Алый палантин

«Можно пожертвовать длиной рассказа ради его свежести». С этой мыслью я выехала из Закопане, где прожила уже неделю, в Краков, чтобы написать маленький рассказ. В этом городе доживал свой последний год Станислав Лем, и ещё до того, как очутиться в горах, я надумала вернуться сюда.
Между началом и концом рассказа прошло более пятнадцати лет. Удивительно, ведь это единственный текст, который я писала больше одного дня. Я не обладаю даром создавать фрески во времени, попадать в тон вчерашнего оттенка, как старые итальянские мастера, взвесив нужное количество краски на краю ножа. Сейчас такие номера в России позволяют себе делать только неонатологи, взяв младенца на руки, они могут с погрешностью в тридцать-пятьдесят граммов угадать его вес.
Итак, с группой туристов, уставших от горных лыж, мы выехали из города, где создавался «Солярис», в Краков . Шла неделя уже нашего православного Рождества, дома с острыми треугольными крышами для лучшего скольжения снега и ярко украшенные улицы. Несколько часов нас водила по городу экскурсовод, красивая дородная полька в пальто василькового цвета, с такими же глазами. Мы были на холме Вавеле, резиденция польских королей, где меня очень удивили снопы, под которыми спали розы, и водостоки с драконовыми пастями. Мы зашли в Мариацкий костёл на Рыночной площади. Само убранство его после соборов Святого Витта в Праге и Святой Барбары в Кутна Горе воображения не поражали, зато мы были вознаграждены хейналом – сигналом точного времени, который когда-то звучал как набат при пожаре или нападении врагов.  В конце прогулки мы оказались в еврейском квартале Казимеж, здесь все рассыпались, прежде пообедав в столовой.
На Флорианскую улицу я выбиралась сама. Свободного времени было четырех часов, и чтобы не плутать хаотично, как делали это сюрреалисты Парижа, я поставила себе цель купить в Кракове алый палантин. Чтобы не заблудиться, я всё время ходила по Флорианской, по её длине в триста тридцать пять метров, связывающей костёл Святого Флориана и уже упомянутую Рыночную площадь, и по перпендикулярным ей улицам. В Сукеннице я купила рюмки из знаменитого разноцветного стекла, здесь есть и его музей, много музеев, но я решила никуда не заходить, а во что бы то ни стало купить алый палантин. Обойдя ряд магазинов, я так и не нашла его.
День был холодный и по Флорианской, похожей на коридор, гулял сквозняк. Откуда-то шла колонна молодых поляков, все одетые в серое, видимо, из колонии. Потом я увидела двух пожилых монашек, они что-то обсуждали, и тут я вспомнила, что в Кракове ждут Папу. Ему оставалось жить три месяца. И поляки надеялись, что Иоанн Павел, их Кароль, вернётся в этот город уже навсегда. В Вавельский кафедральный собор, где он, двадцатилетний, молился, когда на город падали первые бомбы.
Несколько раз в своей жизни он избежал верной смерти. В первый, когда спасся от фашистов, мог попасть в концлагерь, но избежал этого, так как работал на каменоломне «Солвай» близ Кракова, потом на химическом заводе этой же компании.
А уже в сорок пятом, сославшись на то, что ему нужен переводчик, ему помог бежать майор СМЕРШ-а Василий Сиротенко, вопреки приказу Сталина расстрелять всех семинаристов. Так Папа выжил– между Сциллой и Харибдой, но наступило 13 мая 1981 года, когда в Риме на него было совершено покушение уже турком Мехметом Али Агджи. Есть те, кто до сих пор уверен, что нападение было организовано КГБ, ведь Папа ненавидел коммунизм, таким образом, венчая собой антикоммунистическую иерархию католиков, внизу которой оказались три юных португальских пастушка из «Фатимских явлений Девы Марии».
...Когда я петляла по кривым улицам Кракова и искала алый палантин, старалась не думать о том, что услышала от матери – у отца участились приступы и один раз, когда он переволновался после звонка генерала, его бывшего начальника, который умирал от онкологии, у него из носа хлынула кровь. Тогда я в сердцах сказала матери: «Боже, он сам уходит, но зачем он тащит туда отца?» Я думаю, что разговор был о прошлом, о том, как рухнула страна, коммунизм, как перебивают хребет армии.
Алый палантин я нашла где-то в невидимом с улицы магазине, для этого нужно было почти протиснуться в узкий проём. Быстро купив красивый шерстяной платок, я поспешила вернуться на место нашей скорой встречи – пора было возвращаться в Закопане. А через несколько дней домой, в Москву.
Через месяц, на 23 февраля, я ехала в Сибирь, захватив бутылку армянского коньяка и буханку бородинского хлеба, отец любил его, здесь же чёрного хлеба тогда не было. Но так получилось, что в день моего приезда у него один за другим стали отрываться тромбы, а в День Советской Армии я, в норковой шубе и алом палантине, уже хоронила его.
А Папа Римский умер через два месяца.
Больше десяти лет я смотрела на этот алый палантин и не носила его, и  решила подарить его своей рыжеволосой подруге Алисе А.
В то время она была увлечена своим дачным хозяйством и по несколько штук постила своего любимого петуха Петруччо. Я отписалась от её новостей.
Как-то я увидела, что она удалила меня из своей ленты. Как мне потом позже объяснили, она выбросила меня из жизни за то, что я не читаю её постов и не принесла ей соболезнование, когда умерла её мать.