобы не работал. Жил честно, по совести. Вспомнилась песня из юности: "Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела..."

 А какие дела? Чего еще в жизни не сделал? Сына вырастил, дом ему добротный на другом конце села помог построить, внука дождался, Антошку– любимчика. А уж сколько деревьев посадил – не счесть! Где-то слышал: "Страшна не сама смерть, а страшнО ожидание её".

 Вдруг Ванычу мысль пришла, что наказ надо успеть сыну дать, как положено, а то непорядок. Непорядок! Протянул руку к сотовому телефону, недавно сыном подаренному.
 – Кольк! На работу пойдешь мимо, захвати от давления чего-нибудь.
 «Вот сейчас Колька придет, и накажу, в смысле, НАКАЗ дам отцовский!» – решил он.

 Вскоре на пороге появился высокий, ладный, светловолосый мужчина с встревоженным лицом:
 – Что с тобой, батя? К фельдшеру забежал, нет его. Может, «Скорую» вызвать?
 – Не надо! Они час из города добираться будут!
 – А чего болит-то?
 – Да слабость в теле. Муторно как-то. А самое страшное – не хочу ничего!

 Николай нашел тонометр, измерил давление, коротко сказал:
 – Повышенное.
 Подошел к окну, смотрящему на хмурое небо, где собирались огромные тучи, грозившиеся пролиться сильным дождем, успокоил:
 – На погоду, видать, бури магнитные. На, прими таблетку, полегчает, – подал стакан с водой.
 – Колька, присядь, сказать надо кой-чего, – тихо произнес Ваныч.
 – Погоди, батя, пса покормлю, тебе завтрак приготовлю и поговорим.

 Лежит Ваныч и речь–наказ продумывает под грохот посуды, доносящийся из кухни. «Надо бы наказать, чтобы к людям добр был!.. А зачем? Он и так вырос работящим да сердобольным, всем помогает. Сызмальства какую больную животинку найдет - в дом тащит, лечит. Мальчонку как-то чужого из проруби вытащил, грамоту дали. Может, наказать, чтобы Ленку, жену, не обижал? Да он ее и так любит, уж больно жалеет! Мирно живут. А в сыне Антошке и вовсе души не чает».

  Ваныч аж расстроился, что сыну и наказать нечего перед уходом своим. Появился Николай, придвинул стул к кровати и водрузил на него горячую сковороду. При виде золотистого жареного лука, от запаха которого ноздри жадно подрагивали, предвкушая знакомый вкус, а ещё и колбасы, которая выглядывала среди томящихся помидор да оранжевых яичных желтков, посыпанных укропчиком и петрушкой (просто царское блюдо, любого поднимет и к столу позовёт), у Ваныча аж слюнки потекли.
Сын знал, чем оживить отца.
 – А колбаса-то откуда? Я, вроде, всю Нахалу скормил.
 – С собой принес. Я догадливый, – улыбнулся Коля. - Ешь. А что сказать-то хотел?
 – Я? Да, это... Да чего тебе говорить-то? Сам все знаешь, не маленький! – проворчал Ваныч.
 Вдруг набрал побольше воздуха и как-то сурово выпалил:– Я люблю тебя, Колька. Так и знай!

 Сын на секунду замешкался, потом прошептал:
 – Я знаю, – и, глядя в повлажневшие глаза отца, вдруг сообразил: – Что, так  плохо, бать?! Ты не пугай меня! Может, все-таки «Скорую»?


 Посмотрел Ван Ваныч на сына, и оторопь взяла: словно жена его, Галчонок, взглянула на него встревоженными зелеными глазами. Вот так всегда смотрела с немым вопросом: «Как ты?..» Десять лет уже прошло, как без любви ее живут, а до сих пор тяжко!

 – Да хорошо мне, уже хорошо, – успокоил он сына и улыбнулся.

 Николай решил еще раз давление померять. И тут вдруг Ваныч понял, какое он еще важное дело в жизни не сделал. Дождаться надо, пока внуку Антошке свадьбу отыграют, а там Бог даст и правнуку еще порадуется. И так от этой мысли Ванычу хорошо стало, словно стимул жить появился. Представил, как будет ползать у ног забавный и шустрый малыш. "Стимуленок", – улыбнулся Ваныч своим мыслям.

 – Да, бать, думал позже сказать, но ладно, порадую. Ребеночка с Ленкой ждем, третий месяц пошел... Побежал я! Если что, звони! А Ленка с Антошкой через часок
к тебе заглянут.
 Ваныч аж ахнул про себя от радости такой! Не обманула рыбка золотая! Будет чудо!

 – Хозяин, дома? – раздался зычный окрик соседа Григория, появившегося на пороге и, как всегда, расчесывающего пятернёй свои всклокоченные кудри.
 – Заходи, Гринь! – откликнулся Ваныч, приподнимаясь на подушках.
 - Твою маковку! – не сдержался Гриша при виде лежащего Ваныча. – Ты чего это, Ваныч, разлегся? Не дело!
 – Да вот, приболел чуток, вроде, поясницу ломит.
 – Ломит? Так я пойду у Валюхи мазь змеиную попрошу, у нее ее много, – засмеялся Гриша. - Спину тебе разотру, боль как рукой снимет.

 А больной Ваныч лежит на кровати и широко улыбается. Григорий подозрительно посмотрел на друга:
 – Чего ты?
 – Да так... Наказ сыну дал.
 – И чего сказал?
 – Неважно. Главное, что самые нужные слова нашел! А тащи-ка себе вилку, Гриня, да и чайку нам сваргань.

 Прошло три дня. За это время чуть не полсела приходило навестить Ван Ваныча, да все с добрыми словами, с гостинцами. А может, мазь оказалась действительно такой целебной, но только почувствовал себя Ваныч вполне здоровым и даже довольным. Или стимул появился? А может, потому, что нужным себя почувствовал? А когда человек себя нужным чувствует, то и помирать ему рановато. Тем более, что юбилей  скоро!



ГЛАВА 13. ВАН ВАНЫЧ И ПРИВОРОТ

 «Не разыгрывал я женщин, нечего было и начинать!» – подумал Ван Ваныч после последнего розыгрыша с Валентиной. – «Чтоб я еще раз!..»
 Вот не надо никогда зарекаться, потому как всё повернулось иначе.

  А началась эта история с того, что встретилась недавно Ванычу соседка Степанида, плетущаяся со стороны автобусной остановки. Идет сама не своя: голову опустила и вроде как вздыхает тяжко.
 – Стеша, ты чего? Плохо стало? – обеспокоился Ваныч за бывшую одноклассницу. Отнекивалась Степанида, а потом и призналась, что цыганка ее в городе околпачила: все деньги выманила.
 – Да за что?! Гадала тебе что ли?
 – Вот за это... Продала! Всучила прямо и исчезла! Только крикнула, что это мне удачу принесет. Какая удача, если без копейки оставила?! – чуть не плачет Степанида и протягивает на высохшей ладошке кулончик из не пойми чего на дешевой цепочке.
 – И для чего эта хрень?! – удивился Ваныч, всматриваясь в черное матовое стеклышко с непонятными искорками.
 – Ой, да и сказать стыдно, – запричитала Степанида. – Облапошила дуру старую! Вот, в бумажку был завернут.

 На клочке бумаги было накарябано: "Магический предмет для приворота, на разожжение сердца, на любовь, сексуальное влечение и т. д."
 – Вот оно мне надо это "и т.д."?!
На Степаниду было жалко смотреть.
 – Может, тебе денег подкинуть? Как до пенсии жить будешь?
 – Не возьму! – категорично ответила женщина. – Сама натворила, сама и буду выкручиваться!
 И тут у Ваныча мысль промелькнула, да такая, что сам заулыбался невольно.

 – Ну, и чего лыбишься? – обиделась сельчанка. – Пошла я...
 – Погоди! Просто так брать деньги не хочешь, а если заработаешь? – предложил альтернативу Ваныч.
 – Это как?!
 – Продумать все надо, – загадочно ответил Ваныч. – Только уговор — про цыганку никому ни слова!
 – Да кому про это расскажешь, Иван, стыдоба какая!
 – Вечером зайду, – пообещал Ваныч. С тем и расстались.


 Вечером Ваныч у себя совет собрал из самых верных и преданных – Федора и Григория.
 – Чего удумал, Ваныч? – дергается нетерпеливый Григорий. – А то меня Валюха искать пойдет.
 – На повестке дня один вопрос – приворот!
 Два восклицания – "Елы-палы" и "Твою маковку" – слились в одно. Получилось нечто среднее – "ТвоюЁлыПалыМаковку!" Проигнорировав такой всплеск эмоций, Ваныч вкратце обрисовал ситуацию со Степанидой и оказанием ей материальной помощи путем сдачи напрокат этого злополучного кулона населению. Как только появится у Степаниды первая клиентка, то Федор, Григорий и сам Ваныч будут оказывать ей ненавязчивые знаки внимания, чтобы поверила в его приворотную силу. А далее, путем волшебной фразы – "Только никому не говори!", о магическом талисмане будет знать все женское население. Федора интересовала конкретика.

 – Всем бабам ненавязчивые знаки внимания?! Я не справлюсь. Зинка убъет! – запоздало отреагировал почтальон.
 – Нет! Не всем. Только тем, у кого эта штука на груди болтаться будет.
 – А если они кулон под блузку спрячут? Непонятливые везде есть. Шариться по всем? – захихикал Григорий.
 – Я тебе пошарюсь! Идея есть. Они себя сами помечать будут.

  Уточнили еще кое-какие детали и разошлись. Ваныч отправился к Степаниде дать свои ЦУ. От незадачливой Степаниды требовалось следующее: положить кулон на видное место, а когда любая женщина поинтересуется, что это за хреновина  такая, рассказать, что это – приворотный талисман, любовная магия, мол, нашла его на дне сундука. Но носить его надо на нарядной одежде и с накрашенными губами, лучше ярко красными! Сдавать кулон напрокат по пятьдесят рублей за сутки. Не более. Степанида вроде всё поняла, головой кивнула, но губки поджала.

