Душа обязана трудиться

               

                Гулять по санаторной территории – одно удовольствие. Я и гуляю. Конец зимы. На мне кожаное кирпичного яркого цвета пальто в пол  с живописной лисой до пояса, в которой рыжий и черный цвета задорно переглядываются. Кокетливый  пояс пряжкой стянул середину туловища. Это место еще можно, по-моему, назвать талией.
               
        Почему удовольствие? Во-первых, территория ухожена, во-вторых, народ гуляет тоже, да еще с улыбками на лице и с приветливостью во взоре. Ну а в-третьих, зима являет здесь такие белоснежные, сверкающие ковры и коврики, что некоторые гуляющие надевают солнцезащитные очки – глазам больно. Это природа без урбанизации. На ветках маленькие сугробики, их еще при описании часто называют «шапки снега», «снежные шапки» и т.д. Приближается весна, но она уже в гости заходит: солнечные зайчики пускает беззастенчиво, да еще умудряется поиграть ими в ветках, на лицо гуляющего прыгануть, расплескаться голубизной по небу. Многие  потому и останавливаются, обращают взор ввысь и стоят неподвижно кто
сколько  может. А попробуй отказаться от этого. Не получится. Всем хочется туда смотреть. У кого очков нет, глаза сощурили. Там же зима сегодня ненадолго с весною встретились.
               
            Что же касается пернатых, то они там тоже летают с большим удовольствием. Синицы, поползни, снегири, воробьи, конечно. Как же без них? Дятлы в основном по-хозяйски так сидят, прижавшись хвостами к стволу, выполняют санитарную работу, да и лакомство не лишним будет. А людям же хочется с пернатыми пообщаться. И начинается. Почти каждый в своих карманах выносит семечки, достает горсть и протягивает руку. В любом месте, где растут деревья. На руку с семечками птицы садятся по-разному: кто в смелом полете увесисто так приземляется и деловито клюет, нисколько не заботясь о своих собратьях, пытающихся подсесть с краешку как-нибудь и поэтому то подлетающих, то отлетающих, как говорится, не солоно хлебавши. Кто, дождавшись, пока самый нахальный уже наклюется и улетит, все-таки как-то бочком присядет, да еще не с первого раза, а пока не обмахнет тебя своим «веером» крыльев, схватит семечку и тут же улетает. За ним следующий уже со своим танцем в воздухе: вверх – вниз, вверх – вниз и…шлеп – сел. А бывает, и две птички сразу сядут. Кто-то ссорятся сначала, а кто и дружненько семечки берут. Бывает, по несколько человек выстраиваются с вытянутыми руками и друг на друга поглядывают, к кому же первому птички слетятся. Если смотреть издалека на эту картину и не знать ничего про эту «кухню», то зрелище покажется не только занятным, но и любопытным.
               
             Вот и мне так показалось. Направляюсь к этой цепочке людей с вытянутыми руками, издалека отмечаю на белом фоне яркое рыжее пятно. Вблизи это оказался дорогой яркий полушубок, небрежно распахнутый на крепкого сложения мужчине. На голове такая же дорогая и красивая шапка, опирается на точеный резной костыль, чем-то напоминающий трость. Он с интересом наблюдал сцену кормления птиц, с ним рядом стояла женщина, похожая на строгую учительницу. В общем, налюбовавшись пернатыми, отдыхающие разошлись кто куда. Кто куда, конечно, громко сказано, потому что в санатории это трудно сделать, во всех путевках образ пребывания задают три слова: лечение, питание, проживание.
               
           Вечером – снова прогулка. Солнца, конечно, нет, но такие яркие фонари, и их так много, что полюбоваться тоже есть чем, только в другой цветовой гамме. Иду и любуюсь. Навстречу мужчина в рыжем полушубке, так же вальяжно расстегнутом, но полушубок не рыжий, а какой-то коричневый с бликами телесного цвета – днем на нем солнце поиграло. Поравнялись. С ним та же женщина.
- Добрый вечер, мадам. Я улыбнулась слову «мадам», но ответила приветствием.- Хотите прогуляться вместе с нами?
- Пожалуй, прогуляюсь.
- Давайте познакомимся, меня зовут Александр Николаевич. А вас?
Я назвала свое имя, женщину он не представил. Мы оказались прямо под фонарями, поэтому лица хорошо были видны. Меня его лицо поразило: одутловатое, крупные черты лица, изрезанного сеткой морщин, а глаза яркие, открытые и озорные. Он улыбнулся, и от этого морщины стали глубже.
               
         Походили, побеседовали о разном и разошлись.
Прогулки были ежедневными, поэтому пересекались на территории санатория часто. Александр Николаевич почти всегда был в сопровождении своей дамы, нас он не познакомил, а я и не спрашивала, кто она. Мы не разглядывали друг друга, взаимного интереса не проявляли.
               А однажды он прямо спросил меня:
- Как вы думаете, Нина Ивановна, почему человек в душе молодой, а лицо у него старое и сморщенное, как у меня? Да и тело мое весом сто двадцать  килограммов оставляет желать лучшего. Вы же тоже так подумали, когда первый раз увидели  мое лицо, освещенное фонарями.
Что я должна была сказать? Прописную истину? Все люди стареют, все меняются с возрастом? И я вдруг вспомнила чьи-то мудрые слова: после пятидесяти  человек имеет такое лицо, какое заслужил всей своей жизнью, и добавила своё - какое душа наработала. Он промолчал. Мы еще что-то обсуждали и разошлись, попрощавшись.
             
         Прошло более полугода. И я встретилась на улице в городе с Александром Николаевичем. Но я его не узнала. Он первый меня окликнул. Я обернулась, вглядываюсь молча.
- Здравствуйте, Нина Ивановна. Вы меня разве не узнали?
По голосу понимаю, кто передо мной, а внешность не та. Моложавый мужчина высокого роста, крепкого телосложения, но какого-то другого телосложения, сложение это уже не равно ста двадцати  килограммам даже на первый взгляд. А лицо! Что он сделал с лицом? Гладкая кожа, морщины глубокие ушли, как говорится, в невозвратную даль. Я остолбенело  одними глазами гуляю по его лицу, наверное, беззастенчиво так, что он не выдерживает:

        - Хватит меня разглядывать, лучше скажите что-нибудь хорошее.
- Что-нибудь не получится, Александр Николаевич, потому что всё хорошее получается. Вас не узнать в хорошем смысле этого слова. С вами была женщина в санатории, это жена ваша, наверное, она потрудилась.
- Нет, признаюсь сейчас, это не жена была, это сестра.- Помолчал и добавил: патронажная.
- Как это?
- Сопровождала меня в санаторном лечении. Таково было мое здоровье на тот момент.
- Вот оно что. А сейчас?
- А вы разве не видите разницу?
- Да вижу, а что вы делали при этом?
- Трудился над собой. Ваши слова попали мне в душу. Читал много, ходили с женой в театры, побывали в горах Алтая.
И вот это…
- Не только. По программе специальной худел, здоровое питание, ну и с лицом специалисты малость потрудились.
- Значит, не только душа трудилась?
- Она задала программу. Спасибо вам. Смотивировали  вы.
- Но я не ставила такую цель.
- А получилось, в цель и попали.

      Мы попрощались и больше не встречались никогда. А я шла и приговаривала: «Не позволяй душе лениться! Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться. И день и ночь, и день и ночь