Книга песка. Эпизод II

Я знал справа от вестибюля крутую лестницу в подвал, где сложены газеты и карты; воспользовавшись невнимательностью сотрудников, я оставил там Книгу Песка на одной из сырых полок и постарался забыть, как далеко от двери и на какой высоте. Стало немного легче, и я вернулся домой.
Заварив мате, я хотел согреться. Но озноб был такой силы, что я лёг в постель, положив руку на место, где ещё недавно по ночам лежала Книга.
Сон долго не приходил, наконец, я провалился, и так в ошметках воспоминаний о рисунках, которые я видел только один раз в Книге, встретил утро.
Казалось, что всё это время я чувствовал, что влип в эту Книгу, как насекомое в сок кактуса, пожираемого червём. В своём воображении я перелистывал эти листы бесконечных страниц на одном из языков Индостана.
Какие-то слова, написанные странным шрифтом, похожим на раздавленных пауков, стали понемногу оседать во мне, они даже позволяли мне пробовать их на вкус. Какими-то из них я стал даже описывать свою жизнь. Ту, что была до покупки этой чудовищной Книги.
Я резко встал, голова кружилась. Нужно было во что бы то ни стало вернуться в библиотеку и найти её. Сам себе я сейчас казался матерью, бросившей в роддоме ненужного ребёнка, зачатого от изнасилования.
Мне снова повезло, несмотря на то, что сотрудники библиотеки знали меня, ни один из них как будто не узнавал. Какой-то новой, молодой походкой я спустился по кривой лестнице и вновь оказался в подвале. Рука моя потянулась за Книгой, но там ничего не было. Я снова и снова, как безумный, шарил по полкам подряд, но Книги не было. Я посмотрел на свою правую руку, и увидел, что она была как будто присыпана лёгким вулканическим песком, мукой армянского пшата.
Тут я вспомнил рассказ моего отца: однажды он шёл на работу и увидел, как навстречу ему двигался очень пожилой человек, служивший когда-то с ним, а сейчас он брёл с совершенно чужим лицом, белым, мучнистым. В ту ночь этот человек умер.
Я вышел на лестницу и подошёл к служителю библиотеки. Судя по всему, это был сотрудник отдела древних рукописей. Я сказал, что вчера был здесь и оставил свою книгу, не видел ли он, между прочим, очень старую распухшую книгу, Библию, напечатанную очень странным шрифтом.
Он сказал, что не видел.
Но видя моё отчаяние, немного подумал и сказал, что вчера, проходя по этой лестнице, увидел какой-то лист, точнее, обрывок какой-то рукописи. Несмотря на то, что здесь нет хорошего воздухообмена, так как этими газетами и пожелтевшими афишами Peon Contreras, самого старого театра в мексиканском Мериде, никто не дорожит, этот листок, обрывок издавал шелестение. Было ощущение, что так звучит один засохший лист, попав в зелёный, молодой лес.
По моему нетерпению, он понял, что я хочу взглянуть на него и принес из запасника вчерашнюю находку.
Я был вне себя, выхватил обрывок манускрипта. Вдруг к ужасу своему заметил, что бумага немного надорвалась и на мои руки хлынула самая настоящая человеческая кровь, вперемешку с песком.
       Возможно, я заблуждался.  С чего я взял, что эта кровь человеческая?
Этот сотрудник, черты лица его были смыты, возможно, по причине моей надвигающейся слепоты, или из-за бессонницы, решил, что должен уйти. Он покинул меня, а я остался и держал в руках это до ужаса странную вещь, этот ничтожный клочок бумаги, который продолжал пульсировать, мучить меня, хотя кровоток уже прекратился.
Я не понимал, это только один лист моей Книги Песка, или вся Книга, в который она превратилась за эти сутки?
Вдруг я почувствовал, как в моих руках зашелестела вся Книга, ветер, появившийся откуда-то, трепал её. Возможно, я заблуждался но, листая страницы подряд, вновь видел, как за 40514 страницей шла 999.
Я видел изображения каких-то скал с Оркнейских островов, через долю секунды они превращались в мангровые леса, по которым шёл Че. На другой странице я видел известняковые раукары  и армянский храм, выложенный шестиугольными базальтовыми блоками, и умершего аксолотля, и молитвы каких-то северных людей. Судя по всему, Книга сама хотела и не могла умереть.
Что я мог сделать? Предложить ей свою смерть, если бы это действительно помогло?
Я не чувствовал, что тот незнакомец поступил со мной жестоко, обменяв на Книгу Песка готическую Библию Уиклифа. Я только понял, что эта книга перестанет страдать и оставит меня сама, как только я соглашусь обменять на эту тишину, на безмолвие и прозрачную пустоту всё то, что написал, сказал когда-то.
У меня просто не было выбора.