  Стали мужики ждать, как дальше события развиваться будут. Да вот только день проходит, два... никому до старушки дела нет. И тут она сама инициативу проявила: увидела в окно билиотекаршу-разведенку: «Оль! Скучно мне одной, зашла бы хоть чайку со мной попить». Та пожалела, клюнула, зашла. А прелесть-то приворотная на столе лежит, посверкивает.
 Наплела Степанида с три короба, что в кулоне этом еще прабабка и бабка замуж выходили. Счастливо жили!.. Всё так и случилось, как Ваныч предполагал. Заинтересовалась Ольга так, что, и чаю не попив, побежала в сельпо за помадой красной. А Степанида положила в резную шкатулочку первые пятьдесят рублей, честно заработанные.

 Вечером Ваныч уже знал от Степаниды про первую гостью, и Федор с Григорием приготовились к спецзаданию. Утром Григорий первый подловил библиотекаршу. А та идет в нарядном платье, с прической странной, с кулоном на груди и... с губами ярко красными!

 – Ольга! Ты ли это? – окликнул ее тихонько от калитки Григорий, оглядываясь, не услышала бы жена. – Да какая же ты...слов нет! Эх, где мои глаза раньше были?! Если бы не Валюха! Я бы...я бы тебя в библиотеку одну не пускал, – брякнул он, не переставая обворожительно улыбаться.

 У Ольги глаза под челку полезли от комплиментов таких! Зарделась, дальше пошла. А у библиотеки её уже Федор поджидает.
 – Ой, красота-то какая! Праздник што ль какой? Иль замуж, Олюшка, собралась? Эх, где мои шашнадцать лет?
 – Да что вы, Федор Петрович. Эт я так, – смутилась Ольга.

 Отработал Федор свой комплимент и дальше пошел почту разносить. А к вечеру и Ваныч заглянул в библиотеку, свою лепту внес: пару анекдотов еле вспомнил приличных.

 Ольга не знает, что и подумать, вроде взрослые люди, но ведь... липнут же. Значит, кулон работает! На второй день еще лучше нарядилась. Идет счастливая! Мужики на неё все оглядываются, здороваются, улыбаются. И она в ответ губки красные растягивает. А через день и не выдержала Ольга, проговорилась подружке своей о кулоне приворотном. Всё! Дальше все пошло как по накатанному, как Ваныч предсказал.

 К Степаниде хоть очередь занимай! Пришлось ей список составлять. Многие бабы захотели на себе испробовать ту неведомую силу, что сердца мужские  разжигает. А уж Степанида какая довольная, теперь есть с кем поболтать.

 Рассказ о кулоне обрастал у неё все новыми подробностями: раритет этот старинный, царский, от самой Екатерины. Того и гляди из городского музея за ним нагрянут. Ну, а Ванычу с друзьями оставалось только следить, кто из женщин сегодня с красными губами. Да только таких все больше и больше появляться стало. Обслуживать не успевали комплиментами. Федор и Гришка взбунтовались.

 Пришлось Ванычу к Степаниде наведаться.
 – Стеша! Ты случайно договор не нарушаешь? Может, во вкус вошла, почасовую оплату берешь за кулон?
 – Честь свою берегу, Ваня, честно работаю! Как деньги свои верну, так и брошу этот бизнес, скажу, что потеряла талисман, – ответила Степанида, подкрашивая губы гигиенической помадой.
 – Так почему их тогда развелось столько... любви жаждущих?
 – Ваныч, всё под контролем! – успокаивает зав. по прокату. – Это я им наплела, что после снятия кулона организм сам силу эту поддерживает, главное, чтобы нарядные ходили и с губами красными, как ты наказал.

 Пошел Ваныч друзей успокоить, что "все под контролем", а Григорий сам навстречу ему несется с безумными глазами.
 – Гринь, ты чего?!
 А тот воздух ртом хватает:
 – Беда, Ваныч! Сегодня Валюха моя с красными губами ходит, улыбается мне без остановки, и кулон на ней болтается!
 – Ну, так и ты улыбнись. Вот и ходить далеко не надо, задание прямо дома и исполнишь. Флиртуй, – смеется Ваныч.

 В этот вечер у соседей свет рано погас. Сначала тихо было, потом раздался женский крик: «Ты мой герой!»...а вскоре с крыши кусок шифера отвалился...

 – Ну, как дела, Гришка? – интересуется утром Ваныч. – Живой, герой? Справился с магией?
 – А чего там справляться, – уклончиво отвечает сосед, – подчинялся только. Как фурия набросилась Белочка моя необъятная. Да всё бы ничего, только сейчас зажала деньги в кулачок и рысцой по улице. Это она кулон продлить хочет! У нее в заначке деньги есть, я знаю, надолго хватит, а меня  нет. Я так долго не выдержу! Может, признаюсь ей про розыгрыш?
 – Только попробуй! Валюха если узнает, всем не поздоровится. Тебя ночью первым придавит центнером своим. И о Степаниде подумай! Потерпи, Гринь, а?.. Да, и помаду с ушей сотри.
 
***

 В общем, недели через две всё женское население от восемнадцати лет и до бесконечности дефилировало по селу нарядное и красногубое. Зрелище не для слабонервных. Продавщица не успевала косметику завозить. Это когда такой спрос на красоту был? Женщины стали за собой следить да наряды выгуливать до околицы и обратно.

 Мужчины чаще бриться стали, за языком следить. В семьях скандалили реже, в результате чего и мужья от стенки стали поворачиваться к суженой тем, чем надо. Видя все это, Ваныч и сам был готов поверить в чудо-талисман! «А вдруг космического происхождения какого?!» - размышлял он, наблюдая за ходом всей операции. И с "прокатчицы" Степаниды глаз не спускал, чтобы цену не поднимала.

 Федор по пьянке тоже пару раз к Степаниде захаживал кулон смотреть. Не дала, но налила. Пусть не в этом плане, но схема-то работает! Степаниду саму чуть бес не попутал: устроил ей такой взрыв угасающей чувственности, что она примерила кулон на себя! Потом покрутилась перед зеркалом, полюбовалась, чертыхнулась, перекрестилась и примостила его на ночь на свинью Франческу от греха подальше.

 Земля слухом быстро полнится, вскоре и городские "недолюбленные" стали к Степаниде заезжать на «дайте поносить!» Но тут риск был: а что, как украдут?! Так что городская напялит кулон да так и сидит пару часиков под присмотром хозяйки, задумавшись о чем-то о своем, о бабьем. Потом следующая. Потоком шли...

 Над селом Ольховое летали флюиды любви, пахло счастьем и еще чем-то таким знакомым, неуловимым... Это над двором Григория витали пары бизнеса. Он про городских как услышал, быстренько это дело просёк. Первым делом самогоноварение поставил на усиленный режим. В сарае место освободил для двух кроватей железных. От калитки любимой синей краской вдоль забора стрелочки нарисовал – маршрут к сараю, и на дверь табличку прибил – "ХОСТЕС!"

 Увидел это Ваныч, поинтересовался:
 – Гринь, что удумал?
 – Для паломников из города! Последний автобус от нас в пять вечера. Опоздают если, пусть заходят, отдыхают...пьют.
 – А если не будут опаздывать?
 – Еще как будут, – улыбается Григорий.– Я им места наши покажу, на развалины графской усадьбы Нарышкиных водить буду. Или на Хопер. Обязательно опаздают. Ща!..
Новоявленный Остап забежал в сарай и тут же выскочил. На груди болталась
табличка с синими буквами – "ХОСТЕЛ!"

 – Все путём, Ваныч, не переживай!
 – Ладно...Таблички поменяй местами только, товарищ Хостес.

 Все в Ольховом были довольными, особенно Степанида, которая заменила шкатулочку для денег на банку трехлитровую. Видать, и вправду цыганка ей напророчила удачу. Хотите – верьте, хотите – проверьте, но только вскоре аж три свадьбы на селе отгуляли! А недавно и Франческа вдруг опоросилась!!!


ГЛАВА 14. ВАН ВАНЫЧ И ЮБИЛЕЙ


  Проснулся как-то Ван Ваныч и уставился на противоположную стену, где ему с большого календаря красивая китаянка уже много месяцев подмигивает. Антошка учудил – подарил. Просил внука заменить подарок на привычный–перекидной, но не нашли. Так и привык к ней.

  Сентябрь на дворе. Бабье лето! Любимая пора Ваныча. Еще с детства помнит, как возвращался он из школы бегом по шуршащему ковру из разноцветных листьев, а на столе – большой букет астр садовых, и весь дом пропах от печеностей всяких маминых, потому как 28 сентября – день рождения его. И жена Галинка потом эту традицию поддерживала.

 «А сегодня 25-е уже. Через три дня юбилей, шутка ли—65 уже стукнет, –думает Ваныч, – гостей бы собрать надо, хоть соседей пригласить. Сын Колька молчит что-то на эту тему. Может, забыл? Да нет, не может быть, но позвонить, напомнить надо».

 Только к телефону потянулся, как звонок раздался, словно сын его мысли услышал.
 – Батя, как ты?.. Я вот что подумал...У тебя места мало, давай к нам гостей пригласим на юбилей твой. У нас и дом большой, и двор, всем места хватит. Ты не заморачивайся на этот счет, все с Ленкой сами приготовим.
 – Ну, это дело! – согласился довольный Ваныч. – Денег надо?
 – Не, бать, справимся!

 Накануне юбилея забежала невестка Лена, привела в порядок праздничный костюм свекра, новую фасонистую рубашку в шкаф повесила и исчезла. – А кого пригласили-то? – крикнул Ваныч, а ее уже и след простыл. Даже обидно как-то стало, что его не спросили, не посоветовались. Стал сам звонить друзьям: Григория набрал, Федора, еще знакомым позвонил...Что такое? Никто не отвечает! «Ну и ладно, – решил Ваныч, – кто вспомнит – сам придет ».

