мираж

                и вино, как отрава, жжёт?



думаешь, что ты нечто, но ты попросту ничто. как то пустое место на стене, оставшееся после никчемной подделки giotto di bondone, купленной на улице бродяг и мечтателей в италии — тебе нравилось. сидел в своем старом кресле и пялился на жалкий холст, по которому дешевыми красками водил потерянный художник, совершая провальную попытку воссоздать подобие подлинного искусства. смотрел на выцветшее изображение так долго и упоительно, словно оно дарило тепло, будто жалкая неодушевленная вещь, клочок ткани в двадцать пять сантиметров был способен подарить больше тепла, чем вся моя сущность вместе взятая. я ревновала, и это превращалось в какую-то страшную фобию, это стало паранойей или раздвоением души. у тебя слюни текли, как у бешеной собаки, на подобную жалость, а я, спотыкаясь взглядом о ненавистный предмет интерьера, ощущала лишь одну дикую потребность: сдирать ногтями потрескавшуюся по углам рамки краску, загонять под, позволяя принять им все цвета радуги. красный. желтый. зеленый. красный — а тебе нравилось. курил — смотрел, смотрел — курил. и вот ты снова затягиваешься, так глубоко и жадно, словно изголодавшийся шакал, подбитый собственным «хочу», будто в больном желании пронзить легкие едким дымом, подобно тому, как загнанное животное пронизывают стрелой. твои скулы становятся острее — яркая выраженность превосходства. мне непременно хочется повторить каждую линию пальцами. ты насыщаешься никотином, я — тобой. касаться. касаться. касаться. выражение лица становится еще более изученным, серые глаза на фоне бледной кожи теряют лик. из тебя жизнь выпила краски еще при рождении, знаешь? таким лишь бросают безразлично: «здорово тебя жизнь потрепала, парень», а им остается плевать в спину и просить благословения.

нас всех потрепала.