Мертворожденный

Много лет назад в дагестанской ветке  одной социальной сети я опубликовала "Открытое письмо в защиту Расула Мирзаева". Это было громкое дело, и я была на стороне спортсмена. Я не знаю, как бы я оценила это дело сейчас, там было очень много подводных течений, но решающим для меня был тот факт, что подругу Мирзаева Аллу оскорбил представитель так называемой золотой молодежи. Тогда я и познакомилась с одним аварцем, звали его О.Г, и тогда он проживал в Иордании. По тем словам, что он успел мне сказать, было понятно, что ум его незауряден, во взгляде на фотографии чувствовалась харизма, напор кавказца. Оказалось, он был с равнинного Дагестана, покинул дом и мать, к которой был очень привязан, так как в Дагестане ему было очень тесно.
У нас началась отрывочная переписка, она ни к чему не вела, но этот нерв аварца поддерживал во мне ощущение, что я ему нравлюсь.
Прошел год, и он оказался в Москве. Так получилось, что из Иордании его депортировали за нарушение визового режима, и он приехал то ли погостить, то ли пожить к брату, который был уже женат и имел ребенка.
Однажды О. написал мне, что он в Москве, хочет увидеться. Стояли морозы, и мы с ним встретились в метро, я увидела хорошо сложенного мужчину, атлета  с бледными голубыми, как будто выцветшими от постоянного пребывания на аравийском солнце глазами. Из-под меховой шапки выбивались светло-ржавые пряди волос, такой тип аварцев иногда схож с армянами, но у него был тонкий красивый нос.
Мы пошли в кафе, и с ним была с первой минуты какая-то легкость. Я была тогда не свободна, но совесть меня совсем не мучила. К тому же я считала, что это приятельская встреча в кофейне и за ней ничего не последует.
Он заказал мне чашку кофе, пирожное, и мы сели за маленький столик в тесном пространстве, сразу оказавшись друг к другу очень близко.
Тут я рассмотрела его, и он мне нравился. Мягкие интеллигентные манеры, которые он выработал в себе сам, поскольку был из простой семьи, красивые руки с тонкими длинными пальцами, впрочем, очень изнеженные, не привыкшие к грубому мужскому труду.
Разговор шел, кажется, о политике, он в ней блестяще разбирался, в ситуации на всем Ближнем Востоке. Как я поняла, арабы его уважали, он знал и английский, и арабский.
Когда градус разговора понижался, мой собеседник начал зевать. В морозы люди часто чувствуют себя оглушенными, с низким давлением, которым нельзя поднять даже кофе. А только сном, которые в наши зимы накануне Крещения наваливается как морок. Ему было тяжело сохранять романтический флер нашей встречи. Так он вспыхивал и гас, потом снова в глазах его зажигался огонь желания, который он распалял в себе.
В душевном смятении и понимании того, что меня поймали, я ехала домой, и мы писали друг другу чувственно обостренные письма. Мы говорили не только о политике, он мог поддерживать темы искусства и религии, и вот однажды через несколько недель мы снова встретились в кафе, где разговор привычно пошел о политике в Сирии. Потом он стал говорить о том, что где-то на Востоке в христианской стране есть секта, где даже старцы поклоняются девственнице. Его сознание будто выбрасывало крючки и горело только в этих разговорах, в других он резко обвисал, скучал и начинал беспрерывно зевать. Меня это даже не оскорбляло, я понимала, что дело не во мне, а в нем выбита сердцевина. Но был ли он когда-то травмирован, что ничего в нем не вызывало интерес, кроме политики и секса.
Так были какие-то встречи и он умело распалял меня, но однажды я просто посмотрела на него и увидела, что он ничего не чувствует, это была какая-то тень, долетевшая с Кавказа, который так обожали русские, когда уходили туда воевать с горцами. Он просто желал ничего не чувствуя и даже не пытаясь это скрывать. Один мой знакомый армянин, друживший с кавказцами, сказал мне, что в аварском и в чеченском языке нет слова "любить", а только "желать". Но я тогда не поверила в это, потому что знала, что дело не в словах и не в ментальности, а только в нем.
Мы расстались, так и не войдя в эту воду, и его это злило, а я просто выжгла его в себе, точнее, нежность моя просто скисла так, что не произошло закисления ни души, ни тела.
Он несколько раз с промежутком в год-два звонил мне и говорил, что он рядом, что едет ночью мимо меня и хочет заехать. Наверное, для него это было делом его ущербной придуманной чести или что-то еще. Но развязка произошла в одном ночном чате, когда он пришел и снова попытался мучить меня, разжигать чувственность в чем он был большой мастер, но я просто сказала ему: как ты живешь? Ты же ничего не чувствуешь!
Это разозлило его, и он вошел в какое-то бешенство и стал говорить:
-Да, я ничего не чувствую! Да, я урод моральный, ты думаешь, я этого не знаю, не понимаю??
Меня это так ошеломило, просто в этом бытовом и будничном чате произошло для меня какое-то откровение, что яркий молодой кавказский мужчина с большим талантом и умом знает о том, что мёртв, и что помочь ему невозможно.