Возвращение блудного вратаря

Мира Марковна стояла на балконе и вглядывалась вдаль. Залитая золотыми лучами вечернего солнца, со скрещенными на груди руками и гордо вскинутой головой, она была похожа на статую полководца, готового к сражению.

Легкий ветер носил по двору первые желтеющие листья, почтительно огибая пышную фигуру Миры Марковны, соседки снизу переговаривались шепотом, изредка воровато вскидывая глаза ко второму этажу. Дворовый пес Федька вылез из будки и думал было гавкнуть, но не решился и залез обратно. Из противоположного дома оглушительно и пьяняще пахло жареной картошкой.

Мира Марковна ждала, когда вернется ее сын.

Яша несся по затихающим одесским улочкам, молотя спортивными молодыми ногами по мостовой и понимая, что катастрофически не успевает. Футбольный матч сегодня задержали почти на час, а потом команда с воплями радости качала своего вратаря, так что Яков Зальцман чуть не брякнулся на землю из дружеских рук, а потом пришлось тащить кубок в спортивное общество «Динамо» и выбирать ему достойное место на полке. Так что, когда Яша опомнился, вечер уже золотил крыши домов, а время стремительно убегало, капая последними секундами.

Блудный сын Миры Марковны вломился через ветхий забор в палисадник позади своего двора и ринулся к запертому сарайчику. Заперся там, отыскал на ощупь в подступающей темноте сверток с одеждой и скрипку и начал лихорадочно переодеваться.
Ровно через три минуты во двор вошел скромный паренек в цивильном костюме, с извечной грустью в глазах и скрипичным футляром под мышкой.

- Яша! – громогласно раздалось с балкона, - Ты таки хочешь моей смерти! Шо могло произойти такого, что я тут стою как статуя Ришелье и делаю себе нервы последние два часа?!
Яков Зальцман стиснул челюсти.

Неизвестно, какими путями, скорее всего, вовсе неисповедимыми, в нормальной еврейской семье родился футболист. Мальчику Яше, у которого дед Мойша был скрипач, дед Фима был скрипач, и даже дядя Боря, хоть и был позором семьи, но все же весьма прилично играл на губной гармошке, любовь к музыке не передалась. И даже наоборот, передалась любовь к спорту. Мама Мира не могла принять того, что сын бегает по улице, вылавливала его и засовывала в руки скрипку. Маленький Яша страдал безвинно и безмерно, пока не придумал ходить на уроки скрипки к хромому учителю Рабиновичу и отдавать ему завтраки в обмен на то, чтобы тот эти уроки не проводил.
Постепенно обман ширился и рос, и сейчас уже взрослый шестнадцатилетний Яков, сильно раздавшийся в плечах, только что одержавший вместе с командой победу на городском матче по футболу, тащил скрипку домой, изображая, что возвращается из консерватории.

Двери, в которые он только-только хотел постучать, распахнулись, как от пушечного удара. В проеме стояла Мира Марковна, а за спиной у нее – тетя Соня, дядя Йося, их сын Фима, дядя-Боря-позор-семьи, его дочка Ривочка, бывшая дяди-Борина жена Сара и почти незаметный за широкими спинами родни кроткий папа Семен. Все они выжидательно смотрели на молодого человека со скрипкой, как стая волков на одинокого лыжника.
- Яша! – драматически сказала мама Мира, заломив полные белые руки, - Что ты себе думаешь за мое здоровье? Ты хочешь, чтобы у меня разорвалось сердце? Ты совсем не жалеешь свою маму и всех наших родственников, которые сидят тут битых полдня и уже съели все печенье в доме, потому что ждут твой концерт!

Яков вздрогнул и облился холодным потом.
- Какой концерт, мама? – спросил он слабым голосом.
- Таки тот концерт, который я им обещала на воскресном обеде, вот какой концерт! Потому что тетя Соня сказала, что ее Фима играет на скрипке лучше, чем мой сын, хоть и ни разу не ходит в консерваторию! А я говорю, что мой Яша играет так, что слезы катятся из глаз, и пусть мне кто-нибудь скажет, шо я вру!

Мысли Якова метались в голове, а загорелая рука все крепче стискивала футляр со скрипкой. Играть он не умел от слова совсем. Невероятно, но до сих пор ему ни разу не предложили продемонстрировать свое умение игры, и это дало ему ложное чувство безопасности.
Но этот час должен был когда-то пробить, и вот он пробил.

Успешная карьера на футбольном поле научила его быстро принимать решения и не бояться опасных моментов.
- Мама, идите в комнаты, - сказал он, - я только умоюсь, потому что нельзя пыльными руками трогать этот святой инструмент.
Скрипка досталась Якову от дедушки Мойши, так что вся родня почтительно покивала и удалилась в большую комнату готовиться ко встрече с прекрасным.
Времени было не больше минуты.

