Небо, синий лисам

«Между нами и небом
не было никаких преград…»
Муаммар Каддафи

Раньше она приползала ко мне каждую ночь и ложилась на сердце. Сейчас я чувствовала, что она лежит у меня на лице, точнее, на губах и не даёт мне говорить. Язык распух, но хотелось шептать, звать твоё имя с тех пор, как ты ушёл в ту сторону, откуда доносился до меня запах палёной овечьей шерсти с Агадесского рынка .
Подступала новая стылая ночь, по закатному небу потекли багровые верблюды, сладко и невыносимо пахнущие финиками и молоком. Она шевельнулась, чуть задевая мои потрескавшиеся чёрные губы хрустящей чешуёй: видимо, запах верблюжьего молока тоже понравился ей. Потом снова стало всё спокойно. И может быть, она уснула, или ждала, когда усну я и перестану звать тебя молча. Мне кажется, она и приползла сегодня для того, чтобы я из-за страха быть ужаленной, замолчала. Я, наверное, очень долго лежала на спине, я не помню, что произошло, я только помню, что ты ушёл, прежде освободив моё лицо, плечи от песка. Кто ты был, я не знаю. Я только знаю, что ты ушёл. Может, позвать на помощь?… Или…ушёл, потому что возиться со мной было бесполезно…или… ушёл, потому что тебе нужно было идти… Днём это небо было, как больничная белая стена, на нём только судорожно дрожали, как ручки новорождённого, тянулись ко мне ветки самого одинокого дерева на земле, ветки акации, которой давно не было здесь, потому что пьяный ливиец сбил её сорок лет назад.
Скажи мне, кто ты был!? Отчего палёная овечья шерсть так напоминает мне запах моего дома, которого быть, может, и не было никогда. Отчего сбитая акация доживала одна? Кто были те пьяные водители, которые сбили тот лес, тот дивный лес, который не дал бы мне сейчас захлебнуться змеиной влагой, захлебнуться песком, если она всё же уползет от меня? Где корни, которые поили бы меня молоком, где финики?
Нет, это губы мои были влажны, живы твоим именем. Эта змея приползала ко мне, сухая, несчастная какая-то змея, пила эту влагу, потом… потом… она высохла от моих чёрных губ. Это мои губы царапают её тело, мучают её… Зачем я мучаю её? Она должна уйти от меня, ползти в сторону Агадесского рынка…
Нет, это я должна ползти на Агадесский рынок… Змея должна оставаться здесь. Она должна здесь лежать — вдруг ты вернёшься, и когда увидишь змею, ты поймёшь, что я выжила, что я ела финики и пила верблюжье молоко, потому что я люблю тебя.Язык распух. Отчего я мучаю твоё имя распухшим языком, отчего я жалю твоё имя бесконечно? Видимо, поэтому ты ушёл на Агадесский рынок… Ты просто не выдержал. Если бы ты остался, я бы смотрела на тебя всё время и просила освободить мои губы от песка, я не знаю, отчего всё время распухает песок у меня во рту…
… Как долго разматывается это длинное зыбучее небо, синий лисам, километрами шелестящий чешуйчатым полотном, бесконечный, гладящий моё лицо, ласкающий грудь… я пахну овечьей шерстью палёной… нет, я пахну финиковым молоком… лисам пах тобой… Агадесский рынок мог стать моим домом… куда уползла моя змея, где она найдёт тебя.