Вечный 5

Часть 2
(продолжение)
Мишель Нострадамус

Никогда до того момента я не бывал во Франции. Я имею в виду средневековую Францию, где и познакомился с Мишелем Нострадамусом. Те времена сейчас принято называть «тёмными временами». И есть из-за чего. Страшные болезни, косившие жизни тысяч людей, разгуливали по Европе. Мракобесие и казни над еретиками, большинство из которых были ни в чём не повинны, распространялись повсюду. Антисанитарии тоже следует отдать должное. Ко всему прочему, добавлялись неграмотность и необразованность большей части населения. Совокупность всего этого и привела к критическому положению чуть ли не во всех странах Европы. И среди этой кромешной тьмы вспыхнула яркая звезда на небосклоне, озаряя всё вокруг. И до сегодняшнего дня судьба этого человека покрыта тайной. Но я многое о нём знаю. Я имею в виду, Мишеля Нострадамуса. Когда я впервые встретился с ним? Точнее не я с ним, а он со мной. Это был 1546 год.
Увлекаясь чуть ли не с юношества философией, я, обретя вечность, не выкинул из головы мечты молодости, а продолжал их совершенствовать, кочуя из страны в страну, странствуя по столетиям. Да я вам рассказывал об этом. Очень часто знакомился с людьми, кто помимо философии, владел астрономией, медициной и даже алхимией. Я имел счастье обучаться у Гиппократа, который помог мне приумножить мои знания не только в области философии, но и в медицине. Именно благодаря этому греческому врачу, а позже и древнеримскому врачу Клавдию Галену, я научился врачевать. Это обстоятельство дало мне возможность работать врачом (пусть и рядовым) в Багдаде при дворе халифа Гаруна аль-Рашида. Мои философские знания ушли тогда на второй план, ибо в Багдаде в то время больше ценились врачи, нежели философы. Гарун благоволил учёным и искусству и великодушно разрешил мне воспользоваться великой библиотекой Багдада: Домом Мудрости. Чему я ему признателен до сих пор. Чуть позже я познакомился в Персии с врачом и астрологом Рази. А спустя годы, судьба свела меня с Авиценной.
Так, крупица за крупицей, я набрался большого опыта и знаний по многим наукам и, что немаловажно, в медицине. И, ко времени моего появления во Франции, у меня уже был неплохой багаж знаний.
Я до сих пор теряюсь в догадках, как Мишель Нострадамус, узнал, что я врач? Кто мог ему сказать ему об этом? А, может быть, ему сослужил службу его дар предвиденья? Ведь я никогда не старался попасть под лучи славы или хвалить самого себя.  Сейчас, спустя столетия, я всё больше склоняюсь к мыслям о его прорицании, умению смотреть в будущее (а, возможно, и в прошлое). Именно это, по-моему мнению и помогло ему найти меня.
Я был крайне удивлён, когда ранним утром, едва встав с постели, я увидел, как на пороге моего жилища, возник мужчина средних лет  с окладистой темной бородой, но с живыми и умными глазами. Я жил тогда в маленьком французском городке Сен-Реми де-Прованс и работал помощником мельника на мельнице. Звали меня на тот момент Жан.
И этот незнакомый мужчина сказал мне:
– Идём со мной. Ты мне нужен, Жан.
– Кто ты? – спросил его я.
– Мишель Нострадамус, – он слегка поклонился.
– А зачем тебе я понадобился? – вновь спросил я.
– Я знаю, что ты астролог и философ, и много, кто ещё. Но главное – ты врач. Ты должен мне помочь в борьбе против чумы, – он слабо улыбнулся, но глаза его оставались грустными.
– А откуда ты всё это знаешь? – поинтересовался я и, потянувшись, взял со стола кувшин с водой и отпил из него.
– Знаю и всё. Ты можешь положиться на мои слова, что я пришёл к тебе не со злым умыслом. Я, действительно нуждаюсь в помощнике. Так ты поможешь мне? – он вопросительно посмотрел на меня.
– Чуму сложно излечить. И я не знаю, как…
– Достаточно того, что ты пойдёшь со мной. Согласись, врачевать гораздо интереснее, чем таскать мешки на мельнице.
Я мысленно согласился с ним и рассмеялся вслух.