Резким движением Яша закатал рукав белой рубашки, взял в руки нож, потом, подумав, сморщился и вернул на место. Взгляд его упал на старую пыльную вазу, которая стояла на краю шкафа на самом верху и буквально напрашивалась на то, чтобы стать орудием преступления и обмана.
Четким, выверенным пинком горе-скрипач заставил тяжелый шкаф закачаться, ваза мгновенно подхватила это движение, сорвалась с насиженного за многие годы места и отправилась в короткий, но величественный полет прямо к своей гибели.
На дикий грохот сбежалась вся родня. Бледный мужественный Яша сидел возле умывальника, зажав разрезанную осколком ладонь, и при их появлении лишь смог проговорить:
- Прости, мама, я таки не сыграю тебе сегодня…
Он еще хотел пустить скупую слезу, но вовремя понял, что это перебор.

Но, к его удивлению, родня не начала ахать и толпиться вокруг, а стояла в дверях молча и смотрела куда-то вниз, где среди осколков вазы что-то блестело.
- Мирочка, солнце мое, разве это не твои серьги? – спросила тетя Сара, прищурив ехидные карие глаза, - Те самые, которые с жемчугом и за которые ты прожужжала нам все уши, что пришлось их продать, чтобы заказать Яше новый смычок и струны из самой Италии от знаменитого мастера, шоб он был здоров! Потому что Яша занимается так много и так сильно, что изорвал все струны дедушкиной скрипки, а смычок стал похож на старую метелку нашей бабушки Фаи. И что ты мне сейчас будешь говорить, что этот итальянский мастер был так счастлив игрой Яши, что вернул тебе серьги обратно?

Яков поднял голову. Мира Марковна стояла в дверях, глядя прямо перед собой, а в глазах застыло странное выражение. Одной рукой она то сжимала, то отпускала край шелковой шали на груди.
- Ну-ка, сынок, дай поглядеть на твою скрипку, - решительно потянулся к футляру дядя-Боря-позор-семьи.
Яша кинул беглый взгляд в приоткрытый футляр и увидел, что на инструменте, который лежал на выцветшем зеленом ложе из побитого временем бархата, не было ни одной струны.

Он не знал, что еще много лет назад к Мире Марковне пришел старый Рабинович и попросил не мучить сына музыкой, потому что «когда бог раздавал всем хорошим мальчикам скрипки, этот шлимазл стоял в совсем другой очереди». Тогда она со злости чуть не проткнула смычком и Рабиновича, и своего доброго мужа Сему, сняла со скрипки струны и решила подождать, пока Яша это заметит.
Но он не заметил.
Постепенно Мира Марковна его простила.
И даже ходила иногда посмотреть, как он играет в футбол.
А сегодня, в день спортивного триумфа сына, решила закончить со всей этой историей раз и навсегда.

Яша, на которого внезапно обрушилось понимание ситуации, на пару мгновений выключился из реальности, а когда включился в нее снова, дядя-Боря-позор-семьи стоял посреди кухни, тряс старенькой скрипкой, которая без струн казалась немой и беспомощной, и гневно вопрошал в сторону родни:
- И скажите таки мне, на чем играет наш гениальный мальчик? На вот этом дубовом бревне?

Родня ахнула, потрясенная одновременно коварством Яшиной семьи и богохульством по отношению к фамильной ценности. Дядя Боря, стремясь изо всех сил разделить титул Позора Семьи с кем-то еще, патетически взмахнул инструментом и вдруг выпустил его из рук.
Скрипка, похожая на вспугнутую ласточку, вспорхнула к потолку и полетела в сторону открытой двери балкона.

Яша, словно в замедленном кино, увидел озадаченную физиономию дяди Бори, расширенные глаза Миры Марковны, открытый в ужасе рот папы Семы, и тут же его подхватили и взметнули вверх древние инстинкты охотника, благодаря которым в ворота его команды сегодня так и не смогли забить ни одного мяча.
В тигрином прыжке он рванулся через всю кухню, успел подхватить скрипку и прижать ее к груди, как мяч, успел даже торжествующе улыбнуться, прежде чем свалился через перила шаткого балкончика со второго этажа.
-Яша!!! – закричала Мира Марковна так, что по всей улице с шумом сорвались с крыш голуби, и кинулась на балкон.

Ее сын лежал внизу среди некогда роскошных кустов гортензии, которые теперь пришли в полную негодность. Скрипка, целая и невредимая, покоилась сверху. Щека Яши была поцарапана, но он улыбался.
- Мама, я поймал! Ты видела, поймал! – крикнул он.
- Яша, если ты убился, домой не приходи, потому что я сама тебя убью, - простонала мама Мира сверху, нашаривая сердце поочередно то в правой, то в левой груди.
- Мирочка, не надо, ведь это наш сын, мы все решим, - испуганно бормотал папа Сема и совал жене валериановые капли.

А Яков Зальцман лежал на клумбе, ощущая, как сердито колются снизу стебли гортензии, как болит поцарапанная щека, как греют вывихнутую ногу последние лучи воскресного солнца, и был абсолютно и непередаваемо счастлив.