Счастливый

Сколько себя помнил Фёдор Цыганов, он всегда пас стадо. Сначала дедушке помогал, подпаском был, потом с отцом вместе гонял бурёнок на пастбище. Окончил восьмилетку и снова за кнут взялся: самостоятельно стал колхозное стадо пасти. Одноклассники в город потянулись, многие механизаторами стали, работали с техникой в родном селе. А Фёдор пас стадо.

- Эхе-хе, Федя, ведь не глупый ты, школу закончил, говорят, учился неплохо, а прирос к кнуту, и всё тут! Или он к тебе прирос? Тебе бы инженером быть, – говорили Фёдору старики.
- Всякий труд почётен, - коротко отвечал парень и шагал дальше.
- Эх, Федька! – говорили деревенские парни. – Все ветры тебе в лицо, всё солнце тебе на голову, все дожди на твою спину! К лучшему надо стремиться! А ты – пастух! Чудно!
- А вот я и стремлюсь к лучшему! – отвечал Фёдор. – Под дождём не растаю – не сахарный, ветер не всегда в лицо дует, случается, что и идти помогает, попутным бывает. А солнце… Куда мы без него, без солнышка-то? Я с лугов своей Танюшке цветов принесу, ягодки, а у ваших девок вечно титьки в мазуте. Беда!

Ребята непонимающе качали головами, но со временем перестали донимать товарища.
А время шло. Вот уж Фёдор и женатым стал, детьми обзавёлся, хозяйство заимел. Трезвый, скромный, немногословный, он был в селе человеком уважаемым и нужным. Мало кто хотел пастушить. Колхозное руководство многих уговаривало, и заработок неплохой сулило, и корма для личного подворья, но желающих не было. Соглашались, порой, сельские забулдыги, да только до очередной попойки или до затяжного дождя. А Фёдор каждую весну выгонял стадо и слыл человеком надёжным.
Время летело, и вот уже Татьяна, жена, стала уговаривать Фёдора бросить стадо.

- Хватит ноги бить, - жалела она мужа.
- Похожу пока, - не сдавался мужик.
Сын Фёдора, Андрей, в детстве тоже с папкой ходил подпаском, но вырос, уехал учиться в город да там и остался. К родителям часто приезжал, но вернуться в село не мечтал: нашёл своё место в жизни.

Однажды Андрей привёз отцу щенка немецкой овчарки.
- Вот, батя, Альму тебе привёз. Подрастёт, помощницей тебе будет, - сказал он, подавая Фёдору толстого и неуклюжего кутёнка.
- Уважил, сынок, спасибо, - как всегда коротко бросил Фёдор и унёс щенка к себе.
Фёдор нянчился с Альмой, как с малым дитём. А она выросла и своим собачьим умом как-то поняла, что от неё требуется, стала настоящей пастушьей собакой.
- Хорошая собака, - хвалил Альму Фёдор. – Здорово она мне жизнь облегчила! Умница!

Больше всего Фёдор любил летнюю утреннюю пору. На зорьке, когда не только горожане, но и многие сельчане ещё потягивались в тёплых постелях, он выгонял своё стадо. Коровы принимались жадно щипать траву, Альма зорко следила за ними, а Фёдору казалось, что в это время переставал он быть обычным человеком, растворялся в природе, становился её неотъемлемой частью. Если бы кто из сельчан увидел его в эти минуты, удивился бы: Фёдор, казалось, беспричинно улыбался, подставлял загорелое лицо ветру, раскидывал сильные руки, словно пытаясь что-то обнять, вглядывался в небесную синь, выискивая там жаворонка или следя за гордым полётом ястребов. В эту минуту он жалел людей, не видящих эту красоту.
- Ведь проспите всё! – сетовал он, - Ведь живёте и ничегошеньки не видите! В телевизоры, в телефоны уткнулись! Природу по телевизору наблюдаете! – сокрушался он. – Нищие! Душой нищие, сердцем чёрствые стали люди! Потому что красоты вокруг себя не видят, в города, в эти каменные джунгли стремятся. Сидят там в четырёх стенах замкнутые и счастливыми себя считают!

Когда он высказал свои мысли вслух жене, она, обняв его за плечи и нагнувшись к самому лицу, спросила:
- А ты счастливый?
- Я счастливый, - ни минуты не медля, отвечал он. - А ежели ты мне завтра зелёного лучку в сумку положишь да малосольным огурцом порадуешь, я ещё счастливей стану. А тебе рыбки принесу.
- Рыбки? – удивилась Татьяна. – Она уж теперь и в лугах водится?
- Нет, в лугах её, конечно, нет. А вот в речке есть. А я завтра к реке стадо погоню, - объяснял жене муж.

Рыбачить Фёдор любил всегда. Часто вспоминал, как принёс маме свой первый улов – трёх сверкающих чешуёй краснопёрок. Помнил, как засветилось счастьем мамино лицо: то ли от увиденной добычи, то ли от того, что видела она перед собой сынишку, радость и счастье её. А Татьяна его рыбу есть любит, так почему же её не побаловать?