Вскоре мы покинули с ним Сен-Реми и вдвоём отправились на юг Франции в Экс-ан-Прованс, где свирепствовала чума. Сотни людей погибли из-за этой болезни, но многих Мишелю и мне удалось спасти. Рецепты и настойки, в состав которых входил чеснок, неплохо помогали.
Я, само собой разумеется, не заболел чумой. На счёт меня было всё ясно. Но как не заболел Нострадамус? Не знаю.
Тот год, связал нас узами дружбы и не только потому, что мы оба занимались одним и тем же ремеслом, но и потому, что у нас с ним были общие взгляды на жизнь. Из его рассказов я узнал, что его семья погибла во время чумы. Тогда-то я и понял, почему он так рьяно борется с этой болезнью. А ещё я понял, что одного общения со мной ему не достаточно.
Однажды я сказал ему:
– Мишель, ты не можешь всё время вспоминать прошлое и кручиниться об ушедших днях. Каким бы прекрасным оно не было, но к нему нет возврата. Нельзя всё время быть одному. И новая семья может дать тебе счастья.
Он с любопытством посмотрел на меня. До этого дня мы никогда не касались тем о семье или любви. Обычно, в свободное время, мы беседовали о медицине, а порой и об астрономии.
Мишель ничего не возразил мне. Но я вскоре понял, что мой совет пришёлся ему по нраву, ибо теперь, хоть и искоса, он стал поглядывать на молодых незамужних девушек и женщин.
Если говорить обо мне, то мне повезло меньше. Я не имею в виду свою личную жизнь. Я ждал Тею и думал только о ней. Я говорю о поприще медицины. У людей вызывало подозрение то, почему я не болею чумой. А так как доносчиков было хоть пруд пруди, то меня в скором времени схватили и бросили в застенки инквизиции. Что касается Мишеля, то лишь его большие связи с имеющими вес людьми, помогли избежать тюрьмы.
Я с содроганием вспоминаю мрачные и холодные стены подземелья, из стен которых сочилась вода. Множество крыс, сновали повсюду, пищали, копошились, не давая спать по ночам, наводняя мою камеру. А прогнившая солома матраса, служившего мне постелью и склизкий пол, довершали картину моей тюремной камеры. Вот каково было моё обиталище в награду за врачевание.
Признания в колдовстве из меня выбивали всеми возможными способами, на какие была способна инквизиция. А она была способна на многое. Но я не был колдуном и всё отрицал. Боль и глубокие раны. Вот таким был мой удел. Но раны мои затягивались к утру, и боль стихала, что приводило в недоумение и бешенство тех, кто арестовал меня. Правда этот факт служил им лишним подтверждением того, что я и впрямь колдун. Тогда, в зале суда, присяжные вынесли мне, по их мнению, единственно верный вердикт, сожжение на костре, как колдуна и еретика. И привести приговор в исполнение надлежало утром следующего дня.
Я не боялся смерти, но попадать на костёр мне не хотелось. Я ведь не знал – сгорю на нём или продолжу жить дальше обуглившейся головешкой.
Я не спал в ту ночь. Почти перед самым рассветом я услышал шорох под дверью и голос, зовущий меня по имени:
– Жан, Жан.
Затем дверь приоткрылась, и в дверном проёме при тусклом свете факела появился фигура, закутанная в чёрный плащ и накинутым на голову капюшоном, закрывающим всё лицо пришедшего.
Я был слаб после всех перенесённых злоключений и потому встал с трудом со своей подстилки-матраса.
– Кто ты? – спросил я.
Фигура приблизилась ко мне вплотную и протянула мне какой-то свёрток со словами:
– Это плащ, Жан. Надевай его. Живо. И прикрой капюшоном лицо. Мне удалось подкупить стражу. Но нет времени на разговоры. Бежим скорее. Потом будет поздно.
По голосу я узнал, что передо мной стоит Мишель Нострадамус. Ах, как же я рад был встречи с ним! Ему не пришлось повторять дважды. Я немедленно облачился в плащ с капюшоном. И в таком одеянии и при поддержке меня Мишелем (я был ещё слаб)  покинул тюрьму. Конечно, повсюду была стража, но она спала. Они, по словам Мишеля, были опоены вином, в которое он, Нострадамус, добавил снотворного. Или, как он выразился «сон травы».  Правда, один из стражников бодрствовал. Он, вероятно и являлся тем самым стражем, кого подкупил Мишель. Стражник и  проводил нас задворками к выходу.
