Не по обычаю

Сильны и незыблемы были обычаи в сибирских казачьих станицах. По одному из таких неписаных законов самоубийц хоронили в роще за кладбищенской оградой. Там за кустами вербы была полянка, где и предавали земле тех, кто сам на себя руки наложил…
      На старом хуторском кладбище, под одним крестом, чуть возвышаются над землей два могильных холмика, они уже почти слились в один. Сколько себя помню, мама всегда ухаживала за этими могилами. Вырывала траву, подравнивала холмики, на родительский день клала конфеты и на одну из могил ставила рюмку водки, накрыв ее хлебом. Став постарше, я узнал, что здесь лежит родной брат моего деда - Андрей Андреевич и его жена Марья. Вот о них и хочу поведать…
      Гражданская война лихим свистом шашек и горьким плачем прошлась по моему родному краю. Подхорунжий, кавалер двух Георгиевских крестов - Андрей Рычков вернулся с Кавказского фронта в конце семнадцатого года. В восемнадцатом он скрылся в лесах от мобилизации красных. Но от такой же мобилизации уже белой армии весной девятнадцатого уклониться ему не удалось, а может быть и не хотел он этого сам. Сейчас точно уже никто не скажет.
      В последние дни октября девятнадцатого года два казака привезли Марье раненого в голову и плечо Андрея. Белые отступали...Скоро наступил день, когда в хутор ворвались красные, никто им не сопротивлялся, потому, что некому было. В домах оставались старики, да дети малые.
      Первым делом красные лихо посбивали замки и запоры с хуторского цейхгауза. Через час они уже красовались в новенькой казачьей форме, повязав на папахи красные ленты. Потом эти же перерезанные кровавым рубцом наискосок папахи замелькали по дворам. Истошно закудахтали куры, завизжали поросята, гневно заржали кони и замычали коровы. Над всем этим переполохом возносился горький, громкий женский плач и причитания. «Победителей» не судят – судят сами – «победители».
      Израненного Андрея и еще нескольких, измученных ранами, казаков выволокли из домов на центральную улицу и, невзирая на мольбы и слезы женщин и стариков, предали скорой расправе...
      Марья на санках завезла убитого Андрея в свой двор. Не успела она затащить отяжелевшего от смерти мужа в баню, как на баз снова ворвались люди с красными лентами на папахах. Они набросились на неё и потащили в сенник. От насилия ее спас какой-то командир или комиссар, который наорал матом на красноармейцев, построил всех на станичной площади и увел по старому тракту в сторону Ново-Николаевска…
      Марья пригладила Андрею чуб, забитый ранним снегом и кровью, достала из-под стрехи сеновала мужнин карабин, вышла за баню и вывела из замаскированного сеном ветхого сарайчика Акбара – жеребца, на котором муж вернулся с фронта. Обращаться с оружием и управлять конём казачек в станице обучали с детства. Почти машинально двигая руками, Марья оседлала коня и наметом направила его, известными ей тропами, в обход старого Сибирского тракта, наперерез уходившему отряду красных. Она хорошо запомнила кто убивал Андрея... Похотливые рожи тех, кто тягал ее на сенник тоже крепко отпечатались в её памяти. У станицы Горьковской она обогнала отряд красных...
      Вот уже остался позади «пьяный» мост. Привязав коня, она присела у переломленной ударом молнии березы, положив ложе карабина на белый, обугленный огнем ствол дерева. Ждать пришлось недолго, вот уже и показались на мосту первые всадники. Откинув за ухо непослушную прядь волос, Марья сквозь прорезь прицела искала ненавистные ей лица…
 
      Глухую тишину леса гулко разорвали выстрелы. На мосту заметались в панике всадники, они не могли определить откуда по ним ведут прицельную стрельбу. Гулкое эхо, отражаясь от деревьев не давало им такой возможности. Уже несколько всадников замертво повисли, зацепившись ногами в стременах и волоча по заснеженной дороге бессильные руки… Марья быстро вставила новую обойму и продолжила стрельбу. Позже говорили, что восемь человек нашли свою смерть на ветхом «пьяном» мосту у Горьковского…
      Зарядив последнюю обойму, она вскочила в седло и пустила Акбара галопом обратно в родную станицу, надеясь еще похоронить любимого мужа. Но ее заметили и началась безжалостная погоня. На скаку отстреливаясь, Марья почти достигла своей цели. У самой станицы она направила коня через занесенное снегом болотце, в обойме оставался последний патрон… Вдруг конь на полном скаку споткнулся о болотную кочку и, ломая ноги, рухнул на снег. Красные стремительно приближались. На маленьком замерзшем болотце раздался гулкий выстрел…
      Рассказывают, что красные не посмели глумиться над мертвым телом отважной казачки. Молча подъехали, убедились, что Марья мертва, пристрелили бившегося со сломанными ногами коня и ускакали прочь. На сходе старики решили похоронить Андрея и Марью рядом, нарушив тем самым неписанный закон о самоубийцах.
      Правда это или печальная, красивая легенда, не знаю. Знаю только одно точно, на старом станичном кладбище постепенно два могильных холмика сливаются в один, под старым, обветренным и выцветшим почти до бела деревянным крестом…