 Наступило утро юбилейное. Солнышко, как по заказу, всю комнату освещает! За окошком листья золотые медленно кружатся, вальсируют. Радостно на душе так стало! Но что это? Не улыбается ему китаянка со стены, не подмигивает! На ее месте календарик висит, самый настоящий–отрывной! Вроде новый, а все листы оторваны до даты сегодняшней, 28-го, и красные буквы видны – "С днюхой, дед!"
Антошка постарался! С утра пораньше пробрался. Позвонил ему сразу:

 – Ну, спасибо, внук, угодил!
 – Да не за что, дед!
 – А листы зачем вырвал, я почитал бы!
 – А зачем они тебе из прошлой жизни со старыми новостями? На Новый год новый достану. Ладно, почитать захочешь – я листочки под клеенкой на кухне разложил. До вечера!

  Время до вечера в этот день тянулось медленно. Чуть не все листочки перечитал календарные. Скучно Ванычу... И соседа Гришки не видать, обычно, первым забегал поздравить. И по телефону никто не позвонил. Надо же... Накормил Ваныч Нахала, наказал без него не скучать и вскоре собираться стал. Побрился. Нарядился. Сидит, ждет.

  Слышит, машина подъехала, вскоре Колька зашел, веселый да нарядный.
 – Поехали, батя! Нам еще в одно место заехать надо.
 – Это куда еще?
 – Да председатель велел тебя в клуб подвезти. Он фотографа вызвал из города ветеранов труда снимать на доску почета.
 Ваныч даже расстроился, что не мог Саныч в другой день это мероприятие затеять.

 Едет Ваныч, в окошко смотрит и удивляется, что никого на улице не видно.
 – Все уже отснялись, – объясняет сын, – один ты остался. Вон ты какой у меня сегодня бравый да красивый! Сфоткаешься, а потом прямо к нам и поедем, все готово уже.
 – А кого пригласили хоть? – волнуется Ваныч. – Григория с Федором не забыли?!
 – Да как можно, бать! – улыбается сын.

 Подъехали к клубу, который только этим летом достроили – большой, красивый. Санычу спасибо – постарался, всех в городе на ноги поднял, чем мол, село хуже города. Вышли из машины... а на центральной двери замок висит.
 – Неужели опоздали? Пошли с черного хода зайдем,– зовет сын, – может, там кто есть.
А навстречу им уже Сан Саныч торопится.
 – Ваныч, ну сколько тебя ждать можно?! Фотографу уезжать надо!

 Схватил председатель его за руку и потащил за кулисы, прямо на сцену,
отгороженную от зрительного зала занавесом. На сцене, освещенной прожекторами, кресло стоит, перед которым фотограф суетится с аппаратом. Посадил он смущенного Ваныча в кресло и давай снимать то в анфас, то в профиль, а Саныч поясняет:
 – Вот, фотостудию здесь устроили, чтобы свет дневной из зала не проникал.

 Наконец фотограф оставил Ваныча в покое и, махнув кому-то рукой за кулисы, неожиданно громко крикнул:– Начали!
 Тут же загремел из динамиков туш и занавес медленно поплыл в разные стороны. Перед изумленным Ванычем предстал зал, полностью забитый нарядными сельчанами –ольховцами с цветами да с шарами в руках. Все встали! Отовсюду неслись крики:
 – С розыгрышем тебя, Ваныч! Не все тебе нас разыгрывать!
 – Да как же вы?.. Когда успели собраться?.. Да тихо так сидели! – изумился Ваныч.
 – Со мной не пошалишь! Не зря три дня репетировали, —–смеется председатель.
 – С юбилеем тебя, Ваныч! Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем! Лет до тысячи дожить тебе желаем!

 И взвились к потолку, цепляясь за красивые люстры, шары разноцветные. Радостно заверещали ребятишки!
 – Батя, назад оглянись! – кричит ему Лена с первого ряда.
 А на расписном заднике на фоне морской волны – золотые цифры 65 и огромная красная надпись – ЖИВЕТ ТАКОЙ ВАНЫЧ! Все знают о любви Ваныча к морю. Растрогался юбиляр так, что за платочком полез.

 А на сцене уже появились танцующие "цыганки" в длинных юбках цветастых, с монистами на груди. А лица женские – все свои, знакомые. Руководит "табором" Антошкина учительница Светлана Игоревна. Валюха, соседка, важно с подносом стоит, на котором искрится хрустальный бокал с шампанским. И грянули величальную!

 Хор наш поет припев старинный,
 И слова текут рекой:
 К нам приехал наш любимый
 Иван Иваныч д о р о г о й!

  Ваня,Ваня,Ваня,
  Ваня,Ваня,Ваня.
  Ваня,Ваня,Ваня,Ваня,
  Ваня пей до дна!
 И все подхватили радостно: – Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!
 Поднялся Ваныч с кресла, отпил из бокала, низко поклонился всем. Слово председатель взял. Сан Саныч трогательно и коротко рассказал о том, какой хороший человек рядом с ними живет... А чего долго рассказывать? Вот он весь, как на ладони – свой, всем известный. И вручил уважаемому человеку от сельсовета такой подарок, что мужики в зале ахнули: ни много ни мало, а последнюю модель спиннинга навороченного!
 – Всё, Ваныч! Теперь вся рыба из Хопра твоя будет! – кричит Федор.
 – Дашь поудить, по-соседски?! – перекрикивает Григорий.

 Принял Ваныч дорогой подарок, поблагодарил, а сам думает: «Как дальше быть?! Всех бы пригласил к столу, но как?! Неудобно получается!» А тут и Колька подскочил, помог отцу по ступенькам в зал спуститься, впереди всех с председателем к выходу повел.

 Распахнули двери в вестибюль – и замер Ваныч!.. В шоке стоит! По всему периметру буквой П столы накрытые стоят, и это ничего, что все они разновысокие; это ничего, что скатерки на них все разные, из домов принесенные. Каждая хозяйка свои лучшие блюда приготовила да отведать их принесла.

 Осень – щедрое время года! Ломятся столы от закусок: тут и хрустящие огурчики, и помидоры ядреные с перчиком, грибочков не счесть, курицы цвета золотистого, от горячей картошки с мясом парок идет, сало манит розовым цветом... Да что говорить! А запах! Свежий укропчик перемежается с вишневой наливочкой! Эх! От души столы были накрыты! Кто постарше, сели на лавки, на стулья, на табуретки. Никто не в обиде! Для молодежи отдельно стол накрыли – а-ля фуршет.

 – Колька, чего не предупредил? – шепчет сыну Ваныч, усаживаясь с председателем в центре.
 – Так не велели, батя! Потому и по телефону тебе никто не отвечал, чтобы не проболтаться ненароком. Целый сельский заговор был.– улыбается Николай.

 Молчит Ваныч, смотрит на шикарный букет астр перед ним. Догадался, чья идея.
 – А Лена, Лена - то где? И Антошки не видно!
 – Подойдут скоро.

 Первый тост за юбиляра Сан Саныч произнес. Коротко и ясно сказал:
 – Живи долго, Иван Иваныч!

 И зазвенели рюмочки, стаканчики и бокальчики... С аппетитом приступили к закуске разнообразной. Между столами, на импровизированной сцене, появился невысокий морячок в большой тельняшке, бескозырке, с гитарой. Сел на стул, поправил микрофон. Ахнул Ваныч – да это же Антошка в его тельняшке, в которой он еще на флоте служил, и бескозырка его, вон с головы слетает.
 Немного волнуясь, парнишка произнес:
 – Для деда!

 И негромко запел:

   Синее море, только море за кормой.
   Синее море, и далек он, путь домой.
   Там за туманами, вечными, пьяными,
   Там за туманами берег наш родной...

 И перевернулась у Ваныча душа от воспоминаний, от песни любимой, словно ощутил вновь холодные соленые волны...
 – Бать, ты чего? – забеспокоился Николай.
 – Да все нормально, сынок. А Антошка молодец! Когда успел выучить-то?
 – Так все лето гоняли его. – смеется сын.

 Не выдержал Ваныч, подошел, подпевать стал...

  Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт.
  Верит и ждет земля родных своих ребят.
  Там за туманами, вечными, пьяными,
  Там за туманами жены их не спят...

 Так вдвоем дед и внук песню и допели.

  А потом и Григорий, спрятавший свои знаменитые кудри под кепку, чтобы не мешали, поразил всех игрой на аккордеоне, да не той песней, что когда-то по селу горланил – "Еду в Магадан", а ни много ни мало "Полет шмеля" выдал. И так его пальцы трезвые быстро по клавишам бегали, словно и сам шмель торопился скорей нектара праздничного отведать. Ведь три дня следила жена Валентина за Григорием, чтобы не хлебнул чего. В черном теле держала. А он об одном сейчас думает: «Главное, не останавливаться!» На автопилоте шпарит! Когда закончил, все аж вздохнули с облегчением!

 – Но-о-о-рмально, Григорий! – кричали восторженно зрители и долго хлопали. Валентина, которая во время исполнения с мужа глаз не спускала, поцеловала его на радостях и такие звонкие частушки выдала!

 Долго продолжалось это застолье, перемежаясь тостами с вручением немудреных подарков, сделанных своими руками, и концертными номерами. Молодежь к тому времени в зале дискотеку устроила, где Веня из санатория аппаратуру установил. Там свой праздник начался. Слышны веселые голоса:
   Ягода Малинка, оп-оп-оп
   Крутит головой, залетает в топ
   Такая ты грустинка, холодная как льдинка
   Хлопает глазами: влево, вправо, в потолок
   
 А за столом пошли разговоры веселые.
Ваныч все пытался выяснить: кому же это в голову такая замечательная мысль пришла – юбилей его в клубе отметить? Ну, теперь-то что скрывать? Пришлось друзьям его и "повиниться" – Федору Петровичу да Григорию Алексеевичу. Обнял Ваныч друзей сердечно.
 – Ну вот, вырастил я все-таки смену, кто розыгрыши проводить может!
 Тут с дальнего стола Степанида откликнулась:
 – Ой, а я чем хуже? Помните, как я напугала всех, что в лесу медведя встретила? Все мужики искать его ходили? Да разыграла я вас всех. То пёс твой, Нахал, по лесу носился. А я никому не сказала!
 Вспомнили этот случай, посмеялись все.