Сумрак ещё царил в городе, когда мы окольными путями добрались до порта. Именно здесь, так рассказал мне Мишель, находился корабль, отплывающий на рассвете в Испанию и капитан которого за энную плату, согласился доставить меня туда.
– Я очень сожалею, Жан, что тебе пришлось испытать столько мытарств: побывать в тюрьме и чуть не угодить на костёр. В этом есть моя вина, – сказал мне Нострадамус, когда мы подошли к кораблю.
– Что ты, Мишель! При чём здесь ты? Ты ведь не писал на меня доносы, – стал разуверять его я.
– Нет. Но это я пришёл к тебе в Сен-Реми и настоял на том, чтобы ты, как врач помог мне. Ты бы и по сей день работал на мельнице. А может и ещё двадцать лет. А теперь тебе приходится покидать Францию, – возразил он.
– Нет, Мишель, – я прикоснулся к его плечу. – В этом ты ошибаешься. Я бы всё равно через несколько лет уехал отсюда. Я – перекати поле. Сегодня здесь, а завтра в другой стране. Я не могу долго задерживаться на одном месте. И тому имеется веская причина.
Я не назвал ему причины, но он догадался.
– Вечная молодость? – уточнил он у меня.
Я кивнул головой в знак согласия.
Он несколько секунд молчал, осмысливая что-то. Потом сказал:
– Всё-таки я оказался прав. Ты и есть тот самый вечный, о котором молчат легенды, но за которым шёпотом по пятам следует людская молва. Как тебя зовут на самом деле? – тихо спросил он меня и посмотрел мне в глаза.
– Туатта Данаан, – тоже тихо ответил я.
– Туатта, – повторил он. Потом улыбнулся: – А знаешь, ты оказался прав по поводу моей семейной жизни. Совсем недавно, я встретил чудесную девушку Анне.  Она просто замечательная! Я женюсь на ней! – глаза его подёрнула мечтательная дымка.
– Будь счастлив, Мишель, – я пожал ему на прощание руку.
– И ты, Туатта, будь счастлив во всех других странах и землях и, – он на мгновение запнулся. – И в веках, которых будешь жить. И верь, та, которую ты ждёшь. Я знаю – ты ведь ждёшь. Она обязательно вернётся, и вы будете вместе.

***
Я, кажется, заснул, ибо вздрогнул от звука: кто-то возился с замочной скважиной двери. Несколько мгновений я не мог понять, где я нахожусь. Но, потом вспомнил: в подземелье. В тюрьме, куда меня упекли охранники Крия.
«Я сейчас в плену у тёмных. Кто это там за дверью? Тёмные пришли за мной? Что меня ожидает?» – понеслись мысли в моей голове.
Я вздрогнул, когда открылась дверь, но продолжал смотреть в её проём. В дверях возникли Мерлин и Тея. На головах у них были надеты шлемы с фонарями, а в руках они держали трубки-оружие.
– Сын мой, Туатта, ты жив? – спросил Мерлин, подходя ко мне.
И я был уверен, что это настоящий Мерлин, так как он не исковеркал моего имени и назвал меня «Сын мой», как обычно и называл. Тея тоже подошла ко мне. Обняла меня и поцеловала.
– Тея, как же вы нашли меня? – прошептал я, отвечая на поцелуй Теи.
– Нет времени ни на поцелуи, ни на разговоры. Надо уходить, – тихо сказал Мерлин. – Из этого подземелья есть вход в извилистую пещеру. Ходы в ней запутаны, но я знаю выход из неё. Там, на другом её конце нас будут ждать Астрей и Лант. На, держи, – он протянул мне ещё один шлем и трубку. – Эти вещи мы отобрали у Крия. Я подозреваю, что они твои. Так?
Я кивнул и, надев шлем, взял трубку в руки.
– Пошли, – Мерлин развернулся и вышел из тюремной камеры.
Мы с Теей последовали за ним. В коридоре никого не было.
– А где все? – шёпотом спросил я у Теи.
Я имел в виду тёмных.
– А оружие на что? – улыбнулась она и, подняв руку, потрясла трубкой в воздухе.
Я понял, что Тея и Мерлин уничтожили охрану при помощи трубок.
