Дом опавших листьев

До 1919 г. один из склепов рода верховных жрецов бога Тота был скрыт в кургане из песков времени. В конце ноября на него набрёл один из жителей Туна эль-Гебель, села близ некрополя древнего города Хемену (он же, с античности, Гермополь Магна). В январе 1920 г. учёный Гюстав Лефевр провёл раскопки здания. Уже к 8 марта ему было ясно, что это гробница под своего рода мавзолеем. Увы, она была пуста, но и в руины под грузом веков не обратилась. На вид это был храм в миниатюре и в стиле эпохи XXX династии.

В роли прототипа был должен, и это очевидно, выступить храм бога Тота, построенный в Гермополе при Нектанебе I (380–362 гг. до н. э.). Но её также сравнивают с более поздними святынями: с гипостилями Эдфу и Эсны (эпоха Лагидов), храмом Калабаша (римская эпоха), с храмом Дебод в нижней Нубии. Не случайно в первых сообщениях Управлению древностей памятник называли ма'бад («храм»). Да и греческие паломники, ещё до нашей эры зашедшие под его сень, сочли его именно «иероном» (то есть, опять же, храмом).

Их надписи на стенах – дань благочестию, а не каракули вандалов. Но уже ко II веку до н.э. к этому месту подкралось забвение, а в византийскую эпоху вокруг мавзолея как грибы после дождя «выросли» часовни. Даже став «ядром» нового погребального комплекса, гробница. Не был снесён и стоящий подле неё алтарь в виде башенки с зубчатой вершиной. Её фасад похож на вход в «киоск» – так часто называют павильоны для священных ладей, выполненные в виде изящной беседки. Четыре колонны по бокам врат до половины своей высоты соединены бордюрами.

За ними скрыт холл (пронаос), откуда путь ведёт в наос с часовней в центре. С наружной стороны памятник был украшен скупо и строго, лишь с фасада. Но в пёстром декоре он бы не казался нам суровым и аскетичным. На четырёх колоннах с капителями в виде пальметт и букетов ещё есть местами штрихи синей и зелёной красок. На входе и в наосе в архаичном духе высечены сцены ритуалов и встреч с богами. Но при этом пронаос, а также нижний ярус западной и восточной стен наоса – это диво эклектики.

Там слиты воедино каким-то гением стили искусств трёх народов – египетского, греческого и персидского. В галерее пронаоса из-под лёгкого резца вышли разные события мирской жизни. В то время выбор такой темы – вызов. С Позднего периода декор усыпальниц являл собою что-то вроде иконостаса. В Саисскую эпоху, славную истомой ностальгии, мастера правда брали идеи «светской хроники» из древних некрополей. Но огонь Ренессанса был скоро залит кровью и слезами войн и нового упадка. Дату постройки гробницы в Туна эль-Гебель сразу и твёрдо не смог назвать никто.

В своё время В.С. Голенищев даже относил её к началу римской эпохи. А теперь в учёном сообществе сошлись на том, что дело было в последней четверти IV века до н.э. В то время Египет сбросил персидское иго, но обрёл новое ярмо в лице фараонов-чужаков. В числе статусных даже при македонской династии сословий были жрецы. Но этот «цвет нации» уже давно «закуклился» в касту. Храмы были последним оплотом живого наследия великого прошлого, но этот «анклав» был лишь для избранных. В текстах мавзолея Туна эль-Гебель есть данные о пяти поколениях семьи жрецов из Гермополя Магна.

К его возведению был причастен тот из них, кто был в нём погребён одним из последних. На правах хозяина он изображён уже на фасаде. То был верховный жрец и эконом храма Тота, жрец разных других богов Падусир Анхэфенхонсу («Дар Осириса», «Хонсу – жизнь его»). В подземной камере гробницы были найдены его и его супруги саркофаги из камня. К слову, госпожа Ренпетнефрет была тёзкой матери своего мужа – Нефретренпет («Да будет добр Новый год»). Саркофаг второго сына этой четы, юного Тхутиреха, был из дерева. Из дерева (алеппской сосны) и антропоидный гроб верховного жреца..

