Кисель

Кисель, он же Киселёв Павел Александрович, каждую ночь мучился бессонницей. Раньше с ним такого не было. Теперь же… Он ворочался и крутился на шконке, затыкал уши, пытался считать то овец, то баранов, а сон не шёл. Не шёл потому, что в голове Киселя прочно засел вопрос, который кто-то когда-то назвал «русским»: что делать? Как жить дальше?

В прошлом месяце Кисель разменял седьмой десяток. Вот тогда-то и задумался впервые и всерьёз о своей будущей жизни. Очередной срок скоро заканчивается. Ещё три месяца привычной жизни, и – свобода. «А что там? - думал Кисель, - вздохну свежего воздуха, потом встречу знакомого кореша, потом.. Потом будет так, как уж было пять раз. И снова ходка? Снова суд, зона, шконка, решётки на окнах, двор с колючкой по периметру? Надоело. Устал». А его внутренний голос ему противоречил: «Ну, и что, что снова зона, снова кореша. Тут тебе всё понятно, всё ясно и привычно. А кому ты нужен там, на воле? Кто тебя ждёт? Где будешь жить? На что будешь жить?» От таких вопросов сон напрочь отлетал, голова раскалывалась, и Кисель отвечал сам себе:: «Никто меня не ждёт, никому я не нужен. Выйду на волю и буду бомжевать. Долго ли?» Он вспомнил, что первый раз сел за неуплату алиментов, потом – помог дружку стырить тёс со стройки, куда устроился работать после освобождения, потом… Не помнил уж Кисель, за что сел потом…и потом.. Но он точно решил, что больше сидеть не хочет, не хочет помереть тут, чтоб похоронили его в целлофановом мешке под крестом с номером. «Хочу на волю», - еле слышно, но твёрдо сказал Кисель. И, приняв такое решение, быстро уснул.

На следующее утро, когда отряд строем двигал по направлению к столовой, Кисель постарался прочитать бумагу на Доске объявлений, но глаза подвели, и объявление осталось непрочитанным. «Но ведь что-то там написано? - мучился Кисель. – Может, что-то важное и как раз для меня?» Поэтому на обратной дороге он задержался у объявления, из которого и узнал, что в колхоз «Путь победы» соседнего района требуются пастухи и сторожа на животноводческую ферму. «Может, это судьба? Может, это ответ на мои вопросы?» - думал Кисель. А через два дня он сказал «гражданину начальнику», что хотел бы попытать счастья в колхозе «Путь победы» соседнего района.
 
- Если только возьмут они меня,- добавил он смущённо, теребя в руках видавшую виды шапчонку.
- Возьмут! - был ему ответ. – Их председатель часто у нас бывает, у начальника колонии. Вот приедет, мы ему и сообщим!  Он мужик добрый. Вот увидишь: сам же за тобой и приедет, как за министром!
Кисель, конечно, не очень в это поверил, но в душе его поселилась надежда на то, что в его жизни произойдут перемены к лучшему.

День освобождения Киселёва П.А. выдался солнечным, тёплым. Кисель получил справку об освобождении и вышел за ворота. Воля! Кисель сдёрнул с лысой головы шапку, утёр враз вспотевший лоб, глянул в небо, увидел плывущие облака, подумал, что они-то знают, куда им надо плыть. И вдруг услышал бодрый голос:
- Это ты что ль Киселёв?
- Я, - Кисель недоверчиво взглянул в сторону мужчины, окликнувшего его.
Перед ним стоял полный, похожий на сказочного Колобка, мужчина невысокого роста. Одет он был в кожаную куртку. Лицо его, круглое, щекастое, весёлое, было украшено пушистыми бакенбардами. У мужчины были голубые, как небо, глаза, и весь вид его располагал к себе.
- А раз ты Киселёв, то пойдём со мной, поедем на новое место жительства, - позвал мужчина и махнул рукой в сторону машины.

