Лошадь с мотором

      С самого раннего утра и до позднего вечера гомонит, шумит мой хутор. На полях рокочет техника, по улицам то и дело проносятся автомобили, трактора, мотоциклы. И так целый день. Но приближается вечер и солнце идёт к закату. Вот оно уже почти скрылось за горизонтом… Слышите, завел свою песню первый сверчок. Это он подаёт сигнал к отдыху от дневного гомона и суеты. Летом сверчки не умолкают до самого рассвета. А там и чибис с полей даёт команду: «Спать пора, спать пора!»
      Наступили сумерки и звуки стали слышны реже, но отчетливее. Голоса людей, собачий лай, скрип дверей, бряканье вёдер – слышны так как, будто они совсем рядом. Я лежу на диванчике у открытого окна и пытаюсь читать книгу. Но чтение не идёт на ум. Перелистываю страницу и понимаю, что ничего не запомнил из прочитанного. Отвлекают и завораживают звуки за окном, звуки приближающейся ночи.
      Вот заскрипел журавль нашего колодца, это бабушка набирает воду для каких-то своих огородных надобностей. Брякнул подойник у соседей, баба Агафья – жена деда Матвея идёт доить свою корову. Что-то она припозднилась сегодня, моя бабуля уже давно вернулась из сарая и угостила меня парным молочком… Мысли текут медленно и плавно, окрашенные звуками близкой уже ночи…
      Прерывает мои задушевные думы голос бабули:
- Семён, а Семён, наточи ножики - затупились совсем.
      Слышу, как скрипнул ящик кухонного стола и зазвенели ножи. Делать нечего, надо отставить мечты в сторону и идти помогать деду. Пока мы привели ножи в должный вид, солнце совсем скрылось за горизонт. С нижнего луга на станицу стал неумолимо наступать вечерний густой, как молоко, туман.
      Вместе с туманом, по самому его краю со скрипом на нас надвигалось, что-то тёмное и большое. Наконец, волоча за собой молочные клочья, из тумана выехал станичный битюг Викинг, запряженный в скрипучую телегу. На передке телеги нарисовалась крепкая, под стать коню – тяжеловозу, фигура деда Матвея… Тут же раздался его весёлый голос:
- Тпру-у-у! Тпру-у-у, сказал зараза! ЗдорОво, Семён! Никак резать кого собрался, оружием обложился со всех сторон и присесть-то негде.
      Дед Семён недовольно проворчал:
- Глянь, Мишка, вышла чуда из туману… Матвей, тебя вместе с твоим тихоходом только за смертью посылать! Ты ж ещё утром на полевой стан у Улькиного ручья с хлебом командировался. Председатель уже раз пять твоёй личностью интересовался. Десять разов можно было туда-сюда обернуться, а ты только-только возвращаешся. Это где ж тебя до сей поры носило горемычного?
      Дед Матвей, нисколько не смущаясь неласковым приёмом моего деда, бросил вожжи в телегу, сдвинул на лавочке ножи в сторону и уселся рядом с нами.
- ЗдорОво Минька! Я тебя в тумане сразу и не приметил. Как живешь – поживаешь?
- Да нормально дедуня, живём помаленьку.
      Дед Семён опять заговорил недовольным голосом:
- Ты Мотя от разговору-то не уходи. Председатель мне за тебя всю плешь проел. Отвечай – где был?
      Дед Матвей, набивая в трубку крепчайший самосад, спокойно ответил:
- Вот ты, Сёма, войну старшиной прикончил, четыре ордена и кучу медалей имеешь, потому, наверное, и поставил тебя председатель над нами стариками командовать. Так чего ж ты на меня кричишь, коль сам мне не коня, а улитку в квадрате выделил для работы.
- А кого ж тебе выделять-то для перевозки воды и продуктов – жеребца племенного, Шайтана, чоли?! Ты и на нём умудришься одну ходку в день делать. У тебя ж у каждого столба остановка, у каждого куста стоянка. Вот вчера, за каким лядом вместо того, чтобы сразу в бригады воду везти, ты битый час у Гришкиного двора проторчал?!
      - Что ж я, Сёмушка, поделаю коли люди ко мне за советом со всёй станицы тянутся. Вот и вчерась, Гришка у меня выпытывал, как лучше к его мотоциклу коляску новую приспособить. Я и задержался маненько… У меня ж под командой токмо одна лошадиная сила, а не сто, как в моторе. Хотя и лошадки бывают тоже с мотором…
      Я удивился неожиданному повороту разговора и спросил деда Матвея:
- Лошадь с мотором – это как такое может быть?