Из-за огромной головы его контур больше похож на куколку мотылька Mesothen petosiris, чем на мумию богослова. Такой гротеск любили поздние гробовщики. Но, впрочем, этот почерневший гроб, хранящийся ныне в Каире (JE 46592), радует глаз ювелирными инкрустациями. Текст Книги Мёртвых выложен на нём в пять столбцов пёстрыми иероглифами из кусочков цветного стекла. И отец, и старший брат Падусира (Сишу и Джедтхутюэфанх) в своё время тоже были главами храма бога мудрости и магии, которого греки отождествили с Гермесом.

Так Хемену, город Восьмерицы богов, и стал Гермополем. По меркам античности он был мегаполисом. С той поры, как греки и египтяне заключили союз для борьбы с империей Ахеменидов, эллины на берегах Нила, в любых городах, а не только колониях, стали обычным делом. И Падусир не раз, вероятно, слышал своё имя, сказанное с характерным акцентом: «Петосирис». А его административное звание греки переводили как «лесонис» или «ойкономис». Темпы эллинизации Египта оказались просто стремительными.

Но и носители «заморской» культуры весьма охотно вливались в жизнь по заветам и законам времён фараонов. В условиях строя, близкого кастовому, два этноса всё же сближались долго и трудно. К смешанным бракам аборигенов толкала жажда лучшей доли – у греков в руках оказались лучшие светские посты, они заселяли лучшие края. Но Падусир, как жрец, «великий из Пяти», «владыка престолов», администратор, и без того был близок к вершине статусной «пирамиды». Так отчего его так тянуло к эллинам? Мы знаем, что один из его братьев, а также сын-первенец носили греческое имя Теос ("Бог" — категорично, скромно и со вкусом).

Б. Меню, исследуя его биографию, пришла к выводу, что он получил свой пост из рук новых хозяев страны после лишения сана его брата, запятнавшего себя коллаборационизмом. И всё же брат этот не был лишён имени и права погребения. У Падусира, похоже, был талант ещё и в делах частной дипломатии. Он удержал от падения и разорения свой род, доказав лояльность новой власти. И контракт с эллинским мастером мог быть ему лишь на руку. А вообще, черты эллинизма начинают мелькать на египетских памятниках уже с V—IV веков.

Не исключено, что над гробницей великого жреца Тота корпел даже и целый «интернационал», а эллин курировал весь этот сложный процесс. С другой стороны, и сами египтяне давно уже наловчились делать любые вещи в иноземном вкусе. Так, в пронаосе можно увидеть сцену, где ювелир наводит последний лоск на ритон – кубок в виде рога не вышел из моды даже после падения державы Ахеменидов. Точно такой же ритон держит в руке молодая и прелестная дама, идущая в процессии носителей даров (наос).

К слову, она готова следовать греческой моде, но не до конца: на её голову и руки наброшено покрывало, но грудь при этом обнажена – эта дерзость ещё долго будет «сходить с рук» египтянкам. У других дам головы не покрыты, а украшены венками, и одеты они на туземный лад. Но особенно удивляет то, что в толпе идут негры, ливийцы и азиаты (сирийцы), будто бы сошедшие с памятников эпохи Нового царства. В том, что это обзор реальных событий, есть весомые сомнения. Дары по обычаю несли родные, близкие и слуги покойного, а не какие-то ряженые в дикарей мимы.

Те народы, которых когда-то имперский Египет считал варварами, уже давно не были прежними. И нубийцы, и ливийцы даже побывали фараонами. В чём же тут дело? В поисках эталона для гробничных сцен мастер изучал древние памятники. Из верениц пленных и данников на царских монументах и сложилось это вот «вавилонское столпотворение». Но оно было выполнено на самом высоком уровне. В наосе, где по большей части господствует канон, полоса нижнего регистра ярко контрастирует с его апофеозом геометризма. Как будто рой живых бабочек сел около ледяного узора.

Участники парада и нагружены, и увенчаны не только нильскими, но и будто бы инопланетными цветами. И они ведут или несут с собою, кроме обычного скота, экзотических зверей и птиц (петуха, азиатского слона, иранскую лань). Так как под сенью сводов не было ни пекла, ни бурь, а гости вели себя мирно, кадры всего этого резного немого кино до сих пор ещё, пусть и частично, цветные. В своё время Отдел реставрации археологического факультета Университета Файюма изучил всю палитру гробницы при помощи метода спектроскопии.