Молча Кисель сел в красную «Ниву». Мужчина, видно, председатель колхоза, ловко запрыгнул на переднее сиденье, и машина тронулась в путь. Кисель молча смотрел в окно на мелькавшие за ним поля, рощицы, лес. Председатель вдруг резко повернулся к нему и сунул ему в руки большой кусок варёной колбасы с хлебом:
- Подкрепись!
- Спасибо, - тихо ответил Кисель, подумав, что этот председатель, вроде, мужик нормальный.
Кисель и не заметил толком, как приехал в село – центральную усадьбу колхоза «Путь победы». Председатель выпрыгнул, как гуттаперчевый мячик, из машины и махнул Киселю, призывая следовать за ним. Они подошли к колхозному складу, из которого им на встречу вышла кругленькая, под стать председателю, женщина.
- Здравствуйте, Павел Николаевич! – весело приветствовала она председателя. – Чем помочь?
- Лично мне – ничем, а вот тёзке моему помоги: найди  одёжу, какую только сможешь, посудёнку подбери, а то весь его скарб в мешке уместился.
- Это куда же вы его определяете, Павел Николаевич? - мельком оглядев мужика, спросила кладовщица.
- В Выселках на ферме в Красном уголке поживёт, сторожить будет, - ясно и чётко ответил председатель.
- Это тогда же ему и постель надо с принадлежностями.
- Раз надо, то давай, - сказал председатель и вышел из склада.
Он обернулся к Киселёву и добавил:
- Тебя шофер на место отвезёт, всё покажет и расскажет, а завтра на работу: будешь скотину сторожить, коровок.
-  Спасибо вам, товарищ председатель! За всё спасибо! – Кисель до конца ещё не верил в то, что в его жизни что-то складывается и налаживается.
- Работай! Смотри: не подводи меня! – весело подморгнул Павел Николаевич.
- Не подведу! – ответил ему Кисель.
Кисель вдруг разом «разбогател»: кладовщица выдала ему матрас, подушку, одеяло, постельные принадлежности, сапоги резиновые, фуфайку, комбинезон, который полагался только механизаторам, чашку, ложку. Подумав, добавила в кучу добра дождевик и валенки. Но подумав ещё раз, валенки всё-таки убрала обратно:
- У тебя их моль сожрёт. К зиме получишь, - объяснила она.
- Спасибо, женщина! – с чувством сказал ей Киселёв.
- Валентина я! Здесь будешь – заходи, ещё чего-нибудь получишь. А ты куришь? – вдруг вспомнила она.
- Курю, как же!
- Тогда «Приму» дам, только молчок! Ой, вам же кто оттуда ещё и чаю надо.. Надо ведь?
- Да, надо.
- Чего же не просишь?
- Да как же просить-то? И так вон сколько дали! У меня столько добра лет тридцать не было.
- Ладно уж! Ты только больше…не озоруй! Живи себе! На воле-то поди лучше?
- А я и не знаю уж, как на воле-то..
Кисель вместе с шофёром перетащил в машину всё выданное ему добро, сам сел рядом с водителем, и они отправились в Выселки – так назвалась деревня, в котороё Киселю предстояло жить.

- Вот, блин! – воскликнул шофёр, - тебя же покормить надо, и он лихо завернул к зданию, где размещалась колхозная столовая. Повариха поворчала немного из-за того, что обед-то уж прошёл, но всё же дала Киселю поесть и сунула ему с собой буханку хлеба.

Честно говоря, Кисель и в самом сладком сне не мечтал о таком приёме, но Генка, водитель, словно прочитав его мысли сказал:
- У нас всегда так. Наш председатель – золотой мужик!

Генка помог Киселю обустроиться на новом месте и уехал по своим делам, пожелав новосёлу здравствовать. Кисель заправил кровать, разложил вещи, вышел на улицу и, закурив, огляделся вокруг. За прудом в садах утопала небольшая деревенька. А тут, где расположился он, находились помещения фермы, их было несколько. В них – коровы, их-то и надо стеречь.

На вечернюю дойку пришли женщины, они безо всякого стеснения рассмотрели Киселя и задали ему вопросы, которых было так много, что он замотал головой и, махнув рукой, убрался к себе, а женщины занялись делом.
Наутро у Киселя добра прибавилось: женщины принесли ему рубашки, майки, пару трусов. А ещё блины. А после дойки – молока, парного, ещё пахнущего коровой. Кисель закрыл от удовольствия глаза и сразу выпил большую кружку. И улыбнулся: ему впервые за много лет было хорошо.

Потекли дни тихой и спокойной жизни. Кисель сторожил коров, помогал на ферме, не ожидая, когда его позовут. Люди быстро привыкли к нему, делились с ним. Особенно сердобольными оказались женщины. Так что Кисель был одет и обут, сыт и доволен. Конечно, он часто оставался один, но одиночество не томило его, а наоборот было желанным, ведь он так долго был под надзором и присмотром.

В колхозе часто зарплату выдавали «натурой»: продуктами, например. А ещё колхозники выписывали себе телят, поросяток маленьких. Вот такой поросёнок оказался однажды и у Киселя.
- Зачем он мне?  Я с ним что делать-то буду? Не есть же мне его! Он же малой совсем!
- А ты его выращивай, а потом уж и съешь, - давали ему советы.
И Кисель стал животину «выращивать». Поросёнок привык к своему хозяину и свободному житью. Он, словно собачонка, повсюду бегал за Киселём, а когда тот уезжал в центральную усадьбу, ждал его и весело похрюкивал, только заслышав хозяйские шаги. Так Кисель перестал быть одиноким. Вечерами он часто рассказывал поросёнку о своём прежнем житье, всё чаще - о житье «до зоны». А жил он, Киселёв Павел Александрович, не где-нибудь «на задворках Российской империи», по его словам, а в Ленинграде.
- А ты знаешь ли, Хрен, что такое Ленинград? Откуда! А ведь это столица! Северная! Но лучшая! – начинал он. – А у меня там матерь с отцом похоронены. А я и не найду теперь, где это. А ведь у меня, Хрен, и семья была. Понимаешь ты? Семья! Жена была, Татьяной звали. А, поди, и зовут? Поди, жива она, моя Татьяна-то? Да, какая моя! Не моя она! Прогнала она меня. Говорит, без меня ей лучше, спокойней. А ведь у нас Светланка… Дочка. Забыла про меня Светланка. Да я, Хрен, не обижаюсь! Нет! Какой я отец? Божье наказанье!. А ведь всё же, Хрен, кровь… Светланка – моя кровь. Хоть бы взглянуть разок, пока жив. А ты, Хрен, хочешь на мою Светланку поглядеть? Да, куда тебе! Ты рылом не вышел, хоть и мой друг. А Светланка, она такая…хорошенькая, с косичками…была, сандалики красненькие, платьице светленькое, и вся она светленькая, моя Светланка –то. Увидеть бы. Хоть разок. Мне ничего не надо от неё, знать бы жива-здорова? Я её не растил, а увидеть хочу. Это, Хрен, кровь. Кровиночка.