«Интересно, они и Крия убили? И если да, то тогда от кого мы спасаемся? Или на подмогу Крию отправились новые силы тёмных?» – подумал я, но ничего не успел спросить у своих друзей, так как Мерлин побежал со всех ног к какому-то проходу. За ним побежала и Тея. А вслед за ними и я. Мы вбежали в этот тёмный проход, освещаемый лишь светом наших фонарей от шлемов.
– Это пещера и ведёт к выходу. У нас есть время, до того, как верховные главнокомандующие тёмных поймут, что ты сбежал. А, следовательно, нам надо торопиться настолько быстро, насколько мы сможем. От меня не отставайте и делайте то, что я скажу. Иначе окажетесь в ловушке или, что хуже – на первоначальном месте, – посоветовал он нам.
– Хорошо, – отозвались мы с Теей. Тея, оглянувшись на меня, подбадривающе улыбнулась.
– Построимся гуськом так: я впереди, Туаттта в середине, Тея замыкающая.
– Но почему я должен быть в середине? – спросил Мерлина я.
– Потому что у тебя, Туатта, нет того опыта владения нашим оружием, как у нас с Теей. В случае чего, мы с Теей будем держать оборону, а ты помогать нам, – пояснил Мерлин.
Мы построились гуськом, и пошли по пещере, петляя по извилистым её ходам.
В свете наших фонарей, свет которых напоминал собой люминесцентное освещение, мы продвигались по пещере. Ходы пещеры вели куда-то вдаль. Все стены пещеры были испещрены какими-то рисунками, стрелками и письменами, к которым я не приглядывался. Но Мерлин внимательно изучая их, поворачивал, то в левый, то в правый проход.
– В первый раз вижу пещеру, напоминающую собой катакомбы. Никогда не видел ничего подобного. Мерлин, под какой страной или местностью мы  находимся? – спросил я у Мерлина, когда, мы, решив сделать короткий привал, присели передохнуть.
– Как ты думаешь, Туатта, где мы сейчас пребываем? – усмехнулся Мерлин.
– В смысле? – не понял я. – На земле, точнее под землёй.
– То, что мы под землёй итак ясно. Но мы путешествуем под землёй вовсе не планеты Земля. А другой планеты, принадлежащей тёмным и находящейся, по земным меркам, в одной из галактик на краю вселенной. Мы именуем эту галактику «Кратером вулкана». Но земляне не дали ей никакого названия, так как она не видна даже через самые сверхмощные земные телескопы.
– Как же мы так скоро перенеслись сюда? – удивился я.
– Виной всему преломление времени и искривление пространства, – ответил он.
– Ты говоришь «на краю вселенной». А что находится за этим краем вселенной, ты видел, Мерлин? – полюбопытствовал я.
– Я выразился фигурально, Туатта. Даже отсюда до края вселенной далеко и я там никогда не был из-за дальности расстояния. И думаю, там не был никто. Хотя, чисто гипотетически, края вселенной можно достичь. И, однажды, я слетаю туда. А если ты захочешь, то и тебя возьму с собой, – Мерлин почему-то вздохнул и прикрыл глаза.
Я покосился на Тею. Она тоже сидела с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене.
«Кто знает, сколько им понадобилось времени, чтобы разыскать меня? Кто знает, в какие сражения им пришлось вступать? Они бесспорно устали», – подумал я. И, прислонившись к чуть влажной стене, тоже прикрыл глаза. Попытался расслабиться и ни о чём не думать. Но волнение и пережитое сказывались, потому что чувство тревоги не покидало меня ни на миг.
Я открыл глаза и высказал свои мысли вслух:
– У меня такое чувство, что где-то рядом есть опасность.
– Да, – кивнула Тея. – У меня тоже.
– Было бы удивительно, если бы опасности не было, – Мерлин открыл глаза. Встал и встряхнулся.
– Пора в путь. Но я немного устал. Мне сложно разбирать дорогу по этим настенным иероглифическим надписям. Тем более, что я не очень хорошо знаю письменность ольмеков. Потому, Туатта, тебе сейчас придётся расшифровывать эти надписи и рисунки. Ты ведь знаком не понаслышке с письменностью ольмеков, Туатта? – обратился ко мне Мерлин.