      Дед Семён покосился на деда Матвея и усмехнулся в усы:
- Это у него в прошлом годе битюг с мотором образовался. Да ты, Мишка, больше слушай энтого балабона. Он тебе ещё и не то сочинит. Какой мотор у коня могёт быть? Разве, что из телеги самоходку сделать. Так тогда и лошадь ни к чему будет…
      Дед Матвей пустил дым едкого самосада и прокашлялся. Это означало, что сейчас последует его очередная байка. Я любил слушать всякие истории из уст этого, наверное, самого весёлого и жизнерадостного казака во всем хуторе. Обычно он брал за основу своих баек какой-то случай, произошедший в действительности. Затем от души украшал этот факт своими приправами и в результате получался рассказ достойный раздела «Нарочно не придумаешь» в журнале «Крокодил». Порой одна и та же история заканчивалась или начиналась у деда Матвея по-разному. Тем интереснее были его байки. Никогда не знаешь, чем закончится уже слышанная не раз история… Вот и сейчас хитро прищуривая глаза, дед Матвей вдруг выдал:
- Ты Сёмушка, по младости своих годов мало чего ешо видывал в энтой жизни. А я вот знаю, что жизня, она такие выкрутасы могёть выкинуть, что и представить себе не можно…
      Дед Семён даже поперхнулся от неожиданности:
- Это как?!! Какая – такая, язви тебя у меня младость?!!! Я ж только на два месяца тебя младше! Ты чего тута городишь старый хрыч?!
      Нисколько не смутившись, дед Матвей продолжал:
- Вот виш, сам, однако старым меня называешь. Да и вообче, кто старшей и на скока – об энтом только батьки, да мамки наши ведают. Ты вот лучше послухай и не перебивай старших…
      Дед Семён опять поперхнулся, но пересилил себя, махнул рукой и промолчал. Мне же не терпелось услышать очередную историю из уст хуторского балагура.
- Так как же, дедуня, у тебя лошадь с мотором оказалась?
      Дед Матвей разгладил седые, длинные усы, взглянул вдаль, где среди лесов раскинулись станичные поля и начал свой рассказ, как всегда издалека:
- Вон глянь вниз, вишь зарево то тут, то там образуется над лесом. Энто на станах бригадных ликтричество врубают. Избаловала нонешнюю молодежь власть советска. Сёма, помнишь, как в тридцатых годах мы на станах проживали… Одна лампа - киросинка на всех, а из развлекалок гармонь, да балалайка. А топерича ликтричество им подавай, да телевизер с радиолой.
      Дед Семён недовольно покряхтел, но всё же признал правоту слов своего шебутного друга:
- Да, уж, что правда, то правда. Сейчас на станах дизель-генераторы работают, электричество почитай всю ночь горит. Каждый день им воду, да хлеб свежий возят. А мы помнится воду из ручья брали, сухарями питались, об электричестве и не заикались.
      Почувствовав невольную поддержку дед Матвей продолжил повеселевшим голосом:
- Вот, вот, а я что гутарю?! У меня ведь кажно слово в точку бьет. Однова еду это я мимо стана – тишина, птички вечерние чирикают – благодать… Вдруг как затарахтит енератор энтот и музыка, как вдарит во всю мощь. Ажник, коняга моя взбесилась и пронесла меня галопом вёрст этак пять с испугу-то. Еле-еле я её остановил. Так ведь и за пять вёрст слыхать было, как радиола надрывалась – «Мишел», да «Мишел» орёт. Видать песня-то про тебя была, Мишка, токмо на аглицком языке. Навроде, как у нас Утёсов пел: «Мишка, Мишка, Где Твоя Улыбка?».
      Я усмехнулся и как мог постарался просветить деда на счёт творчества английской группы «Битлз»:
- Нет дедуня, в этой песне не про меня поют, а про девушку – француженку, Мишель её звали.
      Дед Матвей, уселся поудобней и продолжил:
- Ну и ладно, звали так звали. Чё-то я с энтими песнями с курса сбился. О чём я гутарил-то? Вот ведь память, ну прям как решето стало. А, вот, вспомнил…
      В прошлом годе по весне грязюка была не приведи господь, развезло всё к едреней фене. Трактора и то вязли. А молодежь наша ультиматум председателю – посевная отменяется, пока ликтричества не будет. Во как!
      Дед Матвей, с досады на нынешнюю молодежь с размаху бросил окурок и вдавил его каблуком в землю.