 – А мне рассказывали, как Ваныч еще пацаненком заставил всех женщин курам носки зимой вязать! – вспомнил кто-то. За столом раздался звонкий женский смех, да такой, что Ваныча по сердцу резануло: словно колокольчики Галины его вновь зазвенели. Задохнулся аж, обернулся, по лицам за столом взглядом пробежался...
 – Ой, как смешно – курам носки! Расскажите! – продолжала смеяться светловолосая незнакомка.

 – А как Федора подговорил изображать привидение князя Нарышкина на развалинах барской усадьбы? Жуть!
 – А помните, как Ваныч мужиков разыграл, на первач рыбу ловили?
 – А как он банки по всей улице развесил да пакетики раздал?

 И снова хохот, и снова новые воспоминания.
 – Ваныч, не забыл, как ты нас с Федором заставил в окошко лезть?—–внес свою лепту уже опять лохматый Григорий и, встряхнув непослушными кудрями, озорно улыбнулся и от широты душевной ринулся в пляс.

 «А помните?»...«А помните?» – раздавалось со всех сторон. Всё припомнили Ванычу в этот вечер, все его розыгрыши. А что юбиляр? Сидит довольный, с хитринкой в глазах, и улыбается. Для того и разыгрывал ведь, чтобы людям весело было да добром вспоминали. И так ему хорошо было среди своих, знакомых людей!

 Слушает Ваныч, а сам нет-нет, да и посмотрит в сторону незнакомки: приятная такая женщина, одета аккуратно, модно, по-городскому. Прикинул невольно... лет на пять моложе его будет. И все смеется она, смеется... Ясно, что соседки ей про розыгрыши Ваныча рассказывают. Заметил Григорий, в какую сторону Ваныч все поглядывает, подбежал, рот открыл, а тот ему: «Гришка! Вот только вспомни про беса да про ребро...Нахала на ночь к тебе во двор запущу, натворит делов!»

 – Катерина! А ну спой чего! – крикнула Степанида в сторону веселой женщины и гордо пояснила: – Сестра моя двоюродная, ко мне жить переехала.
 Уговаривать не пришлось, улыбнулась Катерина и легко, свободно запела:

   Опять метель.
   И мается былое в темноте.
   Опять метель –
   Две вечности сошлись в один короткий день.

 Заслушались все. Допела гостья песню, посмотрела в сторону Ваныча и улыбнулась ему. И тут Ваныч понял ...вот оно: сердце-то тренькнуло!

 Но делу время – потехе час, вскоре потихоньку стали расходиться: кому
скотину кормить, кому детей спать укладывать. У всех свои заботы. Кто свободен, прибраться остались.

 Поблагодарил Ваныч всех за праздник, тоже собираться стал. Повез его Николай домой, только попросил Ваныч чуть пораньше остановить, пройтись захотелось от переполнявших его чувств.
 – Спасибо, сын, за розыгрыш! Душевный вечер получился! – сказал Ваныч и направился к дому.

 Идет по родной земле человек – Иван Иванович Журавлев. Идет не спеша, растворяясь в еще теплом сентябрьском вечере, вглядывается в знакомые окна села Ольховое и, улыбаясь, думает о чем-то о своем...о русском.


ЧАСТЬ  15. КАК У ВАНЫЧА ТРЕНЬКНУЛО

 В эту ночь Ванычу долго не спалось, все перебирал в уме красочные картинки юбилея. То улыбнется, вспомнив, как Антошка ему песню пел, то как сельчане его розыгрыши вспоминали...И нет-нет, да и промелькнет в памяти приятное лицо незнакомки, вспомнится голос чудесный: "Опять метель...и мается былое в темноте..." И вновь ожившее сердце затренькает, отзовется тихой радостью!

 А утром, ни свет ни заря, забежал Григорий к Ванычу да всё про вчерашнюю певунью и поведал:
 – Катерина – вдова, пять лет одна живет. Из родни только Степанида и осталась, потому квартиру продала и приехала к ней жить, всё душа родная. В городе учительницей работала.

Ваныч как про профессию услышал, сразу Элеонору–Эльвиру вспомнил, аж руками замахал, не надо, мол!

 – Да она в школе уроки пения вела... – успокаивает сосед. – Ты же не поёшь? Так с чего она тебя поправлять будет, придираться? В крайнем случае, совсем не пой. Наступи на горло собственной песни. Не нарывайся на скандал!

 Убежал Григорий, а Ваныч и правда расстроился: уж больно женщина приглянулась. Давно такое не испытывал.

 Позвала как-то Степанида Ваныча помочь в свинарнике загородку поправить, чтоб Франческа не сбежала. Пришел, заходит в сарай, оглядывается, а там Катерина свинью кормит. Опешили оба! Вдруг за ним дверь хлопнула и щеколда звякнула. Это Степанида им шутку устроила и совсем со двора ушла. Звали её, звали – не откликается!
 – Ничего, – говорит Ваныч, – нет безвыходных положений. Сейчас позвоню друзьям, вызволят!
 Взял телефон и тут же представил, как Григорий или Федор говорят женам: «Пошел Ваныча выручать, застрял он там с Катериной... в свинарнике!»

 Женщина и сама поняла нелепость ситуации, вздохнула:
 – Придется Степаниду ждать.
 А что делать? Сели на лавочку старенькую (никак хозяйка специально накануне притащила), да постепенно и разговорились... душевно так.

Ваныч Галинку свою вспомнил, Катерина о муже поведала – хороший человек был. Рассказала, смеясь, как Степанида пыталась на нее какой-то кулон надеть приворотный.
 – Надела? – забеспокоился Ваныч.
 – Да нет... Зачем? Насильно мил не будешь, а к хорошему человеку и так душа потянется.

 Кивнул Ваныч радостно, улыбнулся. А сам все на Степаниду бурчит:
 – Ну, удумала шутку. Закрыла. Детский сад прямо!
 В закуточке хрюкнула свинья.
 – Вон и Фердинанд соглашается.
 Засмеялась Катерина, поправила:
 – Ее Франческой зовут. Я ее сначала боялась, такую большую, а потом привыкла. Свеклу уж больно любит! Вон, целый день ест! А Степанида где-то читала, что свиньи и людей могут обгрызать!
 Засмеялся Ваныч: – Обгрызать, говоришь?..

 Какое-то время в сарае было тихо, потом раздался приглушенный смех – и снова тишина. А вскоре и Степанида заявилась, от калитки уже стала охать да ахать, мол, случайно их закрыла. Взялась за щеколду...

 Перед изумленным взором Степаниды предстала картина, достойная кисти художников эпохи Возрождения или одного из удачных кадров фильма Хичкока. На полу свинарника, на грязной соломе, в нелепых позах лежали два окровавленных тела! Они не шевелились! Рядом с ними валялась Франческа с красным пятаком и довольно хрюкала. У Степаниды волосы зашевелились от ужаса! Она открыла рот и, с трудом вспомнив одну букву, тоненько заверещала сиреной:
 – А-а-а-аааааааа...
 Франческа вздрогнула, приняла это за сигнал к действию и вылетела из сарая прямиком к калитке. Шибанула по ней своим торсом и вскоре неслась по сельской улице со скоростью ветра. За ней, прибавляя звук, неслась Степанида:
 – А-а-а-аааааааааа!!!

 Из домов повыскакивали люди. Первой отловили Степаниду. Франческа оказалась проворней: не далась и, радостно повизгивая, понеслась дальше...
 Отдышавшись и вспомнив пол-алфавита, Степанида, обхватив голову руками, пыталась объяснить происходящее:
 - Катерина! О-ой!.. Ваныч! А-ай!.. Франческа! У-уй!!!.. ОБГРЫЗЛА ИХ!!!.. Свиной грипп! Ох!!!

 Ничего не поняв и плюнув на Франческу, все кинулись к дому Степаниды. Навстречу им спешили два перемазанных свеклою существа, похожих на зомби!
 – Степанида! Прости за розыгрыш, не я начал! Загородку там поправил, как просила. Уговори Франческу вернуться на прежнее место жительства! – отчитался Ваныч. – Катерина, а ты не забудь: на рыбалку завтра собрались.

 Разобрались, посмеялись все и вскоре разошлись. Только кое-кто (из особо впечатлительных) все же хрюшек своих потом прирезал (на всякий случай).

 На следующий день и состоялось первое свидание шутников. На берегу чудесного Хопра разносился звонкий смех Катерины, а Ваныч все к себе прислушивался... надо же – тренькает сердце! Вскоре по селу слух пошел, кто и к кому неровно дышит. Наблюдали, шептались меж собой сельчане и улыбались. Видели, как зашел как-то Ваныч в магазин, а там Катерина отоваривается. Повернул тут же назад.

– Ты куда, Ваныч? – окликнула продавщица.

– Я деньги забыл!

 И исчез. Обоим как-то неловко было. Редко когда на улице встретятся, поздороваются и все. Взрослые люди, понятное дело, им не всё равно, что на селе скажут. Да вот только все бы уже и рады были, чтобы они сошлись. Даже Колька, сын, позвонил как-то: «Батя, ты если там надумаешь чего, то знай, мы не против». Однажды и Григорий не выдержал:
 – Ваныч! Чего тянешь? Ведь тренькает! Старость не защищает от любви, но любовь защищает от старости.
 – Сам что ли придумал?
 – Не... француз один – Шинель Коко!
 Засмеялся Ваныч, только рукой махнул:
 – Разберемся.