– При чём здесь ольмекская письменность? Это же одна из первых Мексиканских цивилизаций на Земле! – воскликнул я.
– Вот именно! Посмотри внимательно на стены! На них письмена ольмеков. Тёмные используют эту письменность давно, думая, что никто в ней не разберётся.
– Да, я долго жил среди ольмеков и потому хорошо разбираюсь в их письменности. Но, Мерлин, до теперешнего момента мы благополучно шли по пещере и ты ни разу не попросил меня о помощи. Меня это удивляет! – сказал я.
– Ты верно подметил «до теперешнего момента», – Мерлин сделал ударение на слове «момент». – До этого надписи были на языке тёмных. А я отлично владею их языком. Лишь в этом переходе я обнаружил иероглифы ольменков. Это означает одно – мы на верном пути. А до выхода нам осталось немного, раз началась вся эта «загадочность» с рисунками и надписями.
Я подошёл к стене и посмотрел на неё внимательно. На стене были нарисованы три стрелки: прямо, налево и направо, над которыми были небрежно накарябана ольмекская символика.
Над стрелкой, указывающей прямо, был изображён прямоугольник с точкой в центре. Этот символ на языке ольмеков означал «кровь». Символ над стрелкой «налево» представлял собой голову черепахи и именно это и означал. А символом над стрелкой «направо» – являлся ромб в центре, внутри которого стоял крестик. Из внешних углов ромба располагались четыре маленьких стрелки, указывающих в разные стороны. Этот символ обозначал «звезда».
Я перевёл друзьям значения символов.
– Ну и как вы думаете, в какую сторону нам идти? – спросил Мерлин.
– В сторону «звезды». По-моему «звезда», символизирует выход на поверхность под лучи местного солнца-звезды, – предположила Тея.
– А по-моему в сторону, где красуется голова черепахи, учитывая поговорку: «Тише едешь – дальше будешь». Символ «кровь» однозначно трактуется, как опасность, – сказал я.
– И именно в сторону «кровь», то есть по стрелке, указывающей прямо, нам и нужно идти. Там есть опасность, а, следовательно, и выход должен быть именно там. С чего бы делать эту дорогу опасной? На всякий случай, я пойду первым с оружием наизготовку. Я лучше вас обоих вместе взятых владею оружием. Но и вы приготовьте каждый своё оружие и держите его наперевес, – предупредил Мерлин.
Мы вытащили трубки и пошли за Мерлином. В какой-то момент, Мерлин начал красться. Я понял: он почувствовал опасность. И тоже стал красться. А шагов Теи даже не было слышно. Я оглянулся – идёт ли она за нами. Не случилось ли чего с ней?
Нет, всё было в порядке. Просто Тея шла тихо, словно мышка. Поймав мой взгляд, она подбадривающе улыбнулась. Неожиданно, её глаза расширились, будто от страха. Я оглянулся, и волосы зашевелились на моей голове от ужаса.
Прямо из прохода, туда, куда мы направлялись, выскочили три огромных монстра: чёрных, но прозрачных, как стекло. Их головы походили на кротовые, но тела их были, как у собак. Из пасти «кротов», усеянных острыми красного цвета зубами, полыхал огонь.
– Кротавры, – выдохнула за моей спиной Тея.
И я понял, что так называются эти твари.
 Кротавры не зарычали, но в мгновение ока оказались рядом с Мерлином. Один из кротавров схватил зубами Мерлина за руку, в которой тот сжимал оружие. Он сделал это так молниеносно, что Мерлин не успел отреагировать. Медлить было нельзя. Я стал без остановки нажимать на ложбинку в трубке, пытаясь попасть в тварей.  Кажется, я попал в того, кто терзал руку Мерлина. Ибо он раскололся, рассыпавшись осколками по полу пещеры. Краем глаза я увидел, как Мерлин упал навзничь. Второй кротавр тоже подскочил к Мерлину. Я не успел нажать на ложбинку трубки, ибо кротавр сделал это стремительно. Но, тем не менее, он рассыпался на осколки тоже. Я понял, чей выстрел сразил его.
«Тея, умничка. Ты молодец!» – пронеслось у меня в голове.
Думать было некогда, и я дал очередь по последнему кротавру. Когда он рассыпался на осколки, я подбежал к Мерлину. Мерлин был без чувств.
– Тея, что с Мерлином? – спросил я у подруги.