- Это ж, когда такое было-то? Да в ранешнее время взял бы атаман нагайку, да отходил бы как следоват таких вот бунтарей. Они б тогда посевную в рекордные сроки прикончили. Ну а ныне делать нечего… Вызывает меня председатель и ставит задачу: «Матвей Егорыч, как хош, а енераторы надобно в бригады доставить».
      Дед Семён засмеялся:
- Ну да, больше-то у нас в станице обратиться не к кому. Только к тебе. Скажи уж, что просто на глаза ты ему попался. Да он если б знал, что дальше будет десятой стороной тебя бы обошёл.
      Дед Матвей снова встрепенулся:
- Ну уж не знаю десятой, али двадцатой, а только не каждый тут скумекает – как енераторы энти по грязюке на станы доставить. Вот к тебе-то он не обратился? А я и за словом в карман не полезу и за мыслёй умной мне далеко бегать не надобно.
- Ну, ну – мели Емеля, твоя неделя, - сказал дед Семён.
- Ну и что же ты, дедуня, такого интересного для доставки генераторов придумал? – улыбаясь спросил я.
      Дед Матвей с достоинством огладил усы и бороду.
- А то и придумал: Машины не пройдут, трактора председатель запретил гонять, телеги тоже увязнут. Что тут делать?! Взял я битюга Викинга, набросил на него попону потолще, да и примастрячил два енератора с обеих бортов ему на спину. Мы таким макаром на фронте миномёты, да пулемёты на лошадях перевозили.
      Ну вот снарядилися мы значит с Викингом и в путь дорожку отправились. Только он и по суху-то еле-еле идёт, а по грязюке вообче, дай бог по версте в час делает. Это только к вечерней зорьке мы к пасеке станичной дочапали с моим тихоходом и ликтричеством на двух его бортах.
      Дед Семён заметил с прищуром:
- А мне люди говорили, что на пасеке тебя ещё до обеда видали! Вроде ты с пасечником Куркулём за столом с медовухой заседал? А уж после обеда вы такого песняка давали, что по всей округе слыхать было.
      Дед Матвей заметно заволновался и затараторил:
- Брешут! Вот тебе, Сёма, крест во всё пузо химическим карандашом, брешут. Вот ведь люди! Вот скажи, для чего они Лешке Шишкину таку кличку позорну дали – «Куркуль»? Какой же он Куркуль, коли и встретил, и приветил меня как следоват. Вовсе он и не жадный, сразу бутыль медовухи выставил… Ой! Гкхм, гкхм…
      Дед Матвей поперхнулся и поняв, что сказал не то, что нужно, тут же попытался исправить положение:
- Да, была медовуха! Была! Токмо это уже вечером было, а не в обед. Ну ладно, ты меня не сбивай с нужного путя… Не буду уж скрывать приняли мы немножко, а как же… Холодновато в начале мая-то вечерами. Так, что мы чисто для сугрева. Только маненько согрелись, глядь уже и темнеет.
      Дед Семён захохотал:
- Ну правильно – прими утром чарку, чтобы солнышко быстрей зашло… А у вас видать чарки литра по два каждая.
- Ты, Сёма, думай, как хош, только не сбивай ты меня ради христа! Решил я значит не ехать на ночь глядя. Подошли мы к Викингу и уже хотели ослобонить его от груза тяжкого, как Куркулю стало интересно устройство энтих енераторов. А чё их изучать? Коробка железная, какие-то манометры со стрелками под стеклом, да тросик с деревянной ручкой сбоку торчит. Навроде, как пускач у трактора.
      Дед Матвей тяжело вздохнул:
- Уж и не знаю, как так получилося, а только я стал узлы-то развязывать - Лёха кэ-э-эк дерганёт за энту рукоятку! Железяка энта кэ-э-эк затарахтит! Битюг мой на дыбы, да кэ-э-эк сиганёт в темень, только его и видели… Я было за ним в погоню бросился, да в грязи увяз. А Викинг уже где-то далеко тарахтит, еле слыхать…
      Тут снова встрял дед Семён:
- А вот Куркуль рассказывал, что это ты вместо узла за пускач дёрнул с пьяных глаз. Да ещё и добавил, что Викинг тебя с сотню метров по полю протащил…
- Напраслина это Семён, ей бо напраслина. Опять ты меня сбиваешь… Ну так вот решил я рассвета дождаться – в темени всё одно Викинга с моторами не сыскать. На том мы с Куркулём и порешили. А и то – утро, вечера мудренее…
      Рассказчик замолчал, набивая трубку новой порцией самосада. Мне же не терпелось узнать, чем всё закончилось.
