Наше чистое время

Где-то на подступах к Бешикташу ты решил меня cфотографировать. Смеясь, снял свои солнцезащитные очки и дал мне. Они сваливались, дужек было не закрепить, я стала нервничать, но ты сказал, что глаза уже уставшие…. Ну да, конечно, нельзя было что ли приехать на два дня, остановиться на ночь у Онура, как он предлагал? Ночь ехали в автобусе…ещё, как назло, доехали быстро, потом день шли по городу, и сейчас ты мне говоришь, что я плохо выгляжу. В конце концов, я прижала дужки твоих очков обеими руками, и потом на снимке, конечно, буду выглядеть нашим ответом Мунку -- только со сжатым полусплющенным ртом. Наверное, и вправду нужно было заорать на тебя и сделать змеиный изгиб туловом, как модель Мунка, она, конечно, существовала…. Я и сейчас сама существую как модель Мунка, просто хочется орать, как я устала…. Ты фотографируя меня, меня не видишь. Если бы ты заметил это, всё бы было спасено, но сейчас я смотрю не на тебя, а чуть выше, на высокий старинный дом, где двое мыли часы на фасаде, швабрами натирали циферблат, как матросы палубу, что самой захотелось к ним, проверить белым батистовым платком… Я стою и делаю вид, что смотрю на тебя, а сама поднимаю взгляд наверх ….я не лгу тебе, чтоб ты знал, это ты лжёшь, что нам нужно торопиться ещё в этот Бешикташ, когда я хочу посмотреть, как мойщики натирают циферблат….
Не вижу толком, из-за твоих чёрных очков, как они держатся, проделывая всё это. Зависают яростно над свой работой, а я яростно им завидую. Мне кажется, это отличная благородная работа мыть стамбульское время, почти как работать в Антарктиде поднимальщиком пингвинов….Эти пингвины падают, впрочем, причём здесь они…Хемингуэй бы точно сказал, надо бы запомнить это, вдруг эти пингвины ещё пригодятся…

А тогда, год назад, в Стамбуле шёл отвратительный моросящий дождь …
Нет, я всё же дорасскажу… Дело в том, что над Антарктидой с недавних пор стали летать самолёты, и пингвины, задирают головы, пугаясь, падают на спины и подняться сами они уже не могут….Не могут перевернуться на живот, и вот приходят на помощь поднимальщики….
…я сказала «отвра-ти-тель-ный моросящий дождь»…То, что он был год назад отвратительным, я только сейчас это придумала, потому что я уже так устала от этого Стамбула, и руки мои пахнут рыбой, странно, ведь мы не ели её нынче! Ты ещё скажи мне, как мы счастливы были, когда парень стоял на качающейся лодке и жарил её для нас, ну да, нашёл время вспомнить о том, как я подпрыгивала возле Голубой мечети, гоняя голубей…..да, да, конечно, я была счастлива тогда, но сейчас я не хочу это вспоминать.
Слушай, не трогай меня, не могу больше, твои руки пахнут так, как будто ты только что поднимал пингвина, и коснулся этой скользкой холодной рукой меня….он был вовсе не отвратителен, я так подозреваю, этот прошлогодний дождь…..он сам пах «янык шекер» – жжёным сахаром, и рыба, что мы ели, тоже пахла им……И везде: и в дожде, и в нас, и в том, как потом старуха давала нам зёрна для голубей, было так много сладости…Тогда всё было как у Кортасара в стихотворении, где за окном идёт дождь и время, и я брала твою левую руку, прижимала к губам и чувствовала, что она всё ещё пахнет мной…
Эти три недели в анкаринском Этимесгуте …я уже стала на второй неделе чувствовать, что живу здесь твоей женой. Однажды стояла и смотрела из окна, как женщина, которая как будто вчера ещё была двадцатилетней, а тут пропустив настоящий расцвет, в тапках, в хиджабе ведёт сына в школу….У неё такой вид, будто она тащит своего маленького мужа, немного почтительно даже, хоть и ругается, и подталкивает его, но всё же ведёт его как своего господина. Он скоро станет таким же, как и его отец, её муж, а она будет выглядеть точно также, как и сейчас….. Нет никакой разницы между женщиной из района Этимесгут – сорок ей или шестьдесят.
Я стояла и смотрела, подумав, что я давно никуда не ездила. Когда я в России, я всё время каждые две недели куда-то езжу, а тут ….я вспомнила, что это Анкара, и я приехала сюда пожить, это и есть уже моя поездка.
Я хочу снять твои сломанные очки, посмотреть на наше чистое время и упасть… Упасть… Подними меня, обними.
Я просто лгу сейчас, смотрю вверх куда-то, уже поверх нас, и лгу тебе зачем-то, наверное, теперь так и будет, да? скажи так всегда будет, что в каждом дожде не будет счастливого запаха жжёного сахара, моего запаха не будет больше на твоих руках, так что, Памук, прав ты, прав… одиночество – это свой собственный запах на своих же руках.