– Его укусил кротавр. А слюна этих тварей очень ядовита. Если мы выберемся отсюда, то уверена, что у Астрея и Ланта будет противоядие. Надо только, как-то выбраться, – тихо сказала Тея, присев на корточки рядом с Мерлином.
Я осмотрел рану Мерлина на его руке. Рана была не очень глубокой, но с рваными краями и вдобавок она сильно кровоточила. Её необходимо было промыть и перевязать.
– Тея, у нас вода есть? – спросил я её.
Тея отстегнула от пояса крохотную бутылочку. Подержала бутылочку несколько мгновений на своей ладони. Бутылочка увеличилась до нормальных размеров и в ней плескалась какая-то жидкость.
Тея протянула бутылку мне. У меня не было времени удивляться. Я отвинтил крышку бутылки и плеснул на ладонь жидкость – это была вода. Затем я промыл, как мог водой рану Мерлина. Потом, сняв с себя рубашку, оставшись в одних брюках и с голым торсом, я порвал рубашку на полоски и туго перетянул ими рану Мерлина. Во время моих манипуляций Мерлин не подал никаких признаков жизни.
– Помоги мне взвалить Мерлина на плечи, – попросил я Тею.
Она помогла, и мы продолжили свой путь. Теперь впереди меня шла Тея с оружием наизготовку. Я же, с Мерлином за плечами плёлся сзади. Нам повезло. Больше никакие твари не появлялись. И дорога была ровной, как стрела. Вскоре впереди забрезжил свет. Прав оказался Мерлин. Эта дорога и была путём к выходу, возможно единственному выходу из пещеры.
Мы вышли из пещеры, и я невольно зажмурился от дневного света. И хотя уже вечерело, и чужое оранжевое солнце садилось за горизонт, но мои глаза, привыкшие к тьме, слезились и я жмурился. Лишь только мы оказались снаружи, как к нам подбежали Астрей и Лант, одетые в белую одежду и с трубками в руках. Они поздоровались с нами и подошли ко мне, что бы помочь. И хотя до этого я видел Астрея лишь единожды, тогда, когда увидел в первый раз Тею с Мерлином, я узнал его. Он был таким же высоким и светловолосым, как и Мерлин с Теей. Отличало его от них только то, что его волосы курчавились. Что касается Ланта, то, как я мог его забыть? Он первый  вручил мне когда-то оружие против тёмных и научил меня им пользоваться.
Их космический корабль стоял неподалёку и мы втроём: Лант, Астрей и я понесли Мерлина к нему.
– Как давно Мерлина укусил кротавр? – спросил нас Астрей.
– Часа два назад, – ответила Тея. И я не понял, какое время она имела в виду: наше земное, ингардское или ещё какое-то другое.
– Тогда, если мы поторопимся, у него есть ещё шанс выжить, – сказал Астрей.
Мы ускорились и чуть ли не вприпрыжку добежали до корабля и внесли Мерлина внутрь. Положили его на какую-то поверхность (похожую на кушетку), покрытую светлой и пушистой материей.
Астрей обратился к Ланту:
– Нам нельзя терять ни минуты. Ты вводи противоядие Мерлину. Я же пошёл в рубку управления, и мы немедленно взлетаем, пока тёмные не пустились за нами всеми в погоню.
– Наверное, уже пустились. И, скорее всего, нам воздушного боя не избежать, – сказала Тея.
– Это мы ещё посмотрим, – проговорил Астрей, направляясь в другую комнату.
Мы же втроём остались рядом с Мерлином. Лант достал из ящика какой-то тумбочки голубую тонкую спиральку, на вид пластмассовую. Он приложил её к покалеченной руке Мерлина. Спираль завращалась и, погрузившись под кожу Мерлина, исчезла.
У меня, наверное, был очень ошарашенный вид, потому, как Тея сказала:
– Не бойся, Туатта, это и есть противоядие. Оно только на вид выглядит так необычно для вас землян. На самом же деле оно полностью растворится в теле Мерлина, оказав ему помощь.
И в самом деле, через считанные мгновения, Мерлин глубоко вздохнул и открыл глаза. Окинув нас взглядом, он слабо улыбнулся, что-то пробормотал на незнакомом мне языке  и вновь смежил веки.
– Что он сказал? Я не расслышал, – спросил я товарищей.
