Увлечение образом или Школа сценического мастерств

               
     Он твердой, но все же чуть  предательски подрагивающей рукой уверенно набуровливал ледяной, с погребца водочки в тут же потеющий граненый стакан, точно установленный в самой середине картонного кружка с уже еле видимой  " Спартаковской " символикой, полузатертой и полинявшей - с год назад он окончательно убедился в говенности любимой команды, последние двадцать лет еженедельно доказывавшей истинность внезапного прозрения картофельного папы, покорно пригнувшего голову, ибо неприятно скрипнула дверь, а за ней, по становящейся уже традиционной ритуальности, стоял, высокомерно отставив в сторону левую ногу, пренебрежительно сплевывая мелкой, злобной слюной, нагло засунув сжатые кулаки в карманы модных, узких китайских джинсов, пресловутый граф Хортица, словесновяжущий уловленные еще зимой в клубящемся столпе январьской ( где - то без мягкого, вроде, не помню ) пурги отдельные звездообразные снежинки, приспособляя на самый обычный ПВА приводящий всматривающегося к безумию непонятный пейзаж, имеющий самоценность лишь во время процесса его создания, как нехотя признавал Осипов, создание нового кадавра из многократно, казалось бы, замыленных и не раз использованных слов и целых фраз, как секс : главное, вовремя свалить, не дожидаясь закономерного девятимесячностью результата. Понимал Керви избитость и, как минимум, вторичность такого сравнения, явно некультурологичного и вряд ли достойного внимания самого Долина, чей придушенный голос висел на той стороне телефонной линии, прижатой малахитовым пресс - папье к блокноту переводчика, пока наливал водку в стакан.
     - Гнида, - простонал Керви, с наслаждением медленно проталкивая вязкий ком напитка в пищевод, - опять нарисовался, сука. Малый бизнес кошмарить ? - насмехался еще в прошлый раз понявший безобидность лишь кажущегося великим и ужасным Хортицы сумрачный с похмела Алекс, прищелкивая от удовольствия языком. - Украинизм превозносить ? Ты, Осипов, мелок рядом со мной - то, давай вот лучше в буримэ смахнемся с тобой, сам осознаешь, кто не мал перед совестью народной.
   - Клал я на народы, - хрипло отозвался Хортица, выставляя на стол широким жестом пару пива. Из - за пазухи достал пересушенную когда - то тарань, оставившую свое природное наименование, как и забытые уже рецепты приготовления, в том ненастоящем прошлом, откуда и выползли мы все ; кто - то, сдирая кожу на локтях и коленях, представлялся самому себе в зеркале, неверно и лукаво отсвечивающем всполохами пролетавших мимо правительственных кортежей, как эсквайр или полномочник, основывая новые династии или боковые линии устоявшихся кланов, другие, не столь тщеславные и честолюбивые, просто меняли серпы и молотки на мифические символы давно сгнивших идейно государств, а третьи, самые адаптированные и умные, почему - то упорно продолжали считать, что личная боль в, например, ноге всегда перешибет все страдания и эмоциональные встряски творимого где - то там, в пространстве, ужаса и беспредела, признаваясь все же себе в очень неприятном ощущении, спустившемся маревом удушающего совесть облака на отдельные в смысле индивидуальности души : стыдно быть русским. Просто вот стыдно. Когда твоя страна сошла с ума и, сорвавшись с цепи придуманных во избежание международных принципов, начинает убивать налево и направо, не умея даже сформулировать цели и задачи убийств, поневоле начнешь проявлять интерес к вечно слушающей  " Калинку - малинку " Машке Захаровой, уже и не вызывающей того отторжения, что, помнится, сформировалось при первом же появлении блондинки в телевизоре, тогда у меня еще был телевизор, не вызывающей уже ничего, просто еще один кадавр, создавая который неведомый Демиург не перся и не тащился, отличаясь от того же Осипова мелкокалиберностью и ничтожностью. Кстати, меня особенно поразило при кипеше с бездарем Серебренниковым обилие тех, казалось бы, забытых или вовсе неинтересных имен, всех этих Машковых, Гармашей и прочей х...ты, как поражает способность Невзорова и иных несогласных вставать и засыпать с именем поганого фюрера, а помянув не к ночи Яковенку и Пионтковского, не устающих обосрать гитлеровца Шапиру или боднуть еще какого мудацкого Киселева, могу лишь констатировать : тот, кто хочет жрать говно, будет его жрать. А я лично предпочитаю любоваться самыми красивыми ножками рунета ( между прочим, они вообще - то могут принадлежать вовсе и не Кристине, а ну как там сверху рожа Канделаки ? Ужас, если задуматься. Вот так вот дрочишь - дрочишь, а потом прорубает тебя, что зырил ты не на трусы Кати Семеновой, а на точно такие же трусы Пескова или как там звали этого мудака, рядившегося и типа пародировавшего шелупень ), в благодарность моей лучшей читаке сооружая сказочки, кайфуя в процессе их создания, как Осипов.
    - Я тут на английский Волошина перевел, - похвастал Керви, с жадностью лакируя единоличную водочку принесенным приятелем пивом, - ознакомляю, так сказать, вечно гадящую аналитикам и озабоченным дуракам нацию с бриллиантами мировой культуры, по какой - то несправедливости произведенными на русском.
    - Бродский, - зевнул Осипов, разницей с киевским временем намекая на расширяющуюся опять и снова пропасть, что умудряемся мы все, россияне, производить каждый век между собой и Европой, частью которой быть нам всегда хотя бы географично, что бы там ни высирали городские сумасшедшие Дугин, Ройзман и прочая х...та. Хотя, думаю, ни на что не намекал Гарик, это уже потом недобросовестные подогнали теории под тривиальный зевок, просто спать хотел человек, устав трястись по чугунке в Маскву, ибо Керви проживает именно на Маскве.
    - Срать на Бродского, - благодушествовал Керви, провожая приятеля спать в ванную. Будто старорежимный Леонов, кашляя и попердывая, улегся Осипов кошмарным крокодилом на чугунное лежбище, а Алекс, опорожнив пару пива, задумчиво смотря на портрет бородатого Волошина, цитировал из себя уже, потому перевод.
    - От них попер интеллигент.
    Всегда задрочен и стремен Бабченкам подонок,
    Обсос, смешной небыдлом рефлектёр,
    Сменявший совесть в  " Банк оф Сити "
    На полподписки в  " Телеграм ".
    Он ставил древний самовар
    И шишки елок жег ночами,
    Дрочил и думал о судьбе,
    О демократии в России,
    Рукой лелея подбородок.
    Зачаточно - невнятный, абрис, силуэт,
    Но все ж, меж тем, куда приятней стадных рыл.
    Алекс икнул, опасливо крестя рот, закурил и, уже засыпая, подумал с улыбкой о волшебном коале : гляди - ка, не забывает. 
    Буква первая кириллицы не убралась, а на последнюю латиницы ложил я с прибором, предпочитая перевернутый волчий крюк в непосредственном контексте: на руническом камне, например.