Мысль о семье вновь лишила Киселя покоя и прочно засела в голове. Он точно знал, что он не нужен ни жене, ни дочери, но он загорелся увидеть их, и всё тут! На поездку нужны деньги. Немалые. А где взять? Не у председателя же просить? Он и так, как отец родной. Но где же взять деньги?
- Зарежь Хрена, а мясо продай! Я сам и куплю у тебя, - рубанул ему однажды Мишка, скотник.- Вот тебе и деньга! И занимать не надо. И вопрос решён.
- Пошёл ты знаешь куда! – взорвался обычно спокойный Кисель.
- Я домой пойду. А ты в Ленинград мог бы съездить, голова садовая! – Мишка с досадой плюнул под ноги и ушёл от Киселя.
Кисель ещё долго воевал в одиночестве, а мысль всё же поселилась в его голове.
А потом ему приснилась Светланка:
- Папа, зарежь Хрена! Я жду тебя.

И Кисель решился. Он поговорил с Мишкой и уехал в центральную усадьбу. А когда приехал, дело было сделано, мясо продано, деньги получены. Они лежали на столе, а Кисель думал, что это всё, что осталось от Хрена – его друга. И так было плохо Киселю, что он в этот вечер не ел, ночью не спал, а утром уехал в Ленинград.

А город был действительно прекрасен! Он стал ещё лучше за те годы, пока Киселёв не видел его. Это был его город. Или уже не его? Кисель долго бродил по улицам, сидел в сквере, потом, решившись, пошел к дому, который когда-то был его родным.
У дома он долго сидел на детской площадке, курил. Потом вошёл в подъезд, поднялся на третий этаж и позвонил в такую знакомую дверь. Звонок прозвучал резко, и Кисель вдруг ясно понял, что он зря затеял эту поездку: не нужен он тут. Дверь вдруг отворилась, и Кисель увидел Татьяну. Она поседела и вроде бы стала как будто меньше, но он сразу узнал её.
- Здравствуй, Татьяна! Это я приехал.
- Вижу, что ты. И что? Зачем приехал? Денег надо? Жить негде? А ты сам где был это всё время? Приключения всё искал на свою дурную голову? Проваливай! Нету тебя в моей жизни!
- Жильё у меня есть. И деньги есть. И не пропал я совсем. Добрые люди помогли. А Светланка где? Она как? Живая? Большая уж. Скажи, Татьяна, не томи меня. Мне больше ничего не нужно.
- Больша-а-ая Светланка! Тридцать годов! Сама мать! Внуки у тебя уж! Двое! Всё хорошо у неё, вырастила я её и без тебя, - с вызовом сказала Татьяна.- В командировке она, далеко.
В дверь высунулись две белые головёнки.
- Вот они, внуки твои: Сашка и Пашка, - нехотя сказала Киселёву бывшая жена.
- Внуки! – Кисель быстро сунул руку в карман, выгреб все свои деньги, отсчитал немного – на дорогу и сунул остальное Татьяне. – Купи им гостинцев. Очень я тебя прошу! Будь человеком! Купи!
Татьяна приняла деньги и закрыла перед Киселём дверь. Он постоял ещё немного перед ней, потом повернул к выходу.

Он опять долго сидел на детской площадке и курил. Он не увидел свою Светланку. Но она жива и здорова, она – мать. «Сашка и Пашка», - крутанулось в его голове. «Сашка и Пашка. Пашка! Пашка! У него есть внук с его именем! О нём думали! Его дочь о нём думала!» Мир раскрасился разноцветными красками, в груди стало жарко. Его дочь думала о нём! Он её не растил, зараза, а она дала его имя своему сыну. «Хрен, спасибо тебе и прости меня! У меня есть внуки! У меня есть Пашка! Спасибо тебе, Светланка! Живи с миром! И тебе, Хрен, спасибо! Теперь я знаю, что всё же не зря прожил жизнь!»

Кисель вытер мокрые глаза и отправился на вокзал. Он собрался домой. Там его ждала работа и люди, которые поверили в него.