– Он сказал на ингардском «Успели», – ответил Лант и добавил: – Мы, действительно, успели. Мерлин выживет, – затем он посмотрел на нас. – Хотите есть, ребята?
Тут только я вспомнил, что очень голоден.
Пока Мерлин спал, приходил в себя и восстанавливал силы, мы: Лант, Тея и я, уютно расположившись в кубрике-кухне этого космического корабля, уминали какую-то вкусную еду. Я не смогу описать её вам, ибо не знаю, из чего она состояла. Но она была очень вкусна и напоминала собой яичницу, жареную картошку и говяжью котлету одновременно.
К тому времени, когда мы закончили трапезничать, корабль уже был далеко в космосе. Корабли тёмных с нами в бой не вступили. Их просто не было. Наверное, тёмные упустили время. Всё было спокойно. Я стал смотреть в иллюминатор. Галактики мелькали быстро, но мне удавалось их прекрасно рассмотреть, словно за окном шла замедленная съёмка. Я не знал, почему так происходит. Но, наверное, слова Мерлина о преломлении времени и искривлении пространства, подходили сюда больше всего. Затем Лант сменил Астрея у пульта управления полётами. Астрей, перекинувшись с нами несколькими словами, отужинал и отправился спать.

***
Мы с Теей перешли в отсек, где стояло что-то подобие большой кровати, покрытой пушистым покрывалом, и прилегли на неё. Тея положила мне свою голову на грудь. Я прикоснулся губами к её волосам.
– Устала? – спросил я её.
– Да, немного. А ты? – она провела ладонью по моему голому торсу и тихо засмеялась.
– Чему ты смеёшься? – спросил я.
Мы: я, Лант и Астрей, занимаясь рукой Мерлина, совсем позабыли о тебе. Ты без рубашки. Сейчас я принесу тебе что-нибудь надеть, – Тея привстала на постели.
Я притянул её к себе:
– Не надо, здесь не холодно. Иди лучше ко мне.
В отсеке, как и во всей ракете, действительно, было очень тепло.
– Туатта, – она слегка отстранилась от меня. – Раз мы решили помочь нашим в борьбе против тёмных мы не можем себе позволить блага любви.
Я понял, что она имела в виду, и всё же спросил её:
– Почему?
– Мы станем тут же смертными, ибо ты земной человек и не принадлежишь к расе бессмертных. Я же, вкусив любовь земного человека, тоже стану смертной. А мы не знаем, сколько времени продлится эта война.
– А целоваться можно? – рассмеялся я.
– Сколько угодно, – улыбнулась она. – Но ты лучше расскажи мне, где обучился медицине? Ты так ловко и профессионально оказал помощи Мерлину, что если бы я не знала, что ты доктор философских наук – непременно приняла бы тебя за врача.
Она вновь положила мне голову на грудь.
Я погладил её волосы:
 – Расскажу, – пообещал я. – Но сначала ответь, куда мы летим?
– На Ингард.
– Наконец, увижу Ингард воочию. Он красив?
– Ингард? Очень. Но раньше был ещё красивее, – она тихо вздохнула.
– Что же произошло? – спросил её я.
– Война, – коротко ответила она. Затем повторила свой вопрос: – Так ты расскажешь мне о том, как стал врачом?
– При двух условиях!
– Каких?
– Во-первых, ты меня поцелуешь перед сном. Во-вторых, ты мне расскажешь поподробнее о себе. Не обязательно сегодня, а вообще когда-нибудь. Идёт? – я улыбнулся.
Она засмеялась:
– Согласна! Только поцеловать могу тебя я прямо сейчас!
И она, чуть приподнявшись и слегка откинув свои волосы, поцеловала меня.
Я готов был вновь пройти все свои злоключения, если бы знал, что она когда-нибудь вновь так поцелует!
А затем я принялся рассказывать ей обо всех тех людях, благодаря которым я стал врачом. Я рассказал о Гиппократе и его учениях. О Нострадамусе и чуме и о других. А потом я вспомнил конец X века, время, в котором был по-своему счастлив, находясь в обучении одного великого человека. Я вспомнил Ибн Сину.
(28.04.20г/3-4.06.2020г. 16-08.20г.18.09.20г. (Правка: 19.09.20г. – 7.10,20г.)