 Да вот только уже два месяца пролетели. Декабрь на дворе. Стоит село Ольховое нарядное, словно белым кружевным покрывалом укрытое. Морозец такой, что, кажется, и сосульки потрескивают, словно переговариваются.
А тут Григорий кричит со двора:
 – Ваныч, слышал, у Степаниды именины сегодня. Может, зайдем, поздравим?
 – Можно и зайти... Можно и поздравить, – не возражает Ваныч, сообразив, что Катерину там увидит.

 И Федору позвонили. Как же без него? По дороге купили три коробки конфет. Идут, а навстречу им баянист Михалыч идет походкой шаткой, видать, с гулянки какой, готовенький настолько, что ноги на снегу так и разъезжаются в разные стороны, того и гляди меха порвет. Увязался за ними, просит в снежки поиграть. Не отговоришь! Ладно, решили, что музыка на именинах не помешает, так под ручки и повели веселенького. Зашли к Степаниде:

 – Гостей принимаете?!
Смотрит Ваныч и не поймет: а именинами-то и не пахнет! За столом Катерина сидит перед швейной машинкой, Степанида рядом платье недошитое примеряет. Заподозрил Ваныч неладное, к выходу рванул, да только перекрыли ему дорогу друзья-товарищи.

Тут Григорий быстро и торжественно речь повел:
 – Аты–баты, пришли сваты,
   До невестиной до хаты.
   У вас – товар, у нас – купец,
   У вас – девица, у нас – молодец!

 Тут и Федор подхватил:
 – Наш матрас, у вас – подушка,
   Наш поднос, а ваша – кружка.
   Не тяните, не зевайте,
   А короче отвечайте.
   Слово «Да» короче «Нет» –
   Лучше «Да» сказать в ответ.

 Ничего не поняв, Михалыч меха развернул да заорал благим матом:
 – Степанида! Пойдешь за Ваныча?!.. ГОРЬКО!!!
 Да и сам к ней полез обниматься! У Степаниды чуть инфаркт не случился! А Катерина зарделась вся, в стол лицом уткнулась и молчит, только плечи вздрагивают.
 – Вы чего Катюху мою до слез довели? – вскинулась Степанида.
 Да только не плачет женщина, а смеется до слез так, что еле выговорила:
 – Со-о-гла-а-а-сная я!

 Вот так и сосватали! Ну что ходить вокруг да около... К Новому году Катерина и переехала к Ванычу насовсем. Да все у них мирком да ладком! Дружно живут, весело! А уж как она Нахалу приглянулась: так и бегает за ней хвостиком.

 Только кто-нибудь из сельчан нет-нет, да и спросит: «Ван Ваныч, что-то ты давно не разыгрывал никого, остепенился видать?» Улыбнется Ваныч да ответит: «Еще не вечер...» И идет к тёплому уютному дому, где его ждут, и где часто теперь
слышится любимая песня:

  ТАМ ЗА ТУМАНАМИ ВЕЧНЫМИ ПЬЯНЫМИ
  ТАМ ЗА ТУМАНАМИ ЛЮБЯТ НАС И ЖДУТ.



ЧАСТЬ 16. ВАН ВАНЫЧ И ГУСЬ ПО–ФРАНЦУЗСКИ

 Приехал как-то Ван Ваныч из города и прямо с порога огорошил жену:
 – Ну, Катерина, гостей надо будет принять!
 – А кого привечать будем?
 – Я сейчас в городе познакомился с Григорием Лопуховым, из соседней деревни, моих лет. На автовокзале разговорились... И знаешь, что странно? Вот обычно мужики о чем говорят? О мужских делах, о рыбалке, то да сё... А этот мне все уши прожужжал про жену свою – Матрену. По его рассказам выходит, что АЙКЬЮ у нее неимоверно зашкаливает!
 – Интеллект такой? Образованная, значит! – похвалила Катерина.
 – Да у нее всего один профессор знакомый – телевизор с утра до ночи! Так информацией напичкана, что никто с ней и спорить не возьмется!
 – Тебе-то что с этого?
 – Да вот интересно стало: справился бы я с такой бабой...женщиной или нет?
 – Это в каком смысле? – прищурилась Катерина.
 – В смысле диалога. А за тобой, Катюша, стол, но такой, чтобы удивились!
 – Что-нибудь да выдумаешь, – улыбнулась Катерина. – Так когда их ждать?
 – На завтра пригласил.

 Катерина охнула и помчалась к тетке Степаниде за гусем. Спать в этот вечер легли поздно.
 А с утра пораньше Ваныч сидел перед телевизором, чего-то записывал на листочке и бухтел.
 – Вань, ты чего? – заглянула из кухни жена.
 – Шпаргалку пишу. Дожили! На десять русских слов два с половиной иностранных. Разве запомнишь все?! Мне главное гостей удивить!
 – Да ты уже наше село так наудивлял! Мало тебе розыгрышей?
 – Нет... Тут дело чести! Баттл проведем! Соревнование по остроумию – IQ+IQ. Я и Матрена!
 – Ну, тебя прямо заклинило на ней, – засмеялась Катерина, разделывая огромного гуся.
 – С чем будет такой красавчик? – поинтересовался Ваныч.
 – Секрет! – отмахнулась хозяйка.

 На кухне у неё давно все булькало и шкворчало! Аппетитные запахи из кухни
вылетали во двор и будоражили ноздри Нахала, который норовил заглянуть в окно для снятия пробы. За хлопотами нужное время и подошло.

 Ваныч набрал телефон Григория:
 – Ну и где вы, гости дорогие?.. Ясно.
 – Повезло с попуткой, скоро подъедут, – доложил он Катерине.

 Ваныч раздвинул большой стол, накрыл скатертью. Вскоре в центре стола красовалось большое блюдо с ароматным гусем – красавчиком, а вокруг чего только не было: зелененькое, красненькое, желтенькое... Да все так красиво сервировано, вплоть до необычно свернутых салфеток. Заключительным аккордом на столе появилась пузатая бутылка с прозрачным содержимым и изящная с красненьким – для дам.

 Вскоре радостный лай Нахала известил – гости прибыли! Ваныч придержал за ошейник шебутного пса, который рвался познакомиться с гостями первым.
 – Входите! Не тронет! – крикнул хозяин.

 В приоткрытую калитку осторожно заглянула мужская голова в новой кепке, за ней женская с крупными синими серьгами. Вскоре пожилая чета Лопуховых с ужасом поглядывала на Нахала, который, в свою очередь, с интересом приглядывался к пакету с гостинцами.
 – Это кто, медведь?! – испуганно уточнила высокая сухопарая гостья. Ее супруг, чуть пониже и покруглее, молча стоял поодаль.
 – Да нет, собака! – успокоил хозяин.
 – А какой породы? Алабай?.. Нет, я думаю, что это английский мастифф, скрещенный с сенбернаром или с ньюфаундлендом.
 «Ничего себе чешет, эрудитка, – подумал Ваныч. – Наверное, "В мире животных" часто смотрит! Если на эту тему разговор зайдет, я пас!»
 – Я удивлена! – прошептала гостья, с опаской поглядывая на Нахала.

 Ваныч быстренько уговорил собаку уйти на задний двор, пообещав гусиные косточки. Нахал недовольно скорчил морду, но пошел. На крыльце появилась добродушная хозяйка:
 – Проходите, гости дорогие! Давайте знакомиться!

 Все поручкались и вошли в дом. В большой комнате им уже лыбилась огромная голова Нахала, примостившая на подоконнике.
 – Не заскочит? – заволновался Григорий.
 – Ну, если только с разбегу сообразит, – не очень успокоил хозяин.– Да пусть подглядывает, мы привыкли.
 Увидев необычно сервированный стол, Матрена не удержалась от похвалы:
 – Я удивлена!
 – Простите, Матрена... как Вас по батюшке? – подал голос Ваныч.
 – Да брось, Матрена я! Гришка, чего стоишь? Садись рядом!

 Ванычу сразу легче стало – свои люди!
 – Ну, первый тост за знакомство! – провозгласил хозяин.

 «Дзинь-дзинь!» – тоненько звякнули рюмочки с красненьким. «Бздынь-бздынь!» – добродушно согласились стопарики с беленьким. С аппетитом приступили к продуктовому разноцветью.
 – Я удивлена, – чмокала Матрена, отведав гусиный паштет. – Кать, это что за вкуснота такая?
 – Это фуагрА. Я уважаю французскую кухню...
 – Надо же! – удивилась Матрена такому пристрастию. – Ты мне рецептик-то напиши. Ой! ммм... А это что за салатик?
 – Тоже французский – Лионез. Гурманы его очень уважают.
 – И его запиши! Только на русском языке!.. Вон, Гришку буду баловать!
 – Да чего меня баловать? Мне все полезно, что в рот полезло! – подал голос довольный Григорий.

 Вскоре торжественно приступили к гусю. Ваныч отстранил Катерину и сам расчленил его вдоль, разложив куски по тарелкам. Выпили и за гуся! Да, за такого стоило выпить: это было объедение – гусь с яблоками и черносливом по французскому рецепту.
 – И про гуся запиши! Не забудь! – попросила Матрена, не переставая жевать.

 Ваныч волновался: время шло, а диалога IQ + IQ не получалось. Баттл срывался! А ведь он так хотел удивить Матрену, что мол, и мы не лыком шиты. Решил зайти с другой стороны.

 – А я вот слышал, что вы хотели для ветеранов труда организовать что-то у себя в Кудыкино, – вспомнил Ваныч разговор с Григорием.
 – Мы хотели? – засмеялся Григорий. – Это вот Матрена хотела им танцплощадку  устроить!

