Убить кролика
Он толкал в холщовый куль овсяницу и мятлик, полевицу и клевер, подорожник и лапчатку - всё, что за традиционным незнанием именуется обще - травой. Часто добавлял от себя заветное: капустный лист или кочерыжку, свекольную ботву, морковку, зелёное яблоко.
Кролик жил в гараже. Гараж маленький, под мотоцикл. Мотоцикла не было, к технике Володя расположения не имел. Зато испытывал тягу владеть чем-то, что, пусть в миниатюре, напоминало крестьянское хозяйство, выдавало хватку человека рачительного, от сохи.
Корни деревенские в нашем районном городке наверняка прослеживались у каждого. Просто поколения за три-четыре, пережившие и революцию, и индустриализацию, и войну, и эксперименты по укрупнению колхозов, и ещё много чего, большинство эти корни забыли, утратили. Кто-то частично, кто-то основательно, кто-то и вовсе.
Тяга к земле просыпалась на шести сотках, которые разрешили обрабатывать с 1960-х. Но дачи и огороды были не у всех. И живности там, как правило, не водилось - только грядки, только растения. А Володя завёл кролика - серого великана, ушастого, прожорливого и пугливого, с опаской нюхавшего палец, поднесённый к железным прутьям.
Весной трепыхавшийся пушистый комочек поместили в клетку, а осенью, когда траву, собранную хозяином, уже прихватывала колючая седоватая изморозь, это был пятикилограммовый кроль, теснивший своё жилище.
Пора было его резать.
Пора было резать, но к этому решению - неизбежному, заданному и в то же время гонимому в мыслях - Володя шёл тяжело. К кролику он привык.
Заводил он его не просто так, а для выгоды, это понятно. Мясо было ценностью: в нашем городке и в хорошие-то годы им не торговали, а тогда страна спасалась талонами. И шкуру, наверное, можно куда-то приспособить. Но…
Да, да, резать надо. То, что Володя принесёт домой, молодой красавице-жене и своей заботливой маме, нечто ценное, нужное и при этом ещё полученное из ничего, без затрат, от природы – это разумеется, поднимало его оценку и в глазах близких, и в собственных глазах. Только…
Кролика нужно было убить. А - жалко!
Володя не знал тогда, что жалеть нельзя. Жалеть - неправильно. И не потому, что для него единственный кролик приобрёл индивидуальные черты, а у крестьянина, владеющего множеством живности, всяк зверь и птица "на одно лицо". Нет. Крестьянин, постоянно наблюдая за четвероногими или пернатыми, гораздо лучше знает их поведение, особенности, характер. Что кролик! Каждая курица для него - личность, не похожая на квохчущую соседку.
Это - само собой, как само собой и то, что, в конце концов, курица, кролик или даже барашек окажутся просто едой - для того и растили.
Корова или лошадь - дело другое, там многолетняя история, там молоко или тягловый труд, а может быть, и красота - главное. Там множество смыслов. Корова - кормилица семьи, спасительница, лошадь - престиж, грация, наслаждение скоростью. И редкость по нынешним временам!
А кролик? Что кролик. Кролика нужно убить.
Я убил кролика. Мне он тоже нравился – кролик. Мягкий, пушистый, живой. Но что ж поделаешь?
Он же сам не свой - Володя. Такой мужественный и взрослый - на три года старше меня. Такой опытный. С юмором вообще-то. Не страдающий излишним романтизмом. С тряпичной сумкой в клетку, где притаилась пара пива, добытая чудом на фоне продовольственной нищеты.
Он едва не плакал - Володя, отворачиваясь от клетки, где водил ушами его серый питомец. Мы шагнули в гараж, он отыскал какую-то железку - довольно увесистый пест, деталь от отцовского мотоцикла (их уже не было - ни отца, ни мотоцикла), я точно и сильно тюкнул кролика по носу - кролик дёрнулся и затих.
Потом мы глотали тёплое пиво. Потом Володя, подвесив тушку, пытался свежевать кролика, и от волнения попортил шкуру. Дырявую, осклизлую, с кровавыми и сальными подтёками, мы тайком отправили её на помойку. А мяса оказалось не так и много - впрочем, наверное, как и положено с кролика.
…Спустя тридцать с лишним лет, выпустив свою первую и, может быть, последнюю книжку, я начал раздаривать её друзьям. Несколько адресов было собинских, один из них - Володи Морозова. Я позвонил ему, обещал передать сборник рассказов.
- А про меня там есть? – тут же спросил он.
Мне стало неловко. Про него там не было.
- Что ж, ты всегда был самым справедливым, - пошутил старый приятель.
- Я напишу, напишу! - оправдывался я. – Во второй книжке точно!
И я действительно думал, как бы вытянуть на свет божий такого близкого мне героя - Володю Морозова. Пробовал писать о его собаках – у него был беспородный и умнейший пёс Шурик, и несколько шотландских колли, и лайка, но выходило какое-то развлекательное пособие по кинологии. Хотел вставить его в детские сюжеты, но для детства три года разницы - колоссальная пропасть, и закадычными друзьями в субтильном возрасте нас не назовёшь. Обратил взгляд на молодость, но там полезли разные ненужные подробности – вино, девушки, шумные компании, - всё то, о чём нам, старым, растолстевшим и седым ностальгировать и неловко, и смешно, и не к лицу, во избежание подтрунивания со стороны подрастающего поколения.
А кролик… Был кролик. И не расстройся тогда Володя так сильно, может, в моей биографии не было бы эпизода, который время от времени почему-то приходит на память. Ведь ни до, ни после него я не убивал домашнюю живность - ни кроликов, ни кур, не говоря уже о ком-то более крупном. Не убивал, потому что и случая не представлялось. А представился бы - кто знает…
Вот и Вовка – простите, Владимир Станиславович Морозов, на кролика руку не мог поднять, а в охотники потом записался. У него и ружьё было, да. В железном ящике стояло. Он, как открытие сезона, в лес уходил. Правда, с добычей его я не видел. Но зато он очень смешно рассказывал, как мужики, перепившись, мазали по стеклянным бутылкам.
Свидетельство о публикации №222071101111