Морские котики возвращаются
Сны о службе не отпускали меня долгое время. Я даже стал их записывать и пробовал что-то издать. Во время службы я вел дневник, записывая стихи, цитаты и разные истории в блокнотиках, которые умещались в нагрудном кармане кителя.
Кстати, о кителе. В первый день я назвал эту верхнюю часть воинской формы гимнастеркой, чем вызвал смех у нашего сержанта Бесбайбуллина. Ему казалось, что я старый замшелый тип из сороковых годов. Я и вправду был старше призывников и уже успел поработать школьным учителем. «А как же тогда называется эта часть камуфляжа, товарищ сержант?» - «Китель», - гордо ответствовал татарин. Я попытался поспорить: это же век XIX, во всяком случае, дореволюционный, за что и получил первый нагоняй: «Много пиzдишь, товарищ рядовой».
Вот у меня был камуфляж действительно устаревший (я потом узнал, что ходил в «березке», образца 1957 года, а сослуживцы – в камуфляже ВСР-93, типа «дубок»): ни у кого такого не было, во всем гюмрийском гарнизоне меня узнавали по его яркой желто-зеленой, а потом выцветшей до бело-синей расцветке. Да и прослужил весь год в сапогах, не купив берцы. Наоборот, сменив солдатскую укороченную кирзу на длинные офицерские, почти кавалерийские, сапоги – ах, какая у них была нежная, благородная и скрипучая кожа, как в них весело было отбивать строевой шаг, и сибирскими гюмрийскими морозами за минус тридцать я ничего себе не отморозил.
Чего только не было в российской армии! К моменту моего прибытия кружила и уже обросла легендами история о том, как в разведбате дивизии (она дислоцировалась в Крепости) произошла ссора между пьяными корешами-дембелями. Один из них наутро просыпается с киркой в голове, ничего не почувствовав с перепоя. На семь сантиметров вошла кирка с пожарного щита в мозг, и что самое удивительное – выжил человек. Через несколько месяцев, попав в госпиталь, я узнал, что он все это время жил в этой палате, выживший разведчик из дивизии. Хохма заключается в том, что его никак не могли комиссовать и отправить на родину. 22-й госпиталь, по-нашему «дурка», в котором заседала военная медицинская комиссия, тоже находился в Тбилиси. Но ее, комиссию, вывезли в Россию. А чтобы транспортировать в Россию раненого бойца, нужны были соответствующие документы, и никто их не мог ни выдать, ни получить.
После службы я ни с кем из однополчан не общался, но в Армению летал – очень понравилась мне эта страна, люди, природа и культура. Христианская.
Так вот, в 2022-м я снова надумал приехать в страну камней по разным обстоятельствам.
И здесь на юге страны, у самой иранской границы, я снова увидел ее, российскую технику, во всем ее устрашающем блеске, в основном автомобили «Уралы» и «Камазы». Черные, они стояли на таможенном перегоне. Почему, собственно, черные? Я решил узнать. Приближаюсь к ним – удивительно, что еще не выставлена охрана. Водилы странно смотрели на меня. Будто и не замечают, но глазками отслеживают движение гражданского человека. Через армяно-иранскую границу сейчас следует оживленное военное движение, снабжающее группировку в Нагорном Карабахе и в Гюмри. Но почему-то подумалось, что это иранские стражи революции и командос въехали на территорию Армении. Странно, об этом ничего я не слышал.
И тут мимо меня прошла группа пограничников, высоких чинов, армян и русских, прошелестело: «Морские котики возвращаются».
Ага, это наша морская пехота прибыла таким окружным путем из Украины – ничего себе экономика и расчеты, страна и так надрывает все силы... А как же ее вывозить обратно – тоже через армяно-иранскую границу? Или грузины дают «добро» на ее провоз через свою территорию? Что-то не верится мне, нечисто тут.
Ладно, охраны нет, иду дальше. Иду и от удивления моя пилотка образца 1940-го года съехала набекрень. Заглядываю в продолговатые кузова, в некоторых из них были двери и окна, а в приоткрытые проемы – жарко ведь, дышать нечем – видно было содержимое, освещенное бледным ниспадающим светом плафонов. В некоторых случаях даже удавалось прочесть татуировки, и по ним стало ясно, что это «национальные» подразделения: первыми были чеченцы, затем татары, далее были фуры с боевыми бурятами, чукчами, и наконец наши, славяне, русские. В одной машине находились живые, раненые и мертвые (в черных полителеновых мешках), и то, что осталось от них, лохмотья формы, берцы. У некоторых из них было оружие. Везде царила тишина. Лица словно восковые. Я так и подумал: «персонажи из музея мадам Тюссо». Перед глазами встали кадры с пленными "азовцами" с культями, в автобусе. Правда, те ехали к неизвестность, в ростовское СИЗО, и на живых лицах таилось беспокойство. А у наших бедолаг выражение лиц умиротворенное – они уже успокоились, они уже возвращаются. Я уже думал, что и сидячие восковые фигуры тоже мертвые. Но одно восковое лицо зашевелилось, кивнуло, сбросив капельку пота, и неслышно что-то промолвило другому лицу, с уст слетела улыбка, послышался смех.
«Вот еще, смеются над моей пилоткой образца тысяча девятьсот сорокового года. А вы знаете, как трудно было найти этот раритет? Это настоящая, с той войны».
Сколько им лет? Когда я служил, они, наверное, еще не родились.
Но в целом, поражала выдержка русского солдата. Мне всегда нравилась выдержка русского солдата. В любой ситуации, на войне, в расположении или в посмертии он, русский солдат, неизменно сохранит присутствие духа и выдержку, и не спросит «зачем?», «какой в этом смысл?», понимая, что никакого смысла во всем этом нет.
Так вот, как я узнал впоследствии, сюда, в Армению, на 102 военную базу, вооруженные силы России вывозили отвоевавшихся, отстрелявших свои патроны, живых и мертвых, чтобы никакие спецслужбы США и Великобритании не пронюхали о наших потерях на Украине.
Какой это был великий план!
Мегри, Армения
вторник, 12 июля 2022 г.
(Картинка никакого отношения к описываемым событиям не имеет, как, впрочем, и описываемые события к действительности)
Свидетельство о публикации №222071201322