 Матрена на Ваныча ноль внимания! Не идет на контакт и всё! Сидит, с наслаждением смакует гусятину и слушает Катерину о том, как гусей насильно выкармливать. Этот метод называется по-французски – "гаваж." Ванычу ничего не оставалось, как предложить выпить ...«за гаРаж» Посмеялись! После третьей все оживились. И тут Ваныча осенило, на какой теме можно Матрену зацепить:

 – Лопуховы! А вы знаете свою родословную? Да вы же получаетесь дворянского рода! В ваших местах когда-то жил граф Лопухов. Не знаете?! И я не знаю! Зато я слышал, что всем, кто имеет дворянские корни, будут прибавлять к пенсии семь с половиной процентов!
 Сработало! Этой новости Матрена еще не слышала! Ее уши как-то сразу заострились, а глаза забегали в разные стороны, как косточки на счетах, переводя 7,5 % в деньги: щелк-щелк...
 – Гринь! Ты слышал что-нибудь про графа? А про добавку?! – вскинулась она.
 – Про князя Нарышкина слышал, это его земли были здесь, в Ольховке, а у нас не знаю. А про добавку ... самой не смешно?
 – Узнать надо! Никогда ничего не знаешь! Чем черт не шутит? - не отставала Матрена.
 – Да тебе-то чего узнавать? – смеется Григорий. – Всё равно Лопухов-то я! А ты в девичестве Уколова была. Забыла?

 Эх, зря он Матрену расстроил. Бывшая Уколова притихла, уставившись на центр стола, где лежала половинка гуся в золотистой шкурке, присматривая себе еще кусочек, и только протянула руку, как вдруг... Этот деликатес приподнял оставшееся крыло и слегка помахал ей! Матрена закрыла глаза, открыла, помотала головой, посмотрела на мужа, оживленно разговаривающего с Ванычем, на Катерину, записывающую в блокнот рецепты, и снова перевела взгляд на гуся. «Привиделось, – решила она. – Надо же, развезло с трех рюмок красненького. Старею!»

 – Кать, а что за вино такое?
 – Понравилось? Французское! Ваня в городе достал. "Бордо" называется!
 – Да у вас прямо французский вечер получается. – откликнулся заметно повеселевший Григорий. – А я тоже знаю по-французски : лямур, гламур, Азнавур и круассан!
 – Точно! – Катерина выскочила в другую комнату, и вскоре зазвучал голос любви Шарля Азнавура.
 Голова Нахала снова ощерилась в улыбке, и он стал громко подгавкивать. Словно услышав голос предков, гусь, приготовленный по-французски, чуток встрепенулся и  снова помахал Матрене крылом, на этот раз более активно! И тут она завизжала!!! Да так, что перекрыла и голос Шарля, и лай Нахала! Подскочили все сразу!
 – Что?!
 – Где?!
 – Мышь?! – взвизгнула Катерина и поджала ноги.
 Григорий с перепугу решил сигануть в окно, но, увидев огромную морду Нахала, передумал и бросился к жене.
 – Где болит?!
 Матрена неподвижно сидела за столом, лишь серьги с синими стекляшками взволнованно покачивались метрономом : туда-сюда, туда-сюда... Она с ужасом указывала на гуся двумя указательными пальцами сразу:
 – Он...живой!!!

 Все уставились на то, что если когда-то и бегало, то вчера.
 – Ну, Матрена! Ну, шутница! – засмеялся Ваныч. - Как он может быть живой, если он жареный и расчлененный?
  Хозяин подошел к гусю с вилкой и потыкал его. Половинка гуся скорбно валялась на блюде и не шевелилась. Тут пришла очередь смеяться остальным.
 Особенно веселилась Катерина:
 – Ну вот, я думала, что Ваныч мой – главный шутник, а оказывается – Матрена! Вот молодец! Развеселила!
 Григорий успокоился. А какому мужику не понравится, когда его жену хвалят?
 – На, прими лекарство, – пошутил он, протягивая жене рюмку с вином.
 Серьги отчаянно заколыхались! Он понял: налил в рюмку прозрачненькое. Матрена быстро приняла успокоительное и пересела от гуся подальше. Катерина тут же подсела к ней с блокнотом, и стали слышны слова все больше иностранные: рататуй, пашот, нисуаз с тунцом...

  А на другой половине стола пошел задушевный мужской разговор:
 – Там такой сом был! Не сом, а сомище!
 – А вот у меня случай был...полез я на крышу и ка-а-а-к...крышанулся!

 И тут зазвучала песня. Это Катерина решила снять стресс у Матрены. "Опять метель, - И мается былое в темноте. Опять метель: Две вечности сошлись В один короткий день"... Матрена старательно подпевала. Мужчины аж заслушались! Даже Нахал тихонько подвизгивал.

 Вечер прошел хорошо! Говорили по детей, про внуков, про хозяйские дела. Так душевно посидели, словно с детства знакомы были. То, что тревожило Ваныча, не случилось: про телевизор Матрена и не вспомнила. Да у нее многое что из головы вылетело в один определенный момент :когда гусь выказал ей своё почтение. Прощаясь, она обнималась с Катериной и все повторяла:

 – Спасибо! Все было хорошо! И поёшь хорошо... и Нахал тоже... Я удивлена!
 – И я удивлен! Спасибо за вечер! – попрощался Григорий и пригласил Журавлевых к ним в гости.
 Пообещали созвониться. Ваныч позвонил сыну Николаю и попросил доставить удивленных гостей в Кудыкино.

 В машине Матрена прижалась к мужу, тихонько похихикала и спросила:
 – Гриша, а чё эт со мной было-то?
 – Чё-чё...копчё! Эх, Матрёшка ты моя! Да привиделось. Хорошо еще, что не человечки зеленые. Потянуло вас на французское, вот с непривычки и почудилось. Одно слово – Бордо.
 – Бурда!– засмеялась Матрена. – Щенка бы от Нахала. – добавила она и, успокоившись, задремала.

 А Журавлевы, проводив душевных гостей, убрали со стола, накормили Нахала... Вдруг Ваныч засмеялся:
 – Ну надо же! Я так старался, а Матрену удивили только Нахал и  фуагра!
 – Вань, а ты мне этот фокус покажешь?
 – Какой?! – наивно удивился муж.
 – Ну, когда гусь крылом машет... Не удержался от розыгрыша, фокусник?
 – Неее, бери выше, Катюша, я не фокусник, а этот... как его...
 Ваныч надел очки, достал шпаргалку, так и не пригодившуюся для словесного баттла с Матреной, и с трудом прочитал:
 – Прести-ди-жи-татор!

 "Ничто на земле не проходит бесследно." – поется в песне. С хорошими людьми Журавлевы  познакомились  и  на одно слово в лексиконе у Ван Ваныча стало больше.




ЧАСТЬ 17. ВАН ВАНЫЧ И КлептоМЭН
 

 – Да когда же это прекратится?! – верещала с утра соседка Валентина на мужа Григория, который молча искал во дворе оставленное с вечера ведро.
 – Опять пропажа? – уточнил Ваныч, появившись на крыльце.

 С недавнего времени в селе Ольховка стало пропадать все, что плохо лежит: вёдра, лопаты, грабли... Правда, через пару дней все вещи находились, но в других дворах. То есть вместо лопаты, отполированной родными руками, могла появиться чужая тяпка или веник. Сельчане стали оставлять на своих калитках объявления: "Заберите своего петуха, отдайте мою курицу". Или "Добро пожаловать к нам за гвоздодёром".

 И смех и грех! Участковый Петрович от жалоб только отмахивался, но когда у него самого сняли со штакетника трехлитровую банку, то не придумал ничего лучшего, как отправиться навестить Ван Ваныча.
 Петрович надеялся за рюмкой крепкого чая "расколоть" Ваныча, не его ли это очередные шутки–розыгрыши. "Чай" Петровичу пришелся по вкусу, а потому к "допросу" участковый приступил только через полчаса...

 – Ваныч! Ты меня уважаешь? Признайся, а? Твои шуточки?!
 – Петрович! Я тебя уважаю, но не в том я возрасте, чтобы по мелочёвке работать. С грабельками и петухами по селу бегать – масштаб не тот! – шутил Ваныч.
 – А "подельники" твои, Григорий с Федором, не могли учудить?
 – Они без меня на "дело" не ходят. У них я – мозговой центр, – смеётся Ваныч.– Я вот что думаю, Петрович, не наш человек чудит, ищи кого из недавно прибывших.

 С тем и ушел участковый, почесывая в затылке, а через пару дней снова к Ванычу зашел. На этот раз посоветоваться, мол, нашел он вора, только вот что делать с ним не знает! Нет, он кино смотрит и знает, что "Вор должен сидеть в тюрьме!" Только этот вор вроде и не совсем вор получается...
 Петрович рассказал, что бабка Марфа две недели назад приютила у себя племянника тридцатилетнего – Генку Белова. Жена в городе живет с двумя детьми, а его за пьянку и выгнала. А куда ему, горемыке, деваться? Вот про тётку дряхлую в селе и вспомнил.

  Да только не очень поверила Марфа, что лишь за пьянку жена выгнала. Геннадий по-трезвому мужик хороший, работящий, столько в доме всего переделал! Только вот как в горлышко ему попадет, так и исчезает иногда куда-то по ночам, а как придет, то ворочается до утра, а то и плачет. Отловила она его как-то в минуты наибольшей трезвости, часов в 5 утра, мол, пока не признаешься, опохмел не получишь!

 – А Генке что остается? – продолжил рассказ Петрович. – Слюни–сопли подтер да и признался, что страдает странной болезнью.
 Участковый достал из кармана бумажку, медленно прочитал:
 – Клеп-то-ма-ния называется.
 – Это что еще за хрень? – не удержался Ваныч.
 – А я слышала про такую заразу в фильме каком-то...–поддержала разговор Катерина. – Это когда человек испытывает дикую потребность совершить воровство и получает при этом удовольствие и радость. И чаще всего таскает то, что самому и не нужно. А после того, как украдет, появляется чувство вины и раскаяния.
 – Вот почему он ворочается по ночам – совесть мучает, – рассуждает Ваныч.– Говорил я, что чужак это творит! Вот потому он и забывает, кому что вернуть надо.
 – И главное, где он мог подхватить этот вирус? – беспокоился Петрович. – А вдруг перезаразит в селе всех?! Это что же получится: все будут красть друг у друга, возвращать и... плакать?!
 – Да нет, вроде, это наследственное, – успокоила Катерина, – только пьянка усугубляет, конечно.
 – Жаль его, молодой еще, – добавил Ваныч. – Ты вот что, Петрович, притормози-ка пока это дело...покумекать надо, как Генку вылечить, ведь вся жизнь под откос! Что Марфа сказала? – « Как в горлышко попадет?» Вот отсюда и плясать надо – от горлышка.