- Ну а дальше-то что было, дедуня?
      Дед Матвей пыхнул трубкой и продолжил:
- А что дальше? Дальше дождался я рассвета, всю ночь не спал, переживал за казённое имущество.
- С бутылью медовухи в обнимку, - не утерпел и вставил дед Семён.
      Не обращая на его слова внимания, дед Матвей повёл свой рассказ к окончанию:
- Только, значится солнышко показалось, как я отправился по следам Викинга…
- Следопыт – твою мать, Зоркий Сокол, - опять не утерпел дед Семён.
      Его слова вновь остались без внимания:
- Пока битюг по грязи своими тарелками – копытами шлепал видать было куда он курс держит. А как Викинг на сырой луг выскочил следы и пропали. А я уж притомился – гляжу за лугом вагончик первой бригады, а возля него казаки хмурые сидят. Подгреб я ближе и вижу, что вокруг вагончика мой битюг кругов этак с полсотни нарезал. Его следы-то я ни с кем не спутаю.
      Подхожу и спрашиваю у смурных казаков, мол не видали ли они мою конягу. Они сонные какие-то, зевают, но всё же отвечают:
- Коня мы твоего не видали, а вот всю ночь какой-то придурок на букву «М» вокруг нас на мотоцикле без света гонял. Спать не дал, зараза.
      Ну я быстренько сообразил, что это за мотоциклист с копытами вокруг их носился. Без всяких уточнениев быстренько ретировался от греха подальше…
      Дед Матвей долго выбивал пепел из трубки о каблук сапога. Я заметил, что во время всего разговора битюг Викинг стоял и шевелил ушами, будто с интересом прислушивался к рассказу своего хозяина. Нарушив затянувшуюся паузу, я спросил у деда Матвея:
- Так, чем вся эта история закончилась? Нашел ты своего коня с моторами или нет?
- А как же нашёл конечно. От меня ведь никто не скроется. Горючка у Викинга в енераторе кончилася, он и припарковался в ближнем от вагончика лесочке…
      Дед Семён, посмеиваясь, снова вклинился в разговор:
- А что ж ты не рассказываешь, что битюг твой в леске только с одним мотором на борту оказался? И вы потом с Куркулём два дня генератор по лесам и болотам искали?
      Дед Матвей недовольно крякнул, но всё же ответил:
- Вот вечно ты, Сёма, прицепишься. Ну и что ж, что искали – нашли же. Видать Викинг где нето зацепил вторым движком за сучок, а верёвки-то я уже почти развязал на пасеке, вот он его и сронил в болото. Мы ж всё едино сыскали. Достали, продули, прочистили и он по сей день тарахтит лучше нового. Так, что не цыпляйся…
Одна вот, беда осталася – теперича Викинг кажного громкого мотора шугается и шарахается, как чёрт от ладана.
- Да, ежели бы вы отремонтировать генератор не сумели, ты бы до самой смерти стоимость генератора со своей пенсии колхозу выплачивал, - подытожил дед Семён.
      На этом, казалось бы, можно было и закончить историю про лошадь с мотором. Но недаром в народе говорят про закон подлости. Пока мы разговаривали, внук деда Матвея вывел мотоцикл со двора под самый нос Викинга. Видать собрался в соседнее село на танцы…
      Удар ногой по стартеру, ручка газа до отказа и мотоцикл со страшным треском сорвался с места, пыхнув выхлопными газами прямо в нос Викингу.
      Это разбудило в голове бедного коняги воспоминания о страшной ночи и грохочущем моторе на его широкой спине. Конь взвился на дыбы, развернулся почти на месте и с невероятной для его комплекции скоростью скрылся в густой туман и надвигавшуюся темноту, грохоча на кочках телегой.
- Твою ж дивизию, - только и смог произнести оторопевший от неожиданности дед Матвей и вскочив с лавочки припустил завидным аллюром вслед за своим горемычным Викингом.
      Мы с дедом Семёном удивлённо переглянулись и не сговариваясь громко расхохотались.
- Ну топерича Матвей опять до утра будет ловить своего рысака, - сквозь смех произнёс дед и мы, вытирая выступившие от смеха слёзы отправились в дом ужинать. А ведь прав дед Матвей – «жизня, она такие выкрутасы могёть выкинуть, что и представить себе не можно…»