Одиночество

О чём жалею всю жизнь, так это - не то сказала, не так ответила. Сглотнул хамство, промолчала на явную грубость, как-то неубедительно защитилась, словом, есть о чём жалеть. А что бы было, если бы ответила так, как надо? Наверное, думаю, всё бы было по-другому в моей жизни. Но кто-то сказал, что история не имеет сослагательного наклонения. Поэтому есть как есть. Единственное, что удалось так это, поздно, но всё же уходить из того, что не нравилось, правда молча. Причём не всегда это было легко, иногда просто отскребала себя частями, уползала, но главное потом не жалела, а наоборот, понимала, что сохранила себя.
Сильные люди об этом не говорят – делают. Злые и завистливые, очень часто эти качества характера не отделимы друг от друга, они просто пользуются этой ситуацией, которую добивались, вынуждая уйти, потом выставляя себя мучеником и брошенной сироткой. 
А было это так…
Очень давил обступающий почти вплотную к рабочему посёлку лес. Всё несколько настораживало здесь: и снисходительное отношение коллег, и настороженное и даже враждебное внимание местных жителей. Но это можно было объяснить тем, что боязнь за уже утвердившееся положение любого из них, заставляла защищаться, хотя никто им не угрожал. И только некоторые из них, смотрели сочувственно, понимая, что как-то нелёгкая тебя занесла сюда.
Невесело и сиротливо было ей здесь, но другого не было, поэтому, убедив себя, что всё это от избалованности, что фактически жизни ты не знаешь, роешься, в конце концов ты это выбрала сама, поэтому продолжала здесь жить, фактически не имея ни одной родной души, надеясь, что все трудности преувеличены, всё хорошо, кругом же люди. Именно поэтому попала в это семейство, в котором не только жить, но и рядом существовать опасно. Внешне было всё благочестиво, особенно его мамаша старалась придать этой благочестивой жизни вес. И чем больше ты укрепляла благополучие семьи: сделали ремонт квартиры, купили новую мебель, приобрели один, второй парник, купили машину (ты взяла кредит на себя), потом взяла кредит на квадроцикл, чем больше росло материальное благополучие, тем выше задирался мамашин нос, и всё больше оттопыривалась нижняя губа, придавая ей бОльшую важность. Лениво растягивая слова, рассказывала   всем, что у сына дом – полная чаша. Надо сказать, что до этого безумного брака, он совершенно погибал, алкоголик, последнее отцовскую лодку пропил.
О нём не хочется вспоминать: просто брезгливое чувство скорей к себе. Больше обвиняла себя: не умеешь ты ценить семью, надо понимать, что семья – это не романтика, это ежедневный труд: уметь отстоять свои права, уметь ответить вовремя, поставить людей на своё место, и не удивляться наглости, а умерить их претензии, которые никакого отношения не имеют ни к тебе, ни к твоей семье. Ушла с одной сумкой в руках, до сих пор в глазах жалкое его лицо, как ему страшно: вдруг всё заберёт. Как оправдалась перед собой? Лежачих не добиваю. Осталось ещё чувство вины, которое  три года терзало, даже пыталась вернуться в не её мир, не принятой и не понятой.
 Но однажды вдруг всё изменилось, что-то щёлкнуло внутри. Начала смело смотреть людям в глаза, отвечать, а то и отчитывать за бестактное вмешательство в твоё и твоей семьи пространство. Это оказалось несложно, и, конечно, это подвигом не назовёшь, но что-то героическое всё же в этом есть. Что произошло, трудно наверняка назвать причину, но, видно, как и любое чувство, оно должно вызреть, а потом родиться.
Это произошло не только по отношению к нему, но и ко всем. Не отводишь, досадуя на свою нерешительность, глаза, когда сталкиваешься с явной наглостью. А говоришь, глядя прямо  в глаза. Что мешало сделать это раньше. Думаю, что трусость. Эту трусость называют по-разному: кто интеллигентностью, кто тактичностью. Теперь точно знаю, ничего общего ни с тем, ни с другим не имеет.
 Будет ли работать это убеждение всегда? Думаю, что надо каждый раз преодолевать в себе эту трусость. «Я по капельки выдавливаю из себя раба,» - сказал А.П. Чехов.
Когда оно появилось? Думаю, ещё в детстве, когда мама говорила, что скверный у тебя характер, называла странным словом «еретник». Хоть и сопротивлялась, но где-то запало. Великое дело – воспитание.
Что ещё мешает жить? Мечтание. Это ещё одна форма трусости. Даже то, как бы ответила, но ведь не ответила. А ещё желание быть хорошей, удобной, всё понимающей.
Думаю о Маяковском. Почему такая громада дала себя задавить? Почему такие не живучие, а Лилия Брик, хрупкая и негромкая, живучая. Ведь так жить нечестно. Поэтому он слишком хорош для этого мира, чужой. Она в своём мире – нечужая. 
Невесело. Мне сказали, что мои новеллы слишком безнадёжны. «Мне все-таки хочется надежды».
Надежда как мотивация, как стимул продолжать жить. Это правильно, но есть ещё слово в русском языке о б н а д ё ж и т ь. Оно более честное. Но с ним совсем не живётся в этом мире. С ним умирается легко.
Итак, несмотря на то, что нашла то состояние, которое освободило, но поняла и другое, что никакого единение быть не может. Слишком все о себе. «Два человека разговаривали друг с другом, но каждый говорил для самого себя» (Эрих Мария Ремарк) И это не о разговоре, это о жизни.