Так же, как и в древние времена, художники, работавшие в гробнице Падусира (Петосириса) писали темперой. На клее из яичного желтка они растирали гематит (алый цвет), сажу (чёрный), гётит (жёлтый), селадонит (зелёный), а также молотую фритту (синий и голубой). То, что вместо малахита, зелёной земли или фритты был использован селадонит железа, считается поздней новацией. Все другие пигменты, в том числе и искусственно сделанная фритта («египетский синий») были в обиходе египетских художников на протяжении всей древней истории и добывались (либо изготавливались) в родном краю.

Мощь традиций была помножена на муравьиное усердие. Так же усердно трудятся изображённые в пронаосе рабочие и селяне. Их образ кажется уже вполне правдоподобным, хотя «геркулесовские» кубики пресса и чисто эллинская бородища у ряда работяг могут вызвать улыбку. А две сцены – интерес: это работа на «кухне» парфюмеров (редкий сюжет, тем более с участием мужчин) и труд на току. В первом случае на ум идёт роспись на ту же тему из анонимной фиванской гробницы ТТ175, но вторая сцена уникальна.

Там хлеборобы бьют по снопам цепами в виде дубин, а ведь в Египте из века в век зерно молотили при помощи прогона по нему стада ослов. На самом деле эти сюжеты взяты не с натуры – это часть стандартного набора иконографической программы. Но если законы жанра тут нерушимы, то от стиля видно почти полное отречение. В кои-то веки фигуры людей показаны в естественной позе, а не в виде силуэта в профиль с развёрнутыми по горизонтали плечами. Как помним, вызов канону однажды бросил фараон Эхнатон.

Его столица была славна не только религиозной, но и настоящей культурной революцией. В Амарне под ней понимали не копирование минойских орнаментов, как в Малькатте, а развитие своего пути в искусстве. Там не боялись ошибок новичков, и до достижения уровня шедевра из мастерских выходили уродливые памятники, а росписи больше смахивали на злые шаржи. Амарна лежит всего в 20 км. от Гермополя и в 25 от некрополя Туна эль-Гебель. А вот разрыв во времени уже не на шутку колоссален – без малого тысяча лет.

Амарну бросили ещё при XVIII династии. Из её руин мало-помалу строили храмы и соседние города. Не было времени счищать с каменных блоков (талататов) даже самые еретические рельефы. Но на новом месте их укладывали без складу и ладу, так что когда-то единое полотно разбивалось на эскизы. В Гермополе их было особенно много. И кто-то был очарован этими осколками памяти о городе грёз. Типажи иноземцев, отцов и матерей, целующих озорных чад, пузатые персоны рядом с атлетами в греческом вкусе – это дух Амарны.

Убиение для алтаря уток (в храмах Греции этого не было) и те же утки, висящие гроздями вокруг столбообразных букетов – всё это было обычной картиной в Амарне. А вот сильно присборенные на талии и оттого словно бы плиссированные по амарнской моде, с волнообразной линией пояса от лучей складок, греческие по крою яркие хитоны слуг Падусира – всё это эхо модерна, рождённого под эгидой Эхнатона. Но это эхо бунташного века перекликается и с «новыми песнями о главном». Так и оказались рядом с царственными венчиками лотосов вычурные бутоны каких-то сказочных цветов.

В затейливых узорах македонских ваз видна та же флора из «экзотов» мира геральдики. То ли это лилии и каллы, то ли асфоделии и колокольчики с подсолнухообразным девясилом впридачу – уже и не разберёшь. Всё переплетено. У одного бычка на шее венчик египетской голубой лилии («лотоса»), а у другого – греческая пальметта. Мотив дерева как особого символа в погребальной культуре был популярен и у египтян, и у греков. Но в Македонии на дереве, украшавшем мемориал, среди оголённых осенним ветром ветвей висела змея.

Знаковое дерево в гробнице Падусира тоже показано с обнажённой кроной. Но есть мнение, что листья могли просто дорисовать, так как вырезать их очень долго, особенно если это акация. Кроме того, на ветвях сидит пара птиц – это часть египетского мотива, обычно связанного с охотой на пернатых, в том числе и тех, что разоряют сады. Зато в жесте передачи друг другу венков-обручей однозначно видно влияние эллинской традиции. По какой-то причине тема пасторали была очень редка в амарнских гробницах.

