Странная беспощадная любовь

  Солдаты Украины после окружения Волновахи стали лазить в подвалы к жителям, - раньше солдаты не замечали жителей, теперь же оказалось множество дел в подвалах – стирка, еда, вода, починка оружия и одежды. Главными людьми в подвалах оказались женщины за 50, но солдаты ходили не только к ним.
  Штюк считал, что о его приходах в подвал никто не знает. Но однажды, сидя на нарах у Оксаны и держа её руки в своих руках, он услышал за занавеской родную речь: - Не лезь за эту занавеску, там панночка капитана.
  Сейчас они лежали рядом и молчали. Вся его жизнь – друзья, книги, его роман с Олесей, его детство, всё, что связывало его с городом, в котором он родился, со школой и университетом, грохот  оружия обстрела городов Донбасса, всё это теперь не значило ничего. Всё это оказалось дорогой к этим нарам, сделанными из двери сгоревшей квартиры дома, в подвале которого он теперь размышлял. Ужас охватил его от мысли, что он может потерять эту женщину, он нашёл её, он пришёл к ней, всё, что творилось в Украине последние восемь лет, в Донбассе, служило тому, чтобы он встретил её. Раньше он не понимал этого,  он забывал её, она казалась ему милой именно потому, что ничего серьёзного его с ней не связывало. Ничего не было в мире, кроме неё, всё утонуло в грохоте работы артиллерии… было это чудное лицо, немного приподнятые ноздри, странные глаза и это, сводящее с ума, детское беспомощное выражение, соединённое с усталостью. Она в октябре нашла его в госпитале, пешком пришла к нему, и он не хотел видеть её, не вышел к ней.
  Она видела – он не был пьян. Он стал на колени, он целовал её руки, он стал целовать ей ноги, потом приподнял голову, прижался лбом и щекой к её коленам, он говорил быстро, страстно, но она не понимала его, и он знал, что она не понимает его, - ведь они знали лишь ужасный язык, которым говорили на западе Украины почитатели Бандеры.
  Он знал, что движение, которое привело его к этой женщине, теперь оторвёт её от него, разлучит их навек. Он, стоя на коленях, обнимал её ноги и смотрел ей в глаза, и она вслушивалась в его быстрые слова, хотела понять, угадать, что бормочет он, что происходит с ним.
  Она никогда не видела «западенца» с таким выражением лица, думала, что только у русских могут быть такие  страдающие, молящие, ласковые, безумные глаза.
  Он говорил ей, что здесь в подвале, целуя её ноги, он впервые, не с чужих слов, а кровью сердца понял любовь. Она дороже ему его прошлого, дороже матери, дороже его любимой Винницы, его будущей жизни. Он полюбил её. Стены, воздвигнутые с помощью западных государств, национальная ненависть, огневой шквал тяжёлой артиллерии ничего не значат, бессильны перед силой любви. И он благодарен судьбе, которая накануне его вероятной гибели дала ему это понимание.