 В этот же вечер Ван Ваныч собрал друзей на совещание – Федора и Григория. На почетном месте теперь и Катерина сидела, как полноправный член команды. Первым делом обязанности распределили. Заседали долго. Медицина – дело не шуточное! Так началась операция под кодовым названием "КлептоМЭН".

 На следующий день, как только наружный наблюдатель – Федор доложил по телефону, что Геннадий на рыбалку отправился, Ваныч тут же к Марфе поспешил. Долго с ней говорил... Та и сама была рада племяша вылечить. А Ваныч возвращается и думает: «Как хорошо, что этот Геннадий в селе никого не знает еще».

 Вернулся домой, а там Катерина вся трясется:
 – Ой, Ваня, боюсь, не справлюсь я!
 – Надо, Катюша! Дело ответственное – ради спасения человека! Ты, главное, морально подготовь его, а остальное за нами!

 Да вот только ни в этот день, ни в другой гость не заявился! Что-то пошло не так! Операция была на грани провала. Где-то какое-то звено заклинило: или Марфа подвела, или сам клептоман заартачился.

 Только на третий день под вечер звонок с наружки раздался – «Ване от Феди! По направлению к вашему дому следует заинтересованное лицо! Конец связи!»
 Ваныч охнул, привязал Нахала и стал ждать... Вскоре перед ним стоял невысокий изможденный человек, который, робко озираясь на собаку, спросил:
 – Колдунья или ведьма здесь живет? Ваныч аж поперхнулся, поняв, что Марфа явно переборщила со статусом.
 – Ведьм у нас нет, – отчетливо произнес он, – есть ведунья, от слова ведать, то есть всё знать. Пойдемте, провожу на сеанс.

 Гость прошел в маленькую комнатку, освещенную разнообразными свечами и старой керосиновой лампой.
 – Проходите! Садитесь! – произнес приятный женский голос.

 За столом сидела женщина неопределенных лет: за толстым слоем косметики возраст не угадывался. Волосы скрывал яркий цветастый платок, в ушах покачивались цыганские серьги, на пальцах сверкали большие кольца. Женщина перебирала колоду карт.
 – Что Вас привело ко мне?.. Впрочем, я это сейчас сама узнаю, – спохватилась ведунья. Катерина явно нервничала в этой роли, но, присмотревшись к Геннадию, поняла, что ему тоже не по себе, и взяла себя в руки. Раскидывая веером колоду карт, начала свой "сеанс":

 – Тридцать шесть картей четырех мастей, скажите всю правду, не соврите, что предстоит в скором времени червовому королю ...что было, что будет, чем сердце успокоится...– лопотала хозяйка. – Ваше имя начинается на букву "Г", а фамилия на "Б".
 – Белов! – подтвердил посетитель.
 – Вам ничего говорить не надо! Я сама увижу вашу проблему.
 Гость на букву "Г" с облегчением вздохнул.
 – Вам где-то...лет за 40.
 – Нет! 30! – воскликнул гость в недоумении.
 – А по вам не скажешь... – пробормотала Ведунья. – А... вот в чем причина, – ткнула она в одну из карт, – алкоголь!
 Посетитель угрюмо молчал.
 – Вижу, что вы человек не сельской местности. Городской. Женат. Двое детей: мальчик на букву "С" и девочка на букву "О". Так?

 Геннадий, ошеломленный услышанным, молча кивнул.

 – По детям сильно скучаешь? – неожиданно спросила женщина. Гость опустил голову и шмыгнул носом. – Не вижу сейчас семью с вами, – пояснила она. – Эта карта опять здесь, между вами – пьянка. Восьмерка пики – тяжелый разговор был... с женой, видно. А сейчас рядом с вами крестовая дама – пожилая женщина и семерка пики – слезы. Она переживает, плачет из-за вас. Шестерка крести – дорога в казенный дом. Это плохо!
 – А казенный это что?!
 – Это может быть и тюрьма, и..."дурка".

 Катерина посмотрела в испуганные глаза посетителя и постаралась успокоить:
 - Но это можно предотвратить, если избавитесь от этой карты, от пьянки, – уточнила она.
 – Так чем сердце-то успокоится?
 – А это сейчас и увидим...

 Гадалка убрала колоду и высыпала на стол разноцветные камешки.
 – Ничего не пойму, – бормотала она, разглядывая их, - лопата, банка, ведро...а здесь явный петух. Это вам ни о чем не говорит?
 Изумленный гость молчал. Катерина выложила на столе фигурку человека, внимательно всмотрелась, горестно покачала головой:

 – Все вижу: руки, ноги, туловище, а головы нет!
 – Как нет? Вот же она – кругленькая, – не выдержал гость.
 – Кругленькая, а пустая. Это ваша беда. Если не бросите пить, то очень скоро потеряете и голову совсем. Голова – ваше слабое место! Ваша жизнь и здоровье в ваших руках! Вы справитесь и вернетесь в семью! Все зависит только от вас! Голову берегите!
 – И будет нам счастье, – ухмыльнулся гость.
 – Будет вам и белка, будет и сурок, – загадочно отозвалась Ведунья.
 – Неее, – улыбнулся "подопытный", радуясь, что сеанс окончен, – у нас говорят: «Будет вам и белка, будет и свисток!»
 – Кому белочка, кому сурок. Голову не просвистите! Прощайте!

 Геннадий полез в карман, но ведунья остановила его:
 – Денег я не возьму, мне достаточно и того, что у вас в пакете в прихожей: тринадцать яиц, кусок сала и четыре пирожка. Лицо Геннадия вытянулось до плеч от удивления.

 Проводив гостя, Ваныч вернулся к Катерине.
 – Ну, ты и актриса! В роду цыганок не было?
 Жена молча гасила свечи, убирала со стола, потом не выдержала:
 – Ваня, неужели ты рассчитываешь, что это поможет? Думаешь, его жена не уговаривала или тётка не запугивала?
 – Так, может, и не поможет...с первого раза. Не забывай, что у нас ещё один акт впереди. Будем надеяться, что "актеры" не подведут!
 Операция "КлептоМЭН" продолжается!


ЧАСТЬ 18. ВАНЫЧ И ВЕДУНЬЯ


   ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

 На другой день после посещения ведуньи проснулся Геннадий от зычного голоса почтальона у калитки.
 – Марфа! Получай свои "Аргументы и факты!"
 – А разве сегодня вторник, Федор?
 – Вторник, 3 марта, – громко подтвердил почтальон и ушел.

 Тут тётка Марфа попросила племянника за хлебом сходить, мол, радикулит её прихватил. Ох, и не любил Геннадий на люди показываться, да отказать не смог. Вышел за калитку, идет к магазину, а навстречу пацан несется на велосипеде и кричит:
 – Поооберегись!.. Звонок отказал!
 Баба какая-то из дома вышла, кричит:

 – Мил человек! Котенка не возьмешь, один остался?!

 Молчит Геннадий, прямо идет. Смотрит, а на чьей-то скамеечке пластиковая кружечка стоит, да такого радостного зеленого цвета. Не удержался, покрутил головой по сторонам, в карман сунул.

 Уже к магазину стал подходить, как из двери вдруг участковый показался. Геннадий по форме его признал. Сделал с места быстрый разворот, как в кино полицейская машина, и быстро к дому рванул. Вот уж с кем встречаться не хотелось: регистрации-то нет. Да и знает кошка, чье мясо съела: шумок про мелкое воровство идет по селу.
 Уже во дворе вспомнил, что улика в кармане – кружечка зеленая! Быстренько в сарае спрятал, мол, я не я, и кружка не моя!

 – А где хлеб? – спросила Марфа.
 – Не привезли еще, – обманул племяш и завтракать сел.
 – Ладно, сама схожу. Вот суп гороховый сварю и схожу.

 Сидит родственник, кашей давится, потом выпросил-таки запить. После горячительного легче стало, полез к телевизору, а он не работает. Вот незадача! Покрутился по дому да и на речку отправился.

 В такую пору один рыбак только на берегу Хопра сидел, к себе подозвал:
 – Садись рядом, скучно одному, меня Григорием зовут.
 Так и познакомились. Григорий этот скоро по делам отправился, а Геннадий так и просидел с удочкой до вечера. А куда идти? Опять на участкового нарываться?

 Вечером выпросил у тетки пару стопочек, гороховым супом закусил, "Аргументы и Факты" прочитал... так и день прошел.

   ДЕНЬ ВТОРОЙ.

 На следующее утро племянник опять проснулся от зычного голоса почтальона:
 – Марфа! Получай свои "Аргументы и факты!"
 – А разве сегодня вторник, Федор?
 – Вторник, 3 марта, –подтвердил почтальон и ушел.

 «Так третье вроде вчера было», – отметил про себя Геннадий, но заморачиваться не стал. Только племяш похмелился и позавтракал, Марфа застонала про радикулит, за хлебом послала. Вышел Геннадий за калитку, а навстречу опять пацан несется на велосипеде и кричит:
 – Поооберегись!.. Звонок отказал!

 Тут Геннадию и поплохело как-то. Вроде как дежавю нахлынуло, но не исчезает! «С головой что-то! Если сейчас баба выйдет...» – только подумал, как крик раздался:
 – Мил человек! Котенка не возьмешь, один остался?!

 «Что за чертовщина?!» – На той же скамеечке опять зелененькая кружечка стоит. Удивился, да так, что и в голову не пришло с собой прихватить. Пошел дальше, а сам думает: «Вот если сейчас участковый появится, то точно мозги глючить начинают!» Только подумал - появился! По всей форме одетый! Пришлось к дому возвращаться.

 – А где хлеб? – интересуется тетка.
 – Не привезли еще, – соврал племяш и завтракать сел. Опять стопку выпросил.
 – Ладно, сама схожу. Вот суп гороховый сварю и схожу.
 – Так ты же его вчера варила?

 Тетка посмотрела на племянника:
 – Господь с тобой, Генка! Давно не готовила, захотелось вот жиденького.
 «Ну, тетка...совсем плоха стала!» – посочувствовал Геннадий.

 Взял удочку и на речку, а там уже Григорий сидит, кричит ему:
 – Садись рядом, скучно одному, меня Григорием зовут.
 – Я знаю ,– напомнил Геннадий, – вчера познакомились.
 – Вчера? Нет, я второго в городе весь день был, обознался ты.
 – Второго? А сегодня, стало быть, 3-е?
 – Ну да...3 марта.

 Вскоре Григорий ушел.
На берегу пустынного Хопра остался один задумчивый Геннадий. Что-то его беспокоило, но не мог понять что.

 Вечером тетка опять гороховым супом накормила, хорошо хоть под самогонку. А Марфа наказ Ваныча хорошо помнит: «Не отказывать в стопке до особого распоряжения!».
 – Вот, Генка, читай, что в газете пишут...– протянула ему "Аргументы и факты". Тот машинально взял, пробежался глазами:
 – Да чего ты мне старьё суешь? Еще вчера это прочитал! – смял он в сердцах газету.
 – Да как вчера? Газетку-то сегодня принесли, – обиделась тетка Марфа и спать ушла.
Геннадий тоже расстроился, что тётка из ума выживает. Выпил еще за ее здоровье: причина-то веская...и вырубился!

   ДЕНЬ ТРЕТИЙ.

 Да вот только и на третий день племянник проснулся от зычного голоса почтальона.
 – Марфа! Получай свои "Аргументы и факты!"
 – А разве сегодня вторник, Федор?
 – Вторник, 3 марта.

 «Вчера же вроде 3-е было, Гришка на реке сказал», – машинально отметил Геннадий и тут вдруг вспомнил, что предыдущие два дня один в один похожи были, как близнецы. А сегодня?.. Да и сегодня все точь-в-точь пошло, как по списку: в доме – радикулит, а за калиткой, как в очередь выстроились, – велосипедист, баба с котенком, кружечка, участковый и даже Григорий опять с ним знакомиться начал! Геннадий снова за голову схватился: «Что за чертовщина?!»

 Вечером Марфа опять суп налила гороховый. Стопка рядом.
 – Так ты же горох позавчера варила и вчера.
 Тетка посмотрела на племянника тревожными глазами:
 – Господь с тобой! Давно не готовила.
 А сама и правда встревожилась: «Не свихнулся бы племяш раньше времени от такого эксперимента!»
 А Геннадий одно в уме перебирает: «Надо разобраться во всем, пока еще мозги соображают. По телевизору дату узнать можно было...черт, сломался не вовремя. Завтра с утра и начну расследование».

 ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ.

 Следующее утро опять началось с зычного голоса почтальона и такой же точно газеты!
 – Тетка Марфа, какой день сегодня?
 – Так это...3 марта.
 – Ясно, – ответил племянник, хотя ничего ясно не было.
 «Ничего не меняется!» – ужаснулся Геннадий. Вышел за калитку, опять пацан несется.
 – Какой день сегодня? – крикнул ему.
 – Третье ма-а-рта, – донесся ответ.
 Баба-соседка только рот открыла котенка предлагать, а он ей:
 – Какое число сегодня?
 – С утра третье было.

 «Всё! Дальше идти смысла нет! У кружечки не спросишь. У мента тем более...» Отказался Геннадий и от похмелки, и от завтрака, и на речку махнул, но в другую сторону от Гришки. Подумать надо было!

«Ну, ладно, тётка могла сдвинуться: каждый день горох варит. Ну, предположим, почтальон на дате зацикленный, и Гришка этот, больной на голову, знакомится каждый день. Но пацан?!.. Соседка?!..
 А участковый? Каждое утро надевает форму, чтобы за хлебом сходить?! И чашечка сдурела так, что выходит на скамеечке подышать? Я ее краду, а она опять появляется! Это уже какой-то цикл получается, вроде как в фильме "День сурка!"... Сурка! Точно! Что-то ему ведунья говорила про сурка и что голову беречь надо! Не уберег, выходит! Заклинило что-то! Четвертый день подряд 3 марта и одно и то же происходит! Чёрт! Допился, Белов!!!»

 Вечером от супа горохового отказался да и стопку не попросил.

 До утра на кровати крутился, многое передумал... Как бы со стороны на себя посмотрел. Всю жизнь как кинопленку прокрутил. До воспоминаний о детях дошел, аж зубами заскрипел: вспомнил, как Сережка и Олюшка плакали и кричали ему вслед: «Папка, не уходи!» А рядом лицо жены – заплаканное, измученное. Так и ушел тогда со зла, без вещей, без телефона. Со зла?.. А на кого злился-то? На себя, что променял папка семью на стакан?!

 Сейчас ясно одно - голова у него конкретно поехала! «И что теперь делать? Жить одним днем, 3 марта, и до конца жизни гороховый суп есть?! В больницу не обратишься – сразу в "дурку" упекут! И посоветоваться не с кем... Может, к ведунье сходить? Да только она уже всё посоветовала, что могла. Вспомнились её слова...
 « Если не бросите пить, то очень скоро и голову потеряете. Ваша жизнь в ваших руках. И в семью вернётесь. Всё зависит только от вас!»

 Вот и потерял голову, просвистел! Вернее, пропил! Все произошло, как ведунья предсказала!.. Стоп! От меня все зависит?.. Может, и тут права? Попробовать надо! Ведь сегодня ни капли в рот не взял. И ничего!» – подумал Геннадий и впервые заснул спокойным сном.

 ДЕНЬ ПЯТЫЙ.

 А утром Марфа еле разбудила его.
 – Иди завтракать. Опохмеляться будешь? – робко спросила она.

 «И ее измучил. Здоровый мужик, сижу на ее шее!»

 – Не надо. Вчера же не пил. А что, газету сегодня не приносили?
 – Так ее по вторникам приносят, а сегодня суббота – 7 число. Завтра 8 марта – праздник!

 «Наконец-то! Отсчёт дням пошел!»
 – За хлебом сходить? Пройтись хочу.

 Сел за стол, открыл портмоне, пересчитал деньги оставшиеся. Вытащил фотографию малышей... и вдруг уронил голову на стол, как на плаху, и затих, принимая нелегкое решение.
 – Тётка, домой вечерним автобусом поеду. Возвращаться надо! Хватит бегать! От себя не убежишь!

 Молча смотрела Марфа на своего непутевого племянника, только слёзы так и полились по щекам, перекатываясь через глубокие морщины. Геннадий умылся, побрился, рубашку чистую надел и в магазин пошел.

 Вышел за калитку... пусто на улице: ни пацана, ни бабы, ни кружечки! Одна
весна вокруг! «Вот оно как получается – на трезвую голову и мир нормальный! Точно ведунья сказала – от меня всё зависит!» Так, улыбаясь, и до магазина дошел.

 Навстречу ему обычный мужчина вышел и вдруг участковым представился. Обомлела у Геннадия душа, закричала: «Только не сейчас!»
 – Ты, я слышал, у тетки Марфы живешь? Так зайди ко мне регистрацию сделать.

 Выдохнул Белов радостно:
 – Да я... погостить приезжал, на время. Сегодня вечером уезжаю, по семье соскучился. Праздник завтра – жену поздравить надо.
 – Это дело! Ну, бывай тогда! Голову береги! – добавил на прощание участковый.

 А вскоре появился Белов у дома Ваныча. Калитку Катерина открыла, да только не признал он ее.
 – Ведунью можно увидеть?
 – Нет её. Съехала. А что передать хотели?
 – Возьмите гостинчик к чаю. Я сегодня тоже уезжаю. Если увидите когда, спасибо большое передайте!

 Катерина долго смотрела вслед человеку, которому придется очень переломить себя, чтобы вернуться в нормальную жизнь, и от всей души тайком перекрестила его.

 Не передумал Белов, не обманул: попрощался с тёткой, поблагодарил за всё и вечером уже стоял на автобусной остановке, ожидая транспорт к дому своему.

 Ван Ваныч поблагодарил по телефону всех участников операции: почтальона Федора, соседа–рыбака Гришку и его жену Валентину - бабу с котенком. Антошке–велосипедисту, внуку своему, тоже не забыл спасибо сказать! К Марфе завтра решил зайти: на телевизор антенну надо назад приделать. Не самой же ей на крышу лезть. И к Петровичу решил лично зайти. А то замотался, поди, участковый с утра пораньше каждый день за хлебом ходить, как на службу.

 А уже перед сном Катерина спросила мужа: – Вань, а на что ты рассчитывал, когда затевал все это? Не на обычный розыгрыш ведь?
 – Нет, конечно! А рассчитывал я на обыкновенный человеческий страх: страх потерять жизнь свою, какая бы она ни была! И еще я глаза Геннадия видел, когда ты про детей спросила. Крепкая это ниточка! Верю, что не такой он дурак,
чтобы порвать её!.. Да, а тебе я спасибо забыл сказать за дебют?
 
 – Забыл! – засмеялась Катерина.
 – Спасибо тебе, ведунья моя!
 – И тебе, Ваня, спасибо, что под контролем всё держал. И еще  за сердце твое доброе!
 – Ну, началось. – забурчал Ван Ваныч. – Как будет дальше, время покажет. Всё! Операция "КлептоМЭН" завершена. Возвращение "блудного сына" состоялось!
 А теперь спать!


                КОНЕЦ