Вот почему именно сельские будни в гробнице Петосириса вышли очень уж на греческий лад. И молотьба дубинами может быть не более чем ошибкой, а не реальным казусом. В амарнских гробницах нет ни Осириса, ни его суда совести. Зато сцен шествий с дарами для алтаря на рельефах Ахетатона было не счесть. Это был поистине город алтарей и райского изобилия. А с памятников в честь царской четы на людей взирали боги, не сошедшие, а даже падшие на землю. В чаду фимиама и неге флирта оба погибли, а там пала и династия. Но их образы не умерли, став иконой стиля.

В движениях резца мастер, быть может, эллин по крови, сотворил ей молитву – решился на частичный оммаж. И в поздней гробнице верховного жреца Тота с той поры ютятся тени Амарны. К фигуре самого Падусира мастер подошёл осторожно: она идеально-чеканна и величественна, в архаичного типа одеянии – длинном полотне, высокохудожественно, но не на египетский, а на греческий лад, обёрнутом вокруг тела и украшенном чёткими линиями складок. То есть, наш герой, пусть и не во всех сценах, носит гиматий. В правой руке с открытым плечом, когда он восседает – посох владыки..

Но даже если это лишь типаж, а не портрет, быть может, в молодости верховный жрец и правда был сложен если не атлетически, то гармонично. А старость – подлая. Но пожил этот человек славно. В излишней угодливости македонцам его упрекать не стоит – быть может, это была искренняя симпатия. К тому же, заботы верховного жреца были сосредоточены не на карьеризме, а на возрождение пришедших в запустение при персидском иге святынях.

С особой гордостью в своей автобиографии он упоминает, что восстановил сад, бывший памятником месту явления в мир изначальных богов. Парк этот был почти уничтожен вандалами и загажен бродягами. У него было пятеро детей, из которых два сына должны были по очереди сменить его на посту, получив и сан, и должности. А последним в числе преемников в гробнице был указан внук Падусира – сын первенца, Теоса, по имени Петукем. Дальнейшая судьба этой жреческой династии нам, увы, неизвестна.

Источники:

Куватова, В.З. Следы амарнского стиля в рельефах древнеегипетской гробницы Петосириса (Туна эль-Гебель) // Вестник Института востоковедения РАН. – 2019. № 2 (8).

Ладынин И.А. Владимир Семенович Голенищев и открытие гробницы гермопольского жреца Петосириса в Туна эль-Гебель в 1919–1920 гг. // Шаги /Steps. Т. 7. № 4. 2021. С. 54–79

Shaaban Abdelaal (Professor, Head of Restoration and Conservation Department, Faculty of Archaeology, Fayoum). New approach of characterization and state of painted reliefs in Petosiris tomb, Tuna el-Gebel, Egypt. International Journal of Conservation Science 9 (3)

Katja Lembke A “beautiful burial” at Tuna el-Gebel. British Museum publications on Egypt and Sudan 2. Egypt in the first millenium AD. Perspectives from new fieldwork. Edited by Elisabeth R. O’Connel. PEETERS LEUVEN – PARIS – WALPOLE, MA 2014

Jos; das Candeias Sales. The Decoration of the Pronaos of Petosiris’ Tomb. Themes, Scenes, Styles and Techniques in Trabajos de Eg;ptologia. Papers on Ancient Egypt - TdE 7, 2016, pp. 179-201 - ISSN: 1695-4750.

Перепёлкин Ю.Я. История Древнего Египта. Издательско-торговый дом «ЛЕТНИЙ САД» Журнал «НЕВА» Санкт-Петербург, 2000 г.

G. Lefebvre, Le tombeau de Petosiris, 3 vols. (Cairo, 1923 — 1924)
Doaa Abdel Motaal Ahmed. Uncommon Scene of Elephant in the Tomb of Petosiris at Tuna El Gebel. September 2019. International Journal of Heritage Tourism and Hospitality 13(2):27-35

On the presence of deer in Ancient Egypt: analysis of the osteological record by Chiori Kitagawa. Article;in;The Journal of Egyptian Archaeology 94(1): 209-222 • January 2008

«A iconografia de Petos;ris no t;mulo de Tuna el-Guebel» in Trabajos de Eg;ptologia. Papers on Ancient Egypt - TdE 11. Horizonte y perspectiva Estudios sobre la civilizaci;n egipcia antigua, 2020, pp. 313-330