Назавтра он обустроил уютное местечко на реке, побросал в воду подкормки, подзывая рыбу, смастерил удочки, и пока коровы не требовали его внимания, стал рыбачить. Скоро клюнула первая рыба, потом попалась вторая. Скоро на кукане сидели несколько приличных золотистых линей, и Фёдор был счастлив!
- Вечерком кукан заберу, когда домой стадо погоню, - довольно говорил он Альме, своей верной спутнице.

С той поры и повелось, что зорьку Фёдор проводил на речке. Часто он забывал про поплавок, наблюдая, как поднимается туман над водой, прислушиваясь к речной жизни. Фёдор не жадничал: наловит рыбы на сковородку, и хватит. Мужчина довольно улыбался, представляя, как Татьяна, низко нагнувшись над сковородкой с рыбкой, ест.
- Ты прямо на кошку нашу становишься похожей, когда рыбу ешь. Того и гляди мурлыкать начнёшь, - шутил он, довольный, что угодил жене.

Однажды Фёдор подошёл к своему месту на реке и увидел там незнакомого мужчину, чья машина стояла неподалёку.
- Здорово, рыбак! – приветствовал Фёдор незнакомца.
- Чего тебе? – не поворачивая головы, пробурчал тот. - Идёшь себе и иди, не мешай!
- Я рыбачить на своё место пришёл, - пояснил Фёдор.
- На какое ещё своё? Тут не написано! Проваливай отсюда! На реке места много, - мужик недовольно поводил толстыми плечами.
- Вот и я говорю, что на реке места много, а это моё, я тут рыбу прикормил, - Фёдор увидел свои сломанные удилища, которые припрятывал тут в кустах. Фёдор вдруг разозлился, но не захотел грубости, а тихо спросил:
- А гнева водяного не боишься?
- Дед, у тебя мозги на солнце высохли. Какой водяной? В детство что ли впал? Вали отсюда!- ответил незнакомец.
- Водяной тебя к себе призовёт, - загадочно улыбнулся Фёдор..
- Ага! Водяной призовёт, а русалка приласкает! Пошёл отсюда, дурында старая!

Фёдор отошёл в сторону, постоял немного и что-то надумав, зашагал вдоль реки.
Отойдя метров на двадцать, он скинул с себя одежду и вошёл в воду, постоял немного, привыкая к воде, тихо окупнулся и стал рвать водоросли, вешая и наматывая их на себя. Сделав дело, Фёдор тихо поплыл к рыбаку, потом нырнул, придерживая свой речной наряд. Новоявленный водяной тихо появился там, где покачивался дорогущий поплавок грубияна, и с самой наиглупейшей улыбкой уставился на его обладателя.
- Что, рыбачок, клюёт? – умильным голосом пропел Фёдор.
Рыбак вздрогнул от неожиданности, оторопел. А «водяной» поднял из воды руку, вытянул вперёд и стал манить им к себе рыбака.
- Ну, пойдём, милок, ко мне! – Фёдор продолжал мило улыбаться.
Мужик вскочил на ноги, ещё раз взглянул в сторону водяного. Водяной то пропадал в тумане, то являлся вновь и зазывал мужчину уже двумя руками. Тот нервно поддёрнул свои штаны и, пробормотав нечто вроде «да ну вас к лешему», рванул к машине. Вскоре Фёдор услышал звук мотора и увидел, как машина рванула с места. Фёдор снял свой наряд и вышел из воды. Снастей у него теперь не было, да и желание рыбачить как-то пропало. И всё же он был доволен, что нашёл такую своеобразную управу на нахала.

Вечером, ужиная, Фёдор рассказал Татьяне о происшествии на воде. Жена смеялась от души и несколько раз просила мужа изобразить, как тот звал к себе рыбака. И как только Фёдор изображал на своём лице глупую улыбку, прыскала и заливалась звонким смехом.

Уже лёжа в постели, она заметила на лице мужа, глядящего сквозь тюлевые занавески в окно, улыбку.

- Ты всё водяного своего вспоминаешь? – спросила она.
- Нет! Я вон в окно гляжу и вижу, как тополиные листья луну гладят.  Щекотно ей, думаю, - ответил Фёдор.
Татьяна выглянула в окно. На небе сияла полная луна. На её фоне ветер шевелил большие тополиные листья.
- Федь, я сегодня подумала, что из тебя артист бы хороший вышел, а теперь думаю, что и писатель тоже бы славный получился.
- А что? Вот выйдем мы с Альмушкой на пенсию и начнём мемуары писать о нашей пастушьей доле, - ответил Фёдор, поворачиваясь на другой бок и закрывая глаза.
Через несколько часов им с Альмой вновь встречать утреннюю зорьку.