чудовищно далеки

                я целую пальцы твоей руки, мы близки,
                но в то же время чудовищно далеки.


у тебя шрам на пересечении безымянного и мизинца, который остался после неудачной стычки кухонного ножа и твоей руки, держащей стакан с chivas regal royalsalute — пятилетний виски, покупая который ты в большей степени платил за утонченную бутылку из чистейшего хрусталя, что осколками разлетался по тёмному паркету при первой удобной возможности — помутнение рассудка, когда пальцы путаются в влажных темных локонах после, вывешивая белый флаг и объявляя перемирие. обширные войны и утонченные блицкриги, мой изысканный холокост и горечь искусанных губ, словно очередная казнь в дахау под «quartet for piano and strings in a minor» — с тобой ходить по минному полю, не зная, когда раздастся финальный грохот, становящийся последним аккордом, точкой, что кляксой в конце предложения растекается, превращаясь в главное увечье пергамента. твой взгляд — пуля навылет и перец со скотчем, окровавленная от разбитых костяшек рука осторожно, незаметно касающаяся тыльной стороной ладони моей руки, мягко и липко. пальцы будто живут своей жизнью, умело сцепляясь с моими, по телу проходит ток. рука в крови — приходится аккуратно вытирать её о ткань подклада, настолько неуловимо проводя материалом, будто боясь стереть тактильное воспоминание — стокгольмский синдром в очередной раз давится сигаретным дымом, уничтожая любой намек на здравомыслие, mon amour, вселяя острое понимание, что у тебя от меня ничего не останется, кроме следа красной chanel на выглаженном воротнике рубашки, парочки неосторожных шрамов под ros; d'anjou и обещаний, ставших